21.06.2007

Роман Багдасаров, Александр Рудаков

СЕВЕРНАЯ СТОЛИЦА: АРХЕТИПЫ И МИССИЯ

Град Святого Петра на скрытой оси мировой истории

На наших глазах Санкт-Петербург превращается в крупнейший экономический и энергетический центр Евразии. Нам знакомо парадное, героическое, даже литературное лицо Северной столицы, но каков ее сакральный облик? Какие идеи, кроме пресловутого «окна в Европу», лежат в основании одного из красивейших городов Земли? Имеют ли они естественно-научное основание? Как отражены в психофизиологии петербуржцев, коренных жителей города?

Роль Петербурга в российской истории уже давно стала предметом идеологических споров. Для одних Петербург – бастион Европы перед лицом «дикой азиатчины». Для других – чужеродная конструкция, отнявшая первенство у древней Москвы. Для геополитика-евразийца Петербург – «атлантистский форпост», знак торжества «воды» над «сушей». Для либерала-европоцентриста – символ прогресса и приобщения к мировой цивилизации, разрыва с косностью, архаикой, исторической инерцией.

Как бы то ни было, в основе жесткой оппозиции противоречивых мнений лежит одна и та же мысль: Петербург – культурный плацдарм иной цивилизации, не имеющий ничего общего с исконной государственной традицией Руси. Нам предлагается только решить, хорошо это или плохо. Однако, быть может, все не так плоско, как кажется на первый взгляд.

 

РУССКИЙ КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Священный архетип, который воплощает собой Петербург, восходит к эпохе, когда не было ни «Азии», ни «Европы» в современном понимании, а надо всем возвышалась лишь одна Универсальная Империя и ее столица. Точнее, две столицы – Рим и Константинополь. Именно их образы и соединяет в себе Город Святого Петра. Идея о «Москве – Третьем Риме» общеизвестна. Так же общеизвестно, что реальные черты Рима столица России приобретает лишь в петербургский период. «Коль ты прекрасен, Град! Ты Риму стал подобен», – напишет в 1756 году молодой Андрей Нартов.

Мысль о том, что Петр I сознательно противопоставлял Петербург Риму (центру католического папства) высказывалась неоднократно. А вот с Константинополем Петербург редко ставят в один ряд. Между тем, Санкт-Петербург сразу проектировался как мировая имперская столица, восполняющая потерю Царьграда. Более того – инициирующая процесс его возвращения. После Гангутской виктории (1714), в присутствии иностранных посланников, Петр декларирует основную цель создания Петербурга – реставрацию Эллинистического периметра: «Историки говорят, что все науки были сосредоточены в Древней Греции. Изгнанные оттуда превратностями времен, они распространились в Италию и затем по всей Европе… И мой разум почти предвещает, что науки когда-нибудь покинут свое прибежище в Британии, Франции и Германии, придут и на столетия поселятся среди нас. А после, возможно, вернутся в свой исконный дом – Грецию».

Культ Константина Великого должен был играть важнейшую роль в репрезентации нового города. В иконостасе Петропавловского собора помещают икону равноапостольного царя. Планировалось установить и гигантскую статую непобедимого христианского императора. Ее модель хранилась у наследников первого городского архитектора Доменико Трезини (ок. 1670–1734) [1].

В исторических известиях начала XVIII века приводятся многочисленные параллели между рождением Константинополя и Санкт-Петербурга. Так же как Константин перед закладкой Царьграда, Петр, выбирая место для столицы, видит парящего орла. Поскольку это произошло накануне Пятидесятницы, орел однозначно воспринимался как знамение Святого Духа. Отыскав гнездовье геральдической птицы, Петр начинает копать ров, куда помещает ковчег с мощами апостола Андрея Первозванного, первокрестителя Руси.

 

ВЕНЕЦИЯ И ВЕНА

Еще менее известными, чем Константинополь, являются два других образца, учтенные при строительстве новой столицы – Вена и Венеция. Эти города, в основе которых неслучайно лежит имя славянского племени венедов [2], тоже выступали преемниками Царьграда. Вена воплотила в себе имперский центр (столица Империи Габсбургов, сделавших двуглавый орел символом своей власти). Венеция унаследовала морскую и торговую функцию Константинополя, да и сама была основана выходцами из Византии.

Известно, что во время заграничного вояжа русский царь планировал посетить Венецию. Поездка туда Петра (через Милан и Падую) описана в ряде изводов его путевого журнала. Венеция – прототип города на воде, структурируемого системой каналов. Поэтому на нее, а не только на Амстердам, где он обучался корабельному мастерству, ориентировался Петр в своих замыслах градостроителя. Автор «Точного известия о… крепости и городе Санкт-Петербурге» (1713, 1718), пастор Симон Дитрих Геркенс, приводит слова Петра, что тот намеревается создать «вторую Венецию».

Голландские параллели в Петербурге несли чисто функциональную, отнюдь не ценностную нагрузку. С «Новым Амстердамом», имея в виду цитадель столицы Нидерландов, Петр сравнивал не сам город, а его входную крепость Кроншлот (позднее Кронштадт). А «Новой Голландией» называл район верфей, где хранился лес для кораблестроения.

Что же касается главных зданий Петербурга, то в их строительстве Петр и его преемники ориентировались почти исключительно на итальянское зодчество. Так, образцом для Адмиралтейства послужили чертежи Арсенала Венеции, которые Петр распорядился достать. Непосредственно из Венеции для украшения Петербурга привезли множество статуй и даже целую мраморно-алебастровую беседку.

Интересно, что после основания Петербурга Вена и Венеция постепенно теряют свое значение и блеск. Каналы и мосты Венеции кажутся игрушечными в сравнении с масштабами «Русской Венеции». Театры, дворцы и парки Петербурга не уступают венским, а если быть честным, то превосходят их по красоте и роскоши.

 

АЛЕКСАНДРИЯ И ФИВАИДА

Еще одним архетипом Петербурга стал Египет. На это иногда обращают внимание, но не углубляются в смысл.

Восхищенный зданиями, появившимися на Васильевском острове (который принадлежал Александру Меншикову), Петр «задумал построить там новый, блестящий и большой город, причем весь из камня и кирпича… Желая сделать князю приятное, он хотел назвать этот город Александрией», – записывает Обри де ла Мотрэ в 1726 г. Однако не стоит чересчур доверять мотивации, приведенной французским путешественником. Дело заключалось, не столько в имени самого «светлейшего князя», сколько в имени его святого патрона. Перенос мощей благоверного кн. Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург двумя годами ранее, демонстрировал преемственность российской армии с воинством Древней Руси.

С другой стороны название «Александрия» воскрешало память об оплоте эллинистической культуры в Египте, об Александрийской библиотеке. Стремительное прирастание Петербурга книжными и музейными собраниями отмечено всеми гостями-европейцами. В эпоху Петра Египет воспринимался не столько через царства древних фараонов, сколько сквозь призму Александрии, эллинизированного Египта Птолемеев, сквозь христианскую культуру александрийских патриархов, богословов и монашества.

Египетский стиль выражался не в одном внешнем дизайне (знаменитые сфинксы, обелиски), но и в самой сути российской политики. Главными чертами Египетского царства были цивилизованность и миролюбие. Из всех европейских держав это сочетание в полной мере унаследовала лишь Россия, в которой народы Европы опознали в XIX столетии долгожданную стабилизирующую силу.

Изначально строившаяся как универсальный центр, архитектура «Северной Фиваиды» программировала историческую роль России – арбитра и «воспитателя» Европы, расколотой амбициями национальных государств. Идея Священного союза, восходящая еще к Павлу I, воплощенная на практике Александром I после победы над Наполеоном, и проводимая в жизнь Николаем I вплоть до Крымской войны, безусловно, была наиболее успешной попыткой умиротворить Европу, оградить ее от бесконечных войн, перекрестных территориальных притязаний. Стабилизирующая миссия не исчезла в период СССР. Она и сегодня остается отличительной чертой международной позиции России.

 

ЛИНИЯ АПОСТОЛА АНДРЕЯ

В историческом сказании «О зачатии и здании царствующего града Санкт-Петербурга» особо подчеркнута роль села Друзино (Грузино). По церковному преданию, апостол Андрей, посетив киевские холмы и Словенск (предшественник Новгорода), пророчески водрузил свой жезл не в самом селе Грузино, а ниже по течению, указывая направление, где появится столица Северного царства.

Согласно средневековым источникам, апостол основал также престол в городе Византии, давший начало Константинопольскому патриархату. Если проследить маршрут св. Андрея, то мы увидим четкую вертикальную линию, восходящую с юга на север: от Византии через Крым, по течению Днепра к местоположению Киева (греческого Борисфена) и далее к будущим Новгороду, Старой Ладоге, Петербургу. Конечно, археологически завизировать «линию св. Андрея» удается далеко не по всей ее длине (хотя в случае Крыма и Южной России это несомненно – христианство там появилось уже в I веке). Важно другое: маршрут апостола стал одним из ключевых элементов русской историософии, ее оправдавшейся интуицией, получившей в последние годы неожиданное подтверждение.

Линия апостола Андрея странным образом совпадает с контурами Нильско-Лапландского линеамента, протянувшегося с юга Африки до севера Скандинавского полуострова.

 

НИЛЬСКО-ЛАПЛАНДСКИЙ ЛИНЕАМЕНТ

Поясним, о чем речь. Линеаментом в геологии называют границу резкого изменения параметров географической среды, геологической структуры, геофизических полей. В строении земной коры подобная тектоническая структура проявляется как зона разломов, которая наделяет кору повышенной проницаемостью. Следует помнить, что в силу многочисленных ответвлений и пересечения с другими разломами, зона влияния линеамента нередко выходит за пределы его генеральной ширины.

Ширина Нильско-Лапландского линеамента в среднем составляет 360 км, достигая 500-600 км; осевая линия пролегает по меридиану 32,5° в.д. Вдоль линеамента протянута Африканская рифтовая система, а также текут в меридиональном направлении реки-кормилицы Нил и Днепр. С ним совпадает линия, делящая континенты Африки и Евразии на две равные по площади части: западную и восточную [3]. Сопоставление зоны линеамента с историей цивилизаций свидетельствует о некой закономерности. Вдоль Нильско-Лапландского линеамента выстраиваются главные центры мировой политики: совокупность городов Египта, доминировавших в разные исторические периоды (Мемфис, Фивы, Александрия, Каир), Хартум и города древнего Судана, Дамаск, Афины, Константинополь-Стамбул, Анкара, Киев, Новгород Великий и, наконец, Санкт-Петербург.

Нельзя не отметить, что хронологическое доминирование этих центров в истории, синхронизировано с их перемещением к северу. В этом ряду Санкт-Петербург является наивысшим проявлением глобальной власти: охват территорий, подчиненных столице Российской Империи, превысил все предыдущие проявления мирового центра.

С точки зрения истории, расположение столиц вдоль линеамента можно объяснить наличием важнейших торговых и военных путей, включая естественные коммуникации Нил и Днепр. Нильско-Лапландский линеамент разграничивает рельеф Европы и Азии: вдоль него протягиваются труднопроходимые территории. В Скандинавии это водораздел, в районе Чудского озера – Полесья – заболоченная равнина, южнее – Карпаты, Балканы, горные районы Малой Азии, Сирийская и Аравийская пустыни [4]. На этой естественной границе существуют удобные для коммуникаций проходы: район Суэца, район Северной Сирии, Босфор и Дарданеллы, район Киева (благодаря специфике гидросети), гидросеть в районах Новгорода Великого и Санкт-Петербурга. За контроль над этими проходами издревле велись войны.

Появление крупногабаритных судов океанского класса и мощной переносной артиллерии позволили ослабить борьбу за овладение зоной линеамента и создали мировую колониальную систему. Единственной страной, не включившейся в гонку за колониями, была Россия. Она упорно продолжала выдвигать свои рубежи на «апостольскую линию». Полностью вобрав ее в царствование Павла I, Россия заложила фундамент постколониального мира и приступила к его строительству. Поэтому ее территория, в отличие от остальных империй, понесла в XX столетии сравнительно малые потери.

 

АКТИВИЗАЦИЯ ГРАНИЦ

…Пребывание в Питере порождает ощущение легкости. Любимым занятием Петра Алексеевича было плавание на судах, чему государь предавался круглогодично. То, что Петр ходил под парусом не только на воде, но и по льду на буерах, говорит о том, что его родной стихией была не столько вода, сколько ветер.

Это повлияло на внешность столицы и петербургские методы администрирования, разительно отличающиеся от московских. Центральное положение Петербурга проявлялось не через скопление тяжести, а, скорее, походило на рычаг в системе, причем, системе разомкнутой. Так же, как Царьград, на протяжении веков бывший тем местом, откуда вершились судьбы мира, Санкт-Петербург к началу XIX века становится приводным механизмом международной политики. Петр прекрасно осознавал эту перспективу своего детища, поэтому, целуя крест, часто повторял, что «скорее потеряет половину своего государства нежели Петербург».

Значимость Петербурга росла пропорционально усилению российских границ. Когда Петр I перенес столицу своего царства на периферию, он сделал процесс, начатый Иваном IV и Годуновым, необратимым. Одним из главных результатов работы госмашины стал выход к морям на севере и на юге. Сравнивая Петербург с Константинополем, необходимо обратить внимание на статус «морской столицы», главной базы имперского флота, роль которой Царьград исполнял с момента основания в IV веке – до конца Х-го. В то время эскадры ромеев господствовали на Средиземноморье, что давало возможность Константинополю противостоять арабам и защищать свои владения в Западной Европе.

«Русский Константинополь» стал символом весьма своеобразной «открытости миру», основанной не на слепом принятии чужих правил игры, а на способности переделывать эти правила под себя, творчески усваивая и перерабатывая чужой опыт.

С берегов Невы, по личной инициативе Петра I началось подлинное освоение Сибири, а также других восточных территорий. Был создан административный и научный аппарат, обеспечивавший разведку и инвентаризацию недр terra incognita, которые сейчас являются главным источником благосостояния страны, готовя трамплин для ее будущего.

 

СВОБОДА В СЛУЖЕНИИ

Подобно Константинополю, Петербург стал своего рода социальной лабораторией, в которой старые формы жизненного уклада адаптировались к новым духовным и политическим реалиям.

Петр I не только децентрализовал местоположение столицы (ни в чем не умаляя ее властных полномочий), он перераспределил сословный сакралитет власти, предоставив подданным возможность стать не просто орудиями, а равноправными – в контексте общего дела – творцами политико-экономической программы. Введя в дворянскую этику понятие чести, Петр сформировал принципиально новое сословие, оперативно близкое себе. Как указывает этнолог Олег Кириченко, каждый дворянин наделялся «искрой» царского достоинства и через это происходило психологическое уподобление представителей дворянства царю.

С кодексом чести был неразрывно связан и закон строгой субординации. Один ранг от другого отличала не мера большей чести (как в Московской Руси), а мера большей власти. Власти, распространяющейся не на личность подчиненного, низшего по рангу, а на его профессиональные обязанности. По чести все дворяне были равны между собой. И царь, и дворянство, начиная с Петра, также уравниваются в общем служении Отечеству, перед которым несут моральную ответственность.

 

ЛЕНИНГРАД: ПОДАВЛЕННАЯ РЕЗОЛЮТИВНОСТЬ

Строители Петербурга понимали священное не как музейную витрину, а как источник власти и благосостояния. Расширяясь на Восток и выстраивая диалог с Западом, столица России накануне революции должна была стать оплотом традиционных религий в противовес секуляризму и атеизму Запада. Николай II, вошедший в историю как первый государь из династии Романовых, причисленный Православной Церковью лику святых, стремился объединить вокруг своей столицы всех подданных империи. При нем в Петербурге был построен первый в Европе буддистский храм, самый высокий в Европе минарет. Однако переворот 1917 года помешал этим культовым центрам выполнить возлагавшуюся на них миссию.

Так же не дождалось ввода петербургское метро, задуманное еще в 1903 году. Не приступили и к строительству делового Сити, кольца из небоскребов, призванного опоясывать, не трогая, исторический центр. Это, вероятно, был один из самых фантастических, но вполне осуществимых в царской России проектов.

Открытость Петербурга плохо сочеталась с изоляционизмом большевистского руководства, сразу после переворота переместившегося в тесную Москву.

Однако державный дух не подчиняется приказам администрации. Даже лишившись имени, Петербург остается столицей культуры, сберегая лучшие качества российской цивилизации. Брошенный на произвол судьбы в 1941-м году, он не сдался на милость противника. Непреклонная воля блокадного Города показала всей стране пример мужества.

Статус Питера был крайне неопределенным, пока предпринятая в конце 1940-х годов попытка провозгласить его столицей РСФСР не закончилась расстрельными приговорами суда. После этого город на Неве обрекли на почетное угасание, сделав «музеем под открытым небом», слава и величие которого, подобно Венеции, погружены в прошлое.

Но судьба распорядилась иначе. Отлученный от функций государственной власти, уникальный организм столицы Севера продолжает продуцировать творческую энергетику. Не последнюю роль играет все тот же геологический фактор. Как показывают исследования петербуржского психиатра Игоря Попова, формирование «решительного» типа личности (modern-resolute character в международной градации) происходит в районах, где наблюдается повышенная концентрация активных региональных и крупных локальных разломов земной коры (линеаментов). Среди пяти обследованных И.В. Поповым городов (Петербург, Великий Новгород, Тверь, Кемь и Козельск) дети, рожденные в Северной столице, показали наиболее высокие баллы резолютивности.

Можно спросить: почему для обследования выбирались дети, а не представители взрослой популяции? Отвечать на сей вопрос приходится с прискорбием: в реальных условиях провинциальных городов резолютивный потенциал человека далеко не всегда реализуется в силу воспитательных, бытовых и национально-культурных условий. Кстати, причиной психического «срыва», пополняющего ряды пациентов психо-неврологических отделений, нередко бывает подавленная резолютивность.

Портовая, академическая, музыкальные субкультуры причудливо сплетаясь, создали узнаваемые типы петербужца и петербурженки. Идеализм, тонкая эмоциональность, неподражаемое обаяние, органичное сочетание традиционности, креатива и эстетического вкуса. Последний всплеск культурной экспансии Петербурга пришелся на 1980-е годы, когда зародившаяся здесь волна рок-движения распространилась затем на всю страну.

 

ГОРИЗОНТЫ НОВОГО ПЕТЕРБУРГА

В современном контексте сакральность Петербурга надо рассматривать как обозначенную памятниками прошлого, но в значительной мере пока свернутую потенцию, которая, раскрывшись, выразит вектор развития всей страны. Сакральность нельзя свести только к овеществленной форме, тем более к формам прошлого. Возвращение Петербургу его исконного державного смысла должно стать одним из важнейших элементов национального проекта. Петербург был и остается центральным городом в русской истории, без которого вряд ли возможно строительство будущего.

В сравнение со старыми городами России, Петербург очень быстро развился, в него вложен интенсивный труд нескольких десятков поколений. Поэтому сегодня Питер олицетворяет оплот народной «правды», поэтому петербуржцы так сопротивляются попыткам навязать им эту правду извне. Однако инстинкт «первого отрицания», или нигилизма, как реакция на несовершенную, неперспективную действительность, может, если осознать его причины, трансформироваться в мироощущение надежды, столь востребованное всеми.

Удивительным образом, после почти вековой паузы, вызванной разрывом исторической преемственности, к «новому граду Св. Петра» возвращается его миссия. Комбинация внешне случайных факторов приводит к неслучайному результату – и Санкт-Петербург вновь возрождается в качестве мировой столицы – на сей раз столицы экономической и энергетической. Все идет к тому, что в двадцать первом веке – как и в веке девятнадцатом, вопросы о судьбах мира снова будут решаться именно здесь.

Все идет к тому, что России снова суждено играть роль судьи и протектора – теперь уже не в военном, а в энергетическом пространстве. Но ведь энергия – это не только топливо для двигателей, не просто джоули, эрги и ватты. Жизнь отдельного человека, целых народов и стран только тогда приобретает смысл, когда повседневность сопрягается с высшими целями, такими как всеобщая гармония, бессмертие. Дискуссия, развернувшаяся сегодня вокруг будущего Санкт-Петербурга, – это спор о смысле человеческой жизни, о том, что действительно является священным для населения города, страны, континента.

 

[1] См. подробнее: Соловьев Ю.П. Византия Петра Великого// Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. – Спб, 2005. Вып. 33.

[2] Они соответствуют юго-западной и северо-восточной области распространения племени венедов (венетов).

[3] В геологическом плане Аравийский полуостров является частью Африки.

[4] См. подробнее: Федоров А.Е. Мировая история и глобальные геологические структуры// Система планета Земля (Нетрадиционные вопросы геологии): Материалы XII научного семинара, 4-6.02.2004. М., 2004. С. 404-405.

Количество показов: 8072

(Нет голосов)