RUS ENG
 

ГЛАВНАЯ
ГОСУДАРСТВО
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
ЭКОНОМИКА
ОБОРОНА
ИННОВАЦИИ
СОЦИУМ
КУЛЬТУРА
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
ПРОЕКТ «ПОБЕЖДАЙ»
ИЗ АРХИВОВ РП

Русский обозреватель


Новые хроники

11.07.2007

Роман Багдасаров

«ОЗОНОВАЯ ДЫРА» – РАЗОБЛАЧЕННЫЙ МИФ

Как русские ученые противостояли глобальной «климатической» афере

Надежды лоббирующих «киотский процесс» стран ЕС склонить Вашингтон к уступкам на недавней встрече G8 в Хайлигендамме оправдали себя лишь отчасти. США, которые еще недавно напрочь отказывались ратифицировать протокол, признали вместе с остальными участниками клуба необходимость ограничить выброс парниковых газов. Но не более того. При этом в ближайшее время ООН приступит к разработке новой версии «климатического кодекса» планеты, что, по-видимому, повлечет за собой ревизию Киотского договора.

Никто из международных обозревателей не отметил, однако, что намечающиеся перемены стали возможны благодаря позиции ряда российских ученых, стойко сопротивлявшихся всем коммерческим инсинуациям вокруг глобальной проблемы и предоставившим в распоряжение международной общественности аргументированную критику как Киотского, так и предшествовавшего ему Монреальского соглашений.

Чтобы понять в какой стадии сейчас находится процесс изучения климатических изменений («глобального потепления/похолодания»), как на них влияет и может повлиять деятельность человечества, какие меры предприняты и сколь они эффективны, необходимо углубиться в суть вопроса, проследить путь, приведший к ситуации «постКиото».

 

РОЖДЕНИЕ «ГЛОБАЛЬНОЙ ПРОБЛЕМЫ»

Примерно с середины 1970-х годов мировое научное сообщество признало резкое уменьшение озонового слоя в стратосфере одной из глобальных проблем. Слой озона поглощает львиную часть излучения Солнца, предохраняя поверхность Земли от опасных доз ультрафиолетовой радиации. Ее увеличение способно привести к необратимым изменениям флоры и фауны, гибели планктона, снижению урожайности сельскохозяйственных культур, нарушениям в иммунной системе человека, раку кожи и другим заболеваниям, износу строительных, композиционных материалов, пластмасс и т.д.

Деструкция озонового слоя имеет два аспекта: образование локальных, но глубоких снижений общего содержания озона (т.н. «озоновые дыры») и убыль стратосферного озона в целом.

После подписания в 1977 году в Вашингтоне 32-мя странами «Плана действий по озоновому слою», в марте 1985 года в Вене была созвана грандиозная конференция, где ученые-климатологи, представители практически всех стран, приняли решение о совместном поиске причин этого явления и возможных путей устранения угрозы. Была составлена Венская конвенция об охране озонового слоя.

Уже на самой конференции прозвучал как минимум десяток гипотез, объясняющих гибель озона, исходя из разных точек зрения. Сейчас их существует более двадцати и они делятся на пять категорий, соответствующих процессам, вероятно влияющим на концентрацию стратосферного озона:

1) динамические процессы в атмосфере (внутренние гравитационные волны, Азорский антициклон и др.);

2) космические процессы (например, усиление солнечной активности);

3) геологические процессы (вулканогенные фреоны, вариации магнитного поля Земли и др.);

4) естественные процессы в верхних оболочках Земли (деятельность азотопродуцирующих микроорганизмов, феномен Эль-Ниньо, лесные пожары).

Особое беспокойство вызвали те гипотезы, где озоновый дефицит связывался с антропогенным фактором – усилившимся влиянием деятельности человека на глобальный климат.

США даже пообещали инвестировать часть своего военного бюджета для изучения данного феномена… Но, как шутят украинцы, обещать, не значит жениться. Далее события развивались стремительно.

 

ГАДКИЕ ФРЕОНЫ И СИМПАТИЧНЫЕ ГИДРОФТОРУГЛЕРОДЫ

Венская конвенция увенчалась внушительным списком газов, «подозреваемых» в уничтожении озона. Всего за год этот список сократился до одной группы – хлоросодержащих фреонов (фреоны-12, 11, 115 и т.д.), коими во всем мире имели несчастье заправлять бытовые и промышленные холодильники.

В 1987 году в Монреале собирается новый конгресс, который представляет разительное отличие от Венского. Если в Вене обсуждение носило характер научной дискуссии, то в Монреале возобладал административный подход. Негативное влияние фреонов на озоновый слой было сведено к «потенциалу озоновой опасности», за которую страны-участницы проголосовали по некой таблице, составленной анонимными авторами.

В монреальских документах появляются условия и сроки запрета применения фреонов, но нигде не рассказано о том, какие альтернативные вещества разрешаются к применению. На это сразу обратила внимание советская делегация, оставив в русской версии текста протокола официальную ремарку, требующую обоснования выбора альтернатив. К сожалению, ремарка СССР осталась благим пожеланием. Перечня альтернатив запрещенным веществам нет до сих пор, и эта тема табуируется в СМИ.

Дело в том, что обсуждение альтернатив фреонам устроителями Монреальской конференции было сознательно перемещено в кулуары. На различных спецсеминарах и обсуждениях, призванных претворять в жизнь светлые идеалы монреальских соглашений, выяснилось, что подлинной и бесповоротной альтернативой фреонам станут гидрофторуглероды (R134a, R125). По счастливой случайности триада концернов Du Pont-ICI-Elf Atochem как раз приступила к промышленному производству сих газов… Человечество могло считать себя спасенным.

А раз так, то к чему составлять перечень альтернативных хладагентов? К чему разрабатывать методику их выбора, равно как и прочих рабочих тел – спреев, сольвентов, галлонов? И.М. Мазурин, А.Ф. Королев и другие российские специалисты неоднократно поднимали эти вопросы на международных научных симпозиумах. Но монополия на истину в современном мире является гораздо более серьезной силой, чем сама истина.

То, что практически вся коллекция «озонобезопасных» веществ «от Дюпона» опасна для человека (конкретнее: взрыво- и огнеопасна) – сущие пустяки. Стоит упомянуть лишь изобутан (R-660a), который при вскрытии непредсказумо выходит наружу, а при пайке может нанести ремонтнику сильные ожоги (ау, медицинские нормы!). То, что из-за их химической агрессивности резко снижается рабочий ресурс холодильной техники – ерунда (ау, права потребителя!).

То, что большинство смесей были введены в производство без должного и всестороннего изучения их качеств – тоже неважно. До сих пор не разработана система их полной утилизации. А ведь хладагенты типа R-134a и, тем более, R-404 и др. неазеотропны. Иными словами, любое вскрытие холодильной машины означает выброс заправки в атмосферу. При том, что во многих странах (в России, в частности) отсутствует рециклирование и утилизация фторидов (ау, национальное законодательство по охране воздушной среды!).

 

НОБЕЛЕВСКИЕ ПРЕМИИ НЕ ЗАБИРАЮТ ОБРАТНО

Разумеется, научное обоснование имелось. Точнее, оно формировалось и обрастало мясом по мере претворения в жизнь решений Монреальского протокола. Главным козырем фреонофобии стала техногенно-фреоновая гипотеза М. Молины и Ш. Роуленда.

Еще в 1974 году эти двое американских исследователей открыли хлорный цикл разложения озона, предположив, что активный хлор, который ему способствует, проникает в стратосферу в составе фреонов. Поскольку считается, что фреоны инертны в условиях тропосферы, то они могут постепенно накапливаться в стратосфере. Гипотеза Молины-Роуленда как нельзя лучше вписывалась в кулуарную политику Монреальского протокола.

В выкладках исследователей пестрит много точных данных, но все они касались объема годового выпуска фреонов, который всем и так был хорошо известен и никакой сенсации не составлял. А вот дальнейшие выводы ученых о том, как фреоновые частицы возносятся из нижних слоев атмосферы на стратосферные облака, без эксперимента буквально повисали в воздухе. Все это требовало каких-то подтверждений, и они были обнаружены в Антарктике, наиболее подходившей под параметры гипотезы.

Был проведен эксперимент. Один. В августе-сентябре 1987 года исследователи произвели прямые замеры в нижней стратосфере над Антарктидой с борта американского самолета. Выявилась значимая корреляция между содержаниями озона и окиси хлора в пределах «озоновой дыры». Больше экспериментов Молина и Роуленд проводить не рискнули по очень простой причине.

Уже в 1985 году модельные расчеты, выполненные на основе их техногенно-фреоновой гипотезы, стали резко расходиться с данными, получаемыми в результате непосредственного наблюдения. Как пишет главный оппонент Молины и Роуленда, доктор геолого-минералогических наук Владимир Сывороткин, прослеживая судьбу техногенно-фреоновой гипотезы, можно сделать вывод, что она не предсказывала факты, а постоянно подстраивалась под них: «Изначальный постулат о фотолизе фреонов в стратосфере был заменен гетерогенными реакциями в стратосферных облаках в специфических условиях Антарктиды. Однако озоновые аномалии появились в Северном полушарии, где метеоусловия резко отличаются от антарктических. Огромные усилия и средства были брошены на то, чтобы доказать техногенный сценарий и для северных аномалий. Несмотря на затраченные миллионы долларов убедительных результатов получено не было».

Тем не менее, в октябре 1995 года Молина и Роуленд получают за свою сомнительную гипотезу самую настоящую Нобелевскую премию. Это было сделано очень вовремя, потому что вскоре озоновая дыра над Антарктикой, к которой апеллировали исследователи, исчезла (!). Зато разрушения озонового слоя обнаружились на экваторе, где никак не могли происходить процессы, описываемые нобелевскими лауреатами…

 

МИШЕНИ МОНРЕАЛЬСКОГО ПРОТОКОЛА

Была еще причина, по которой следовало торопиться с присуждением: с 1 января 1996 года Монреальский протокол вводил санкции против России, которая оставалась крупнейшим конкурентом западных фирм по производству фреонов. Впоследствии нестыковок и подтасовок в лавроносной гипотезе обнаружилось гораздо больше, но цель была достигнута. Стартовало планомерное разрушение холодильной промышленности России.

В 1990 году в Лондоне соглашение о полном прекращении производства хлорфторуглеродов подписало уже 92 страны, а через два года в Копенгагене список якобы опасных веществ был расширен. Хотя Россия отказалась принимать копенгагенские поправки, как правопреемница СССР она обязана была к 1 января 1996 года исключить из производства огромный список «озоноразрушающих» веществ.

26 мая 1995 г. Председатель Правительства РФ В.С. Черномырдин направил к Сторонам Венской конвенции и Монреальского протокола обращение с предложением продлить для России ранее оговоренные сроки еще на четыре года. Отсрочка была предоставлена. Глобальный экологический фонд и ряд развитых промышленных стран, в первую очередь США (где в основном производятся теперь новые «безопасные» хладагенты), пообещали безвозмездно выделить России 26,2 млн долларов на переоснащение оставшихся семи фреоновых производств. В декабре 2000 года они были закрыты. См. нашу любимую украинскую поговорку выше…

Торопливое закрытие основанных на фреонах холодильных производств во всем мире, нежелание обсуждать свойства альтернативных хладагентов – все это трудно объяснить с позиции альтруистической борьбы за чистую экологию. Особенно показательно, что на момент принятия Монреальского соглашения российская наука обладала готовым пакетом «озонобезопасных» хладагентов, полностью удовлетворявших не только требованиям протокола, но и другим нормативным требованиям, которые семейством гидрофторуглеродов Дюпона беззастенчиво попираются. Российский фреон-218 с небольшой добавкой гексафторида серы успешно проработал на станции «Мир» в течение 15 лет. Игнорируются и более современные запатентованные российские хладагенты, такие как Хладон-510, например.

Вместо этого отрабатывается другая схема. Вскоре после предоставления российской стороной информации о наличии фреона-218 в документах следующего за Монреальским протоколом его помещают в разряд «парниковых», т.е. ответственных за парниковый эффект…

То, как два слабоизученных явления – озоновый дефицит и парниковый эффект – начали рассматриваться как жестко обусловленные один за счет другого, требует специального экскурса, вряд ли возможного в рамках небольшой публикации. Укажем лишь, что озоново-парниковая смычка благодаря «Гринпис» и другим «зеленым» получила широкую популярность, ибо лежит в основе тех дежурных «страшилок» и «пугалок», которые безотказно действуют на несведущих людей, но затем используются в свою пользу людьми строго компетентными… Глобальные мировые климатические пакты легко преодолевают простейшие физические закономерности.

Так, согласно Рамочной Конвенции об изменении климата (которую Россия была вынуждена подписать в Рио-де-Жанейро в 1992 году) локальный физический эффект повышения приземной температуры воздуха за счет повышения влажности нижних слоев атмосферы, знакомый всякому дачнику, автоматически переносится на всю атмосферу Земли. Это, якобы, способно привести к новому всемирному потопу. Что уж поминать такие мелочи, как объединение водяного пара с CO2, хотя его концентрация в воздухе в десять раз меньше, тем более доля, производимая человечеством… Для доказательства всех этих сомнительных утверждений была реанимирирована «древняя и простая» гипотеза Дж. Тиндаля о парниковом эффекте 1861 года.

Когда Российская Академия наук по запросу Президента РФ обсудила предмет споров, то пришла к однозначному выводу об отсутствии строгих научных доказательств гипотезы о «парниковом эффекте». К сожалению, несмотря на этот авторитетный вердикт, Монреальский протокол был ратифицирован.

 

ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ

В 1997 году в Киото начинается новый виток: принят протокол об ограничении выбросов парниковых газов, подписанный всеми ведущими странами, включая США и Россию. Апокалиптический подтекст протокола предельно накалял обстановку, но хвост уже перехитрил собаку, и в среде стран-лоббистов протокола назрел разлад. Запретив хлор- и бромсодержащие вещества, Монреальское соглашение дало зеленый свет «озонобезопасным» альтернативам. Однако энергопотребление сих альтернатив в свете Киотского договора выглядело уже криминалом: их производство и эксплуатация увеличили эмиссию углекислоты в атмосферу. Сейчас львиная доля «озоносберегающих», но «парниковоопасных» хладагентов производится на территории США, которые упорно отказываются ратифицировать соглашение. После того как к ним примкнула Австралия, раскол в Западном мире по «Киотскому вопросу» стал очевиден. И вопрос о критике естественнонаучной базы творцов киотского документа и ее экономических производных вновь встал на повестку дня. Теперь уже ни для кого не секрет, что предусмотренная Киотским протоколом торговля квотами чистого воздуха, нацелена на предотвращение появления новых лидеров мировой промышленности. Это пока страшит лишь один конгломерат – Евросоюз, полностью исчерпавший собственный природный ресурс роста индустрии. Недаром на прошедшей встрече в Хайлигендамме основными лоббистами Киотского протокола выступили лидеры Германии и Франции. Николя Саркози заявил: «Я говорю великим державам, в частности США, о том, что они совершают ошибку, не подписывая Киотский протокол…»

По какому пути двинется дальше глобальное климатическое законотворчество предугадать трудно. Но одно понятно окончательно: потенциал российской науки, удержавшей (несмотря на давление и зачастую отсутствие должной поддержки даже внутри государства) альтернативный взгляд на проблемы изменения мирового климата, послужил мощным противовесом манипуляциям ТНК, связанным с Монреальским и Киотским протоколами. Начался обратный отсчет. Появилась слабая надежда, что представительные международные форумы станут, наконец, механизмом предотвращения реальных угроз человечеству, а не полигоном для масштабных промышленных афер.


Количество показов: 6638
(Нет голосов)
 © GLOBOSCOPE.RU 2006 - 2024
 E-MAIL: GLOBOSCOPE@GMAIL.COM
Русская доктрина   Институт динамического консерватизма   Русский Обозреватель   Rambler's Top100