24.04.2007

ОСТРОВ ДЕМОКРАТИИ И ОСТРОВ ПОРЯДКА

Тайвань и Сингапур: географические «близнецы» и политические антиподы

РПМонитор начинает публикацию цикла бесед Романа Багдасарова и Юлии Ларионовой с известным ученым-синологом Владимиром Малявиным. В.В. Малявин, автор около 30 монографий, преподавал в университетах Франции, США, Китая, Японии. Его последние книги «Китай управляемый: старый добрый менеджмент» (2005) и «Империя ученых» (2006) вызвали большой резонанс в экспертном сообществе РФ. В настоящее время В.В. Малявин – руководитель Института по изучению России при Тамкангском университете (Тайвань).

– Владимир Вячеславович, Вы возглавляете Институт по изучению России при Тамкангском университете Тайваня. Каковы особенности политического режима, существующего в этой стране?

– В Юго-Восточной Азии, в китайско-конфуцианском цивилизационном ареале Тайвань, пожалуй, единственная страна, политический режим в которой можно обозначить как «реальная демократия». Реальная демократия в том смысле, что существует две партии, два политических лагеря, обладающие примерно одинаковым весом и жестко контролирующие друг друга. Причем только в случае Тайваня двухпартийная система дозрела до своей высшей фазы, превратившись во взаимную слежку начальствующих персон друг за другом.

Крупнейший скандал такого рода начался с обвинения президента Чэнь Шуйбяня в растрате 450 тыс. долларов из его специального президентского фонда на непонятные нужды. Далее посыпались обвинения в коррупции, а зять президента Чжао Цзяньмин (Chao Chien-ming) вообще сел в тюрьму. Знаете за что? Не поверите! За инсайдерство на бирже. Он просто торговал скрытой информацией будучи членом правительства – кого будут «сливать», кого «поднимать» и так далее. На зяте претензии к президенту не завершились, потом обвинили его жену в том, что она покупала на деньги из фонда какую-то бижутерию. Осенью прошлого года в стране шли миллионные митинги. Тайвань не такой уж и большой, а тут – двухнедельная сидячая забастовка перед Дворцом президента. Телевидение в он-лайн режиме транслировало «Тайбэйское шоу».

Но и гоминьдановская оппозиция тоже не чувствует себя спокойно. Президентские сторонники обвиняют мэра Тайбэя и лидера Гоминьдана в том, что он, оказывается, из своего фонда тоже «растратил» 40 тыс. долларов. Выясняется, что какие-то текущие расходы на офисное оборудование, канцтовары, какие-то фрукты для аудиенции оформили одним ордером – нарушение финансовой дисциплины. Следовало каждую покупку оформлять отдельно, а его секретарь сэкономил время…

Все эти скандалы в итоге ведут к параличу власти, который длится уже довольно долго. Президент не может протолкнуть ни один закон без санкции парламента, который с небольшим перевесом голосов контролируется Гоминьданом. В свою очередь, гоминьдановские законы президент также не утверждает. Кроме того, многие законы не принимаются парламентариями из боязни «обидеть» какую-либо категорию избирателей. Даже проблемы экологии стимулируют новый виток противостояния. В качестве примера приведу ситуацию с рыбными ресурсами. Давно уже муссируется вопрос, что следует запретить рыбную ловлю в прибрежных водах. Однако очевидно, что рыбаки выступят против. Если же наперекор им продавить закон об охране природоресурсов, то рыба-то сохранится, но вот рыбаки проголосуют против инициаторов законопроекта… В итоге обсуждение практически каждого закона протекает по схожему сценарию: политики опасаются испортить отношения абсолютной с любой (сколь угодно малочисленной) группой избирателей, поскольку на выборах все может решить преимущество в 0,02 процента (с таким отрывом, к примеру, избран нынешний президент). Таким образом, на счету буквально каждый голос.

– В чем смысл политической борьбы на Тайване? Какие цели преследуют президент и оппозиция?

– Сейчас жители острова не могут договориться между собой, кто они такие. Гоминьдан настаивает, что китайцы. Речь, разумеется, не о том, что Тайвань это часть КНР, а о включенности в русло китайской цивилизации. Противники Гоминьдана говорят, что островитяне – отдельная нация, у них имеется тайваньская идентичность, и что китайцы тайваньские отличаются от континентальных китайцев. Сейчас сторонники «тайваньской идентичности» переписали в соответствии со своими теориями школьные учебники, идет сильнейшая пропаганда, призванная цементировать создание новой тайваньской нации.

Все это немного забавно для постороннего наблюдателя. Ведь борцы за автономную идентичность утверждают, что китайский переселенец якобы забыл своих предков и стал островитянином, даже составляет одно целое с аборигенами. Аборигены же Тайваня, как известно, не просто другая народность, они принадлежат к другой расе – австронезийской. Однако в контексте политической нации, они, получается, имеют общих предков. Эта идея очень важна для противников китайской идентификации, и отказываться от нее не собираются ни под каким видом.

– Создается впечатление, что этот странный взгляд был порожден желанием атнигоминьдановской оппозиции обрести себе место в истории, никак не связанное с деятельностью Чан Кайши.

– Давайте проследим, как все происходило. После смерти сына Чан Кайши, Цзян Цинго, преемником был назначен тогдашний председатель Гоминьдана Ли Дэнхуэй, который в течение десяти лет был президентом. Во время его президентства Тайвань демократизировался. Потом ему пришлось уйти, его даже с позором изгнали из Гоминьдана. Однако Ли Дэнхуэй довел дело до передачи власти так называемой политической оппозиции – Национальной Прогрессивной Партии (НПП).

Процессы демократизации начались в 1987 году, когда отменили Закон о чрезвычайном положении, запрещавший свободу политической деятельности. Новая партия «поднялась» на волне критики Гоминьдана. Оппозиционные силы обвиняли Гоминьдан в преступлениях прошлых лет, многие из которых стали уже достоянием истории – например, в так называемом «белом терроре» конца 1940-х годов… Сейчас, разумеется, Гоминьдан «перековался», признал ошибки и реально претендует на власть. При этом его противники, демократы из НПП оказались довольно слабыми управленцами, и вдобавок – профессиональная болезнь демократии – весьма склонны к той же коррупции.

В конечном счете, можно сказать, что современная демократия образовалась на Тайване из одного принципиально спора. Китай – или нет? На фоне ожесточенного политического противостояния перед каждым возник вопрос: кто я? Тайванец или китаец? Именно на этой фундаментальной проблеме консолидируется, как ни странно, политическая жизнь острова. И вот парадокс: повод для раздора стал центром кристаллизации жизни общества. Потому что тайваньцам предстоит самоопределение. Они сейчас находятся в процессе идентификации себя. Этот вопрос нельзя решить ни голосованием, ни законопроектами.

Один тайваньский писатель нашел очень интересный образ, раскрывающий эту проблему, назвав свою родину «сиротой Азии». Кто такой сирота? Невольно вспоминается вольтеровский «Китайский сирота», который выступает как образец для подражания. Но сирота не причастен к семейной истории, нет у него и семейного воспитания. Только генетический материал.

– В Юго-Восточной Азии есть другой «китайский остров» – Сингапур, где «демократические эксперименты» еще не проходили.

– Да, в Сингапуре сохраняется авторитарный режим, практически все места в парламенте заняты Партией Народного действия (ПНД): она там держит больше 90% кресел. Противникам же режима пока ничего не светит. Раньше их сажали непосредственно за политическую деятельность, теперь – за клевету. Если оппозиционер обвинит какого-нибудь министра в хищении, его будут судить за клевету или подорвут финансовое положение так, что тот попросту исчезнет с политической арены.

Сингапур – полицейское государство, но при том процветающее. Возможно, его опыт – это вообще ключ к пониманию восточного капитализма. Очевидно, что, когда мы произносим слова «полицейское государство», «авторитаризм» или «рынок», даже «либерализм», в отношении Востока, то за ними стоит нечто иное, чем на Западе.

Если понимать под либерализмом рыночную экономику, то она присутствует в континентальном Китае (а тем более – в Сингапуре) в гораздо большей степени, чем у нас. При этом экономический либерализм сочетается с авторитарной политической структурой, которая, однако, не воспринимается населением как нечто, подавляющее его естественные права. Она имеет цивилизационные основы, а не идеологические. Конечно, идеология оформляет ее, но весьма слабо. С европейской точки зрения, институты власти в китайском обществе могут показаться довольно неустойчивыми. Однако они чрезвычайно эффективны, потому что цельны и систематичны как явление цивилизации.

Любопытно, что Сингапур сейчас является официальным примером для подражания в континентальном Китае, о чем неоднократно заявлял нынешний председатель КНР Ху Цзиньтао.

КПК, в самом деле, есть чему поучиться у ПНД. Активность внутри ПНД строится совершенно на иных основаниях, чем у партии, озабоченной борьбой за выживание в парламенте. Не имея политических конкурентов, Партия Народного Действия представляет собой машину для выдвижения талантливых людей. Это главный фактор стабильности сингапурского общества. Через партийные структуры происходит выброс наверх лучших профессионалов, которые занимают ведущие должности в государственных учреждениях. Не забывается и социальная политика: ПНД реально строит дома, выдает пособия, следит за порядком. И точно так же, как коммунисты в Китае, они успешно достигают важных социальных результатов.

Продолжение цикла бесед с В.В. Малявиным будет в ближайшее время опубликовано на РПМонитор.

Количество показов: 2803

(Нет голосов)