06.08.2007

Егор Холмогоров

ГЕОПОЛИТИКА АВИАНОСЦЕВ. ЧАСТЬ 2

Россия как акватическая цивилизация

Продолжение. См. также Часть 1.

РОССИЯ МОРЕЙ

Итак, никакой «сухопутной» державой Россия не является, как и США не являются никакой «морской» державой. И та и другая державы чрезматериковые, однако, реализующие это геополитическое положение с разной скоростью. О каком «сухопутном» характере России может идти речь, если учесть, что Россия обладает самой протяженной в мире морской границей. Уже в свете этого говорить о «сухопутном» характере нашей державы по меньшей мере нелогично. Как отмечал адмирал С.Г. Горшков:

«Враждебная пропаганда неустанно твердила, что Россия – страна не морская, а только континентальная и поэтому флот ей нужен только для решения скромных задач обороны побережья. Россия, владевшая шестой частью всей суши земного шара, безусловно, являлась самой крупной континентальной державой мира. Но одновременно она всегда была и великой морской державой. Морские границы России по своей протяженности превышали почти в два раза береговую черту Соединенных Штатов и почти в 15 раз береговую черту Франции. Доля морских границ России, США и Франции примерно одинакова: около двух третей их государственных границ приходится на побережье морей и океанов. Морские границы Германии (до Второй мировой войны) составляли всего лишь одну треть всех ее границ. Но несмотря на это, никто не упрекал Германию за то, что, будучи страной континентальной, она стремилась иметь могучий флот».

Кроме того, даже в своем континентальном качестве, Россия не является сухопутной страной вообще. Увлеченные геополитической мифологией «евразийства», мы привычно воспринимаем Россию как «синтез Леса и Степи», причем при решающей роли степи и обитающих в ней всевозможных кочевых народов. Россия предполагается геополитическим наследником азиатских кочевых империй. И евразийский характер России видится в том, что мы осуществляем чуть ли не некий «панмонголизм». Отсюда, конечно, вполне понятны утверждения о сухопутном характере России, которой на море не место и для которой море органически чуждо.

Между тем, основополагающей характеристикой Евразии как русского месторазвития является совсем не сочетание леса и степи, а уникальная система взаимосвязанных речных бассейнов, протянувшаяся от Невы, Немана и Прута до Амура. «Сверху взгляд на Россию брось – рассинелась речками», – совершенно справедливо выделял Владимир Маяковский наиболее приметное свойство русского пространства. А В.О. Ключевский, характеризуя влияние реки на русскую историю, отмечал:

«Лес и особенно степь действовали на русского человека двусмысленно. Зато никакой двусмысленности, никаких недоразумений не бывало у него с русской рекой. На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов – и было за что. При переселениях река указывала ему путь, при поселении она – его неизменная соседка: он жался к ней, на ее непоемном берегу ставил свое жилье, село или деревню. В продолжение значительной постной части года она и кормила его. Для торговца она – готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога, не грозила ни бурями, ни подводными камнями: только вовремя поворачивай руль при постоянных капризных извилинах реки да помни мели, перекаты.

Река является даже своего рода воспитательницей чувства порядка и общественного духа в народе. Она и сама любит порядок, закономерность. Ее великолепные половодья, совершаясь правильно, в урочное время, не имеют ничего себе подобного в западноевропейской гидрографии. Указывая, где не следует селиться, они превращают на время скромные речки в настоящие сплавные потоки и приносят неисчислимую пользу судоходству, торговле, луговодству, огородничеству. Редкие паводки при малом падении русской реки не могут идти ни в какое сравнение с неожиданными и разрушительными наводнениями западноевропейских горных рек. Русская река приучала своих прибрежных обитателей к общежитию и общительности.

В Древней Руси расселение шло по рекам и жилые места особенно сгущались по берегам бойких судоходных рек, оставляя в междуречьях пустые лесные или болотистые пространства. Если бы можно было взглянуть сверху на среднюю Россию, например, XV в., она представилась бы зрителю сложной канвой с причудливыми узорами из тонких полосок вдоль водных линий и со значительными темными промежутками. Река воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному, артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение».

Русская цивилизация изначально является акватической цивилизацией, опирающейся в своей основе на реки, озера и любые другие пресноводные бассейны, а также на моря, как на продолжение речных устьев. Северная Евразия, русская Евразия представляет собой грандиозный взаимосвязанный речной бассейн, где великие полноводные реки разделяют незначительные и удобные для создания волоков водоразделы. И геополитическая экспансия русских шла именно по этим рекам, русские были народом, обладавшим мощным речным флотом и умением опираться на реки в своем колонизационном движении (чем мы существенно отличаемся от американцев, которые, пересекая континент, двигались прежде всего по суше). Чрезматериковый характер России был создан именно этим речным движением, движением «малых флотов», которым кочевым обитателям Сибири просто нечего было противопоставить. Если мы вспомним знаменитую картину Сурикова «Покорение Сибири Ермаком», то она довольно четко дает понять – именно русские мыслятся здесь приплывшими, пришедшими по воде, в то время как сибирские татары – типичные обитатели суши.

 

УСТРЕМЛЕННОСТЬ К ОКЕАНУ

Выдавать великую акватическую цивилизацию, все существование которой связано с водой, за цивилизацию «сухопутную» – по меньшей мере странно. Второстепенность морских задач в истории России была долгое время связана с тем, что двигаться вглубь по речной системе Евразии было и легче и до какого-то момента выгодней, чем упорно драться за выходы к устьям рек. Поэтому в XV–XVII веках русские шли прежде всего вглубь Евразии. И лишь тогда, когда прошли ее «на встреч солнца», от моря до моря, от океана до океана и даже через Ледовитый океан, русские взялись за обеспечение выхода к устьям своих рек. И добились этого всего за одно неполное XVIII столетие, ставшее золотым веком русского флота. Ни о какой «неестественности» флота речи тут нет и в помине.

Далее, необходимо помнить, что Россия имеет выход к трем из четырех мировых океанов. А в современную океанскую эпоху развития мореплавания именно выход к океанам, а не выход во внутренние моря типа Балтийского или Средиземного, имеет существенное значение. Конечно, в каждом из этих случаев этот выход является до некоторой степени ограниченным (что особенно заметно на атлантическом направлении, к которому развернут нынешний государственный центр России – здесь даже Северный выход к Атлантике фактически перекрыт Шпицбергеном), а Северный Ледовитый океан является местом с, мягко говоря, своеобразным климатическим режимом. В этом смысле Россия не может похвастаться столь же удобными выходами к океану, как США.

Но времена меняются, меняются народы, геополитические и технологически эпохи, меняется климат. Не исключено, что через какое-то время, в случае продолжения процессов изменения климата, северные моря России станут значительно более удобным и выигрышным геополитическим фактором, нежели сейчас, а Севморпуть из предмета национальной героики превратится в удобную в хозяйственном отношении обыденность. Не случайно, что предметом панического страха английской геополитики и геостратегии, частично передавшимся и американцам, стал страх перед выходом России к Индийскому океану через Персию или как-то еще. Дело в том, что в этом случае Россия заняла бы уникальное геополитическое положение трансокеанской державы, имеющей доступ ко всем четырем океанам и при этом недоступной ни с одного из них.

Для любого из наших геополитических соперников такая ситуация – это и в самом деле геополитический кошмар, которого и стараются избежать всеми способами, включая уговоры, обращенные к России: «Ты сухопутная страна, зачем тебе море». Критики морской идеи России как-то не замечают того факта, что у явных врагов и конкурентов России идея русского флота вызывает явственный страх и беспокойство. И уже это должно бы заставить задуматься. Если речь идет о «пустой затее» и ненужном расходе средств, то чего беспокоиться тем же американцам или, раньше, англичанам? Казалось бы, стоило поддерживать и подстегивать Россию в этой безумной растрате. Но нет, наши конкуренты стараются всеми методами подавить саму идею русского флота, само желание иметь и развивать его.

 

РУССКИЕ И МОРСКАЯ СТИХИЯ

Ни о какой чуждости русскому национальному сознанию морской идеи говорить не приходится. Важной составной частью этого сознания является великодержавие, идея величия России. А одним из важнейших компонентов великодержавия является идея владычества России на море, обеспечения за собой свободного выхода к морям и освоения Мирового океана. Никакого неприятия флота, подозрения к нему, отвращения к морской стихии у русских не было никогда. Существуют целые русские субэтносы, например – поморы, для которых море было вторым домом. Русские – народ, который в наименьшей, наверное, степени подвержен морской болезни. И, учитывая акватический характер русской цивилизации, это естественно.

Профессия моряка была и остается у нас на одном из первых мест в списке престижных и традиционных для русских профессий. Образы великих адмиралов – Ушакова, Сенявина, Лазарева, Нахимова, Макарова стали важной частью русского военного и военно-патриотического сознания. А такие битвы как Гангут, Чесма, штурм Корфу, Афонское сражение, Синоп входят в золотой фонд морских битв, как бы русофобски настроенным англосаксонским исследователям морского военного искусства ни хотелось обратного.

Не менее впечатляющим является и список русских морских исследователей: Хабаров, Поярков, Дежнев, Крузенштерн, Лиснянский, Невельской, Беллинсгаузен, Лазарев, Головнин, Литке, Врангель, Седов, Колчак, Папанин. Имена выдающихся русских исследователей, связанных с морем и океаном, трудно даже перечислить, а в ХХ веке такая работа еще и становится коллективной и анонимной. Но мало кто будет отрицать огромный, а порой и решающий вклад наших моряков в исследование Северного Ледовитого океана, Антарктиды, островов Тихого океана, изучение океанского дна, российская океанология является одним из лидеров в этой области науки.

После всего этого говорить о том, что Россия – «сухопутная держава», для которой море, Океан и флот являются чем-то чуждым и несвойственным, – по меньшей мере странно и недобросовестно. Напротив, попытки отказа от морской идеи немедленно спровоцируют мощнейший кризис русского национального сознания, ощущение потерянности и депривации. Отказаться от Океана и как реальности и как мечты – вот это будет подлинное национальное самоубийство.

Россия – это чрезматериковая держава, имеющая одинаково значительные интересы и на море и на суше и нуждающаяся в флоте и, в частности, в очень сильном военном флоте, чтобы сохранять преимущества своего геополитического положения. Причем, как мы покажем в следующей статье, утверждения, что флот не играл и не играет решающей роли в российской военной истории, – это такая же ошибка, как и геополитическое обоснование «сухопутности» России.

См. также:

Часть 3 (http://rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=5283);

Часть 4 (http://rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=5318).

Количество показов: 3809

(Нет голосов)