17.11.2007

Франк Хаан

ЛЕЙБНИЦ, ПЛАТОНИЗМ И ДИАЛОГ «ВОСТОК-ЗАПАД»

Немецкий гений осмыслил Конфуция в категориях античной мысли

Тот факт, что мы сегодня встретились именно в Греции, имеет особое значение. В частности, по той причине, что в поисках объединяющего нас как европейцев и как граждан начала, мы пытаемся отыскать некую «универсальность», которая превыше индивидуальности, и которая объединяет нас как индивидуальности.

Ныне стала почти банальной ссылка на тот факт, что философия и наука в их современно форме берут начало из Греции – от Фалеса, Парменида и Гераклита. Однако сегодня я хотел бы упомянуть о Платоне и Сократе. Как мне представляется, Сократ сегодня более «актуален», чем может показаться. Я могу обосновать это утверждение двумя основными пунктами, которые я приведу в контексте полемики с неадекватными интерпретациями Платона. Кроме того, я не могу не упомянуть о влиянии Платона на германского гения Г.В. Лейбница и его концепции диалога между Китаем и Европой.

Первая неадекватная интерпретация Платона состоит в том, что он якобы явился автором теории авторитарного государства, диктатуры или даже фашизма, как утверждал Карл Поппер. На самом деле Платон – и соответственно, Сократ – были авторами концепции индивидуальности, которая не имеет ничего общего с понятием индивидуализма.

Думаю, что проблема противопоставления индивидуальности индивидуализму является одним из основных вызовов нашему времени. Мы все были свидетелями прихода в мир воинствующего индивидуализма, весьма эффективно уничтожающего индивидуальность, который явился под предлогом «свободы и демократии» с глобализованной культурой глобализованного мира. Он предполагает, что все люди должны выстроиться в одну линию в своем желании стать частью одной и той же культуры. На самом деле она вообще не является культурой. Люди ищут повода, хэппенинга для самодемонстрации, для эксгибиционизма. Между тем подлинная культура как способ формулирования и обсуждения идей в сократическом диалоге практически утрачена. Увы, это происходит на глобальном уровне как в политике, так и в науке, искусстве и философии. Тем не менее, сопротивление этому деградирующему воздействию на цивилизацию возрастает, и сегодняшнее мероприятие является одним из примеров этого сопротивления.

В поисках исторических сопоставлений современной ситуации мы могли бы обратиться к временам V столетия до н.э. в Афинах. После начала Пелопоннесской войны в 431 году афинская демократия начала погружаться в пучину бессмысленного индивидуализма, в относительность субъективных мнений – и это было основным занятием софистов, которые бегали повсюду, торгуя идеями, которые Сократ формулировал, не требуя вознаграждения, хотя некоторые из них были достаточно сложны и требовали ответов на вопросы о существе знания, добродетели, справедливости. Сократ доказывает, что софисты торгуют «фиктивным знанием». В частности, речь шла о знаменитом высказывании софиста Протагора «Человек есть мера всех вещей», которую Сократ обсуждает в диалоге «Теэтет». Эта формула применялась Протагором не для обоснования гуманистического пути возрождения человека, а для того, чтобы открыть двери в еще более радикальный индивидуализм и релятивизм.

В диалоге «Тесей» Сократ подвергает критике протагоровское определение знания, которое тот сводил к простому чувственному восприятию, иллюстрируя примитивным примером: одно и то же вино больному Сократу может показаться горьким, а здоровому Сократу – сладким. Таким способом Протагор доказывал относительность знания. Тогда Сократ поинтересовался: а почему в этом случае мы говорим, что именно человек есть мера вещей? Ведь свиньи и павианы также способны к чувственному восприятию, почему же не они являются этой мерой?

Забавно, не правда ли? Применяя этот аргумент сегодня, мы вправе спросить, только ли у людей бывают хэппенинги – или, может быть, если одеть и обуть свиней и павианов по лучшим образцам современной моды, они тоже смогут устраивать хэппенинги?

Предъявляя свой аргумент, Сократ искал способ найти человеку достойный человека способ поведения, развить его личность и индивидуальность, в противоположность индивидуализму, который вполне доступен павиану. Индивидуальность проявляется в цельности человеческой личности. Цельность достигается средствами разума, однако разум нуждается в предмете, на который он направлен, и этот предмет также представляет собой цельность – будь это другая личность, общество, государство или космос.

Этот вопрос и является главным в диалоге «Государство» Платона. В этой книге Сократ занимается поиском цельности человека и цельности государства. Сократ говорит об этом недвусмысленно: «Только если человек становится цельностью, полис может стать цельностью, а не разделяется на множество. Это ключевой вопрос: именно индивидуум в цельности своей индивидуальности может быть основой государства, и соответственно, индивидуальность не может быть, напротив, принесена в жертву цельности государства».

Как этот вопрос обсуждается затем в диалоге? Диспут в «Государстве» начинается с обсуждения вопроса о справедливости. В самом начале Фразимах, как представитель софистов, подчеркивает, что подлинная справедливость тождественна праву сильного властвовать над слабыми. При этом, поскольку слабые при таком положении дел жалуются на справедливость, целесообразно создать видимость справедливости...

Сегодня подобная философия именуется прагматизмом: ради политического выживания мы готовы оправдать более удобный нам вариант все той же коррупции. Конечно, этот спор стар как мир, но Сократ был первым, кто выразил сопротивление подобному порядку, заставляя своих собеседников задаться вопросом о том, что такое подлинная справедливость.

И вновь он подчеркивает: чтобы построить справедливое государство, нам нужен справедливый гражданин. И вновь цельность востребуется как от личности, так и от государства.

В упрощенном выражении справедливость определяется как мера равновесия, которую Сократ также обозначает словом «слаженность», что означает следующее: в государстве (полисе) должна существовать гармония между его главными составными частями – теми, кто управляет городом, производит товары и занимается военным делом. То же, по Сократу, справедливо и в отношении человеческой души: в ней должен существовать определенный баланс между разумом, вожделением и яростью. При этом Сократ определяет ярость как средство, которое помогает разуму приручать и воспитывать чувства. Однако и ярость, и разум (рассудительность) должны подвергаться воспитанию средствами музыки и гимнастики: «Сочетание мусического искусства с гимнастическим приведет оба этих начала к созвучию: способность рассуждать оно сделает стремительнее и будет питать ее прекрасными речами и науками, а яростное начало оно несколько ослабит, смягчая его словами и успокаивая его гармонией и ритмом»*.

Таким образом, справедливость первоначально достигается способностью управлять собой и устанавливать в себе красоту порядка, «в смысле подлинно внутреннего воздействия на себя и свои способности». Справедливый человек «не позволит ни одному из действующих в его душе начал выполнять другие задачи или досаждать друг другу взаимным вмешательством: он правильно отводит каждому из этих начал действительно то, что им свойственно; он владеет собой, приводит себя в порядок и становится сам себе другом; он прилаживает друг к другу три начала своей души, совсем как три основных тона созвучия – высокий, средний и низкий, да и промежуточные тоны, если они там случатся; все это он связует вместе, и так из множественности достигает собственного единства, рассудительности и слаженности»**.

Однако это только начало процесса воспитания: как мы знаем, две других фундаментальных концепции, введенных Платоном в «Государстве» – это концепции «короля-философа» и «блага». Я приведу еще одну важную цитату – из «Nomoi» («Законы»), чтобы показать, что именно Платон был первооткрывателем концепции индивидуальности. В 10-й книге «Законов» Платон обсуждает проблему первоначала – и приходит к выводу о том, что все сущее является результатом движения. Однако что же является перводвигателем – или, точнее, что движется самостоятельно, без воздействия внешних сил? Только душа, и это означает, что душа и есть жизнь. Здесь Платон вновь обращается к вопросу о цельности индивидуальной души и цельности космоса. Он говорит о том, что «движение также является основой курса планет – и значит, движение планет сродни движению души».

Однако при этом Платон подчеркивает, что не душа подчиняется законам звезд, то есть она не является механизмом, имитирующим движение небесных светил, а напротив, жизнь первична, жизнь проявляет себя в индивидуальной душе, как и в движении планет, но здесь нет иерархического порядка, а если он и существует, то индивидуальная душа остается первичной.

Думаю, что этот тезис следует осмыслить и возможно, позже обсудить.

Вторая неадекватная интерпретация Платона состоит в том, что его изображают величайшим идеалистом. Что бы ни вкладывалось в этот термин, он в негативном значении предполагает, что философ создает сугубо идеалистическую, то есть фиктивную, эзотерическую систему недоказанных аксиом и допущений, не имеющую основу в реальности и мешающую нам воспринимать эту реальность. Речь идет о том, что идея преподносится как нечто более значимое или действительное, чем сам предмет – а значит, идеализм становится основой тоталитаризма и тормозом познания, поскольку идеи, дескать, считаются более важными, чем эмпирический опыт.

Эти доводы послужили предлогом для того, чтобы отбросить так называемую «догматическую метафизику», заменив ее позитивистским, затем экзистенциалистским восприятием, из которого в конечном итоге родилась аксиоматика постмодернизма. Сейчас и для западного мира очевидно, что постмодернизм исчерпал себя и завел культуру в тупик.

Соответственно, начались поиски «новой метафизики». Именно в этой связи имеет смысл свежим взглядом, глубже и точнее вглядеться в существо так называемого платоновского идеализма.

Для начала следует подчеркнуть, что учение Платона подвергалось искаженной интерпретации еще со времен Аристотеля, когда к его учению были применены схоластические аристотелевские механизмы. Между тем, Платон не создавал неизменной системы аксиом, которой можно верить или нет. Он разрабатывал метод открытия и диалога, называя его диалектикой.

В диалоге «Федон» Сократ выражает сожаление в связи с тем, что большинство философов считают первоначалом мироздания материальные стихии – воду, воздух, или же биологические механизмы. Это сожаление побуждает Платона ко «второму из лучших» путешествию в мир идей. Он говорит о «втором из лучших» путешествии, имея в виду, что идеи не абсолютны, они не являются основной целью нашего познания, но только инструментами – идеи и понятия являются «органами чувств нашей души», подобно тому, как глаза являются органами чувств нашего тела. Там же Сократ утверждает, что идеи являются реальностью; в то же время, как уже говорилось, душа есть жизнь, и идеи и понятия либо развиваются душой, либо наследуются в душе. В этом смысле идеи реальны, но не предназначены для того, чтобы заменять собою реальный мир или воспринимаемые чувствами предметы. Идеи, как вновь подчеркивает Платон, являются инструментами разума, данными для понимания мира воспринимаемых предметов и для воздействия на этот мир.

В учении о постижимом космосе (Cosmos noetos) Платон не рассматривает космос как неизменную совокупность постоянных идей в схоластическом смысле. Как раз наоборот: платоновская концепция диалектики – в частности, развитая в диалоге «Софист» – основана на правильно выбранном сочетании идей. Это означает, что в процессе совершения открытий, в процессе сообщения действия друг на друга и на мир нам приходится постоянно менять значение идей, имен и понятий, как и взаимоотношений между ними. Нам приходится совершенствовать уровень сложности идей, и это неминуемо отражается в совершенствовании языка, который становится богаче (а не беднее, как сегодня).

Правильно избранное сочетание идей, как-то: что-то есть то-то и не есть то-то, что-то правдиво или ложно, что-то находится или не находится в действии – не в банальном и не в гегельянском смысле, Платон впервые научил нас мыслить в противоположности понятий.

Как мне кажется, эту концепцию до сегодняшнего дня никто так и не смог развить – возможно, по той причине, что как в политике, так и в экономике всех интересует только «власть» и «решения», а не открытость для смены решения в любую минуту, не открытость к включению большей части общества в процесс диалога.

Однако мой тезис состоит в том, что одно лишь разрушение системы «власти и решений» не даст нам ответ на вызов нового века. Широко известное выражение платоновского диалектического метода «правильного сочетания идей» выражается в сократовском вопросе «Что вы хотели этим сказать?». Сократ приводил в бешенство своих собеседников этим вопросом: что именно вы имеете в виду, когда говорите о добродетели, о справедливости, о едином и двойственном, о единице и множестве – что вы имеете в виду? Он так раздражал этим вопросом софистов и политиков, что они бросили его в тюрьму и приговорили к смертной казни.

Этот вопрос и сегодня опасен. Представьте себе, что вы спрашиваете политика: «Что вы имеете в виду, говоря о демократии?» Или – банкира: «Что вы имеете в виду, говоря о свободном рынке?» Если бы сегодняшние политики и банкиры встретились с Сократом, он бы продолжал упорно задавать свой вопрос – и возможно, не найдя или не желая дать ответа, они бы вновь приговорили его к смерти.

Так или иначе, нам предстоит преодолеть постмодернистские догмы, как и позитивистские догмы, и возродить метафизику. Необходимо развить новую традицию диалога и причастности – как в государстве, как в экономической жизни, так и в общении цивилизаций. Это нам необходимо, если мы намерены установить действительно мирный способ равноправного многостороннего сотрудничества между нациями и народами, который уже начинается на евразийском континенте. Чтобы развить процесс демократизации и культурного диалога, нам требуется платоновская диалектика как правильно избранное сочетание идей, как замена «власти и решений».

Это будет нелегко; это будет тернистый путь, который потребует огромного труда, создания новых языков и новых научных методов – но осуществлять это необходимо. В заключение я приведу пример конкретного применения платоновского «правильного сочетания идей» Г.В. Лейбницем. Для контекста межцивилизационного диалога книга Лейбница «Novissima Sinica» является, возможно, самым захватывающим документом – более современно звучащим сегодня, чем когда-либо ранее.

В некотором смысле можно сказать, что «Novissima Sinica» представляет собой применение платоновского мышления к диалогу между философией и богословием Европы и Китая. Лейбниц начинает свой труд с констатации факта, что китайский император претворяет в жизнь идею платоновского «короля-философа»: «Но несомненно, что монарх китайцев увидел очень ясно то, что в нашей части света когда-то говорил Платон: что постичь тайны науки возможно лишь через геометрию»...

Затем Лейбниц непосредственно сопоставляет учение Платона с учением Конфуция, и здесь особенно интересна интерпретация Лейбницем китайского «естественного богословия», в центре которого находится концепция Ли, Ки и Тайцзи. В конфуцианской традиции «Ли» означает «первичную субстанцию», из которой произошел мир; следовательно, подчеркивает Лейбниц, те, кто говорят, что у китайцев нет понятия Бога, неправы.

«Первый принцип китайцев, «Ли», – это РАЗУМ как основание природы, наиболее универсальный разум и субстанция... которая является бесконечной, вечной, нерукотворной, неразрушимой, не имеющей начала и конца». Следовательно, китайское «Ли» подобно платоновскому «благу» или христианскому Богу. Если отталкиваться от учения Платона, можно понять, что «первичной субстанцией» является ЖИЗНЬ, и прежде всего ЖИЗНЬ в форме первичного движения души; так, в китайском представлении непреодолимая дистанция между духом и материей преодолевается ЭНЕРГИЕЙ созидания. Именно об этом говорил Платон: действительно бытие состоит в динамике, в энергии действия, в создании результата. Согласно лейбницевской интерпретации китайской философии, «Ли» означает ДЕЙСТВИЕ над «вещным бытием», то есть «Ли» также означает ЭНЕРГИЮ ДЕЙСТВИЯ, ИЗМЕНЕНИЯ, СОЗИДАНИЯ. Лейбницу хватает интеллектуальной свободы, чтобы использовать перспективу Платона (а не догматического христианства) для построения моста между китайским и европейским мышлением.

В этом есть еще один аспект. Лейбниц всю жизнь искал способ создания универсального языка – того, что он называл characteristica universalis. Это не означало, как некоторые думают, попытку изобрести аналог современного компьютерного языка, то есть использование неизменных математических символов для выражения мыслительных процессов, описания политических и социальных процессов, эстетических суждений и т.п. Как раз наоборот: Лейбниц был убежден в том, что неизменные математические понятия не могут быть внедрены в философию, психологию, социологию, теорию искусства или политику. Но, тем не менее, совершенно очевидно, что мы нуждаемся в некоем универсальном языке для выражения сложных понятий и идей в вербальной форме.

Подобный язык помог бы нам осуществить решающий прорыв в истории человечества, получив возможность избегать и преодолевать неадекватные интерпретации в общении по поводу идей, которые приводят к кризисам и проблемам между народами и нациями.

Здесь мы возвращаемся к параллели между Лейбницем и Платоном: в определенном смысле лейбницеву идею characteristica universalis можно рассматривать в качестве развития идей Cosmos noetos – динамизированнной системы универсального языка, посредством которой мы научаемся оперировать понятиями и идеями самым гибким и изменчивым образом, в то же время точно зная о том, с чем мы имеем дело. Этот вызов до сих пор не получил ответа – но как мне представляется, это один из самых захватывающих вызовов для нескольких следующих поколений, если они намерены создать сообщество мирного диалога.

Любопытно, что Лейбниц увидел в китайской «Книге перемен» метод, дополняющий его собственный и помогающий достичь некоторого результата в разработке characteristica universalis. Гексаграмма «инь» и «ян» в философии «Книги перемен», символизирующая два взаимодополняющих мировых начала (небеса и землю), часто и упрощенно интерпретировалась как аналог открытой Лейбницем двоичной системы счисления. Но как я уже говорил, Лейбниц заглядывал вглубь, как и китайцы, – идея состояла и поныне состоит в том, чтобы создать усовершенствованный динамический язык постоянного созидания не только новых слов, но и новых отношений между идеями. Платон первым сформулировал этот вызов, именуя его диалектикой.

Наконец, не следует забывать о том, что Лейбниц в «Novissima Sinica» называл Россию ключевым фактором общения между Европой и Китаем. Надеюсь, что мне удалось пробудить в вас желание перечитать Платона с позиций поиска «скрытых» ответов на самые насущные вопросы сегодняшнего мира.

В основу публикации положен доклад автора «Платон и сократический диалог: необходимый урок для более глубокого сотрудничества в Евразии» на конференции «Греция – цивилизационный и политический мост».

–––––––––––––––––––––––––

*Платон, «Государство». Перевод С.С. Аверинцева, А.Н. Егунова и Н.В. Самсонова // Собр. соч. в 4 тт. – М., «Мысль», 1994. , т. 2, с. 442.

**Там же, 2, 443.

Количество показов: 5957
Рейтинг:  3.3

(Голосов: 1, Рейтинг: 3.3)