27.11.2007

Константин Черемных

ПОЛЕТ ПОТАСКАННЫХ ВАЛЬКИРИЙ

В канун выборов 2007-го оживают тени 1991-го

ДЕЖА ВЮ

19 августа 1991 года, в странную, словно мистическим образом составленную из единиц и девяток дату, Геннадий Иванович Янаев и Владимир Александрович Крючков вышли к столичной медиа-аудитории, чтобы прокомментировать классическую мелодию Чайковского, перекрывшую эфир и навеявшую нешуточную панику на младших прорабов дошедшей до смыслового и политического предела перестройки. В первом ряду сидела юная дама в вызывающе короткой юбке и ждала, что они скажут, – с выражением лица студентки, заранее раздобывшей правильные ответы экзаменационного задания.

Пронзительный взгляд этой дамы, ее облачение, поза, внешность – все было просчитано до мелочей. Организаторы не могли не почуять недоброе, внезапно ощутив себя не на общенародной трибуне, а на временных, провинциальных театральных подмостках. Юная дама явно знала больше, чем они, и явно из первых рук – из той части некогда единого всесильного ведомства, которое раньше всего общества приготовилось к переменам. И маячила в первом ряду, мозоля глаза и досконально зная личные слабости экзаменационной, то бишь государственной чрезвычайной комиссии.

Еще не раздавались фривольные песенки из желтого фургончика, намеренно подогнанного к зданию Верховного Совета, окруженного спиралью Бруно; еще никто не слышал имени Владимира Гусинского, еще никто не мог себе представить силы четвертой власти, диктующей свою волю власти первой, но когда юная дама из первого журналистского ряда, парализуя взоры прозрачностью колготок, задала свой коронный вопрос: «Вы понимаете, что вы совершили государственный переворот?» – нельзя было не догадаться, что происходит нечто необычное и вместе с тем роковое, что яйца начинают диктовать свою волю курице, вербованные – вербовавшим, что юная дама наделена некоей специальной ролью в трагической пьесе, переводящей ее жанр с удивительной простотой в комедию.

23 ноября 2007 года уже не столь юная дама наносит уже другой кремлевской власти столь же просчитанный удар под ложечку. И вновь ее вопросы-ответы звучат, на сей раз со страниц газеты «Время новостей», с тем же риторическим вызовом и намеками на особую информированность. По мистическому совпадению, удар по самым больным местам Кремля наносится буквально за несколько часов до смерти специального советника высмеянного ею главы государства. Советника зовут Владимир Александрович Крючков.

Так интеллектуальная игра на уничтожение оборачивается реальной физической смертью, и, как в приснопамятной пьесе Эрдмана, вместо пестрого шутовского занавеса сцена закрывается могильной плитой. Я далек от того, чтобы приписывать даме в этой связи злорадное торжество особого, валькирианского свойства – но то, что она приблизила смерть генерала больше, чем суд и Лефортово, не представляет сомнений.

 

ИСКУС ЗАПРЕТНОГО ПЛОДА

В юную даму по имени Татьяна Малкина в 1991 году был безответно влюблен демократический активист Дмитрий Губин, маленький и рыхлый, нездорового вида юноша с тоненькими пальчиками. Этот выпускник Харьковского университета ради нее записался в антифашисты и при любой оказии стремился попасться ей на глаза. Но его воздыхания оказались столь унизительно безответны, что несчастный активист предпочел вернуться на к тому времени незалежную родину, а «Демроссия», потеряв надежный проельцинский голос Димы, просела изнутри и проросла червоточиной неверия; после того как еще несколько активистов, окучивавших бастующих шахтеров, отчалили в Америку вместе с шахтерскими деньгами, демдвижение испустило дух. Такова роль роковой женщины в публичной политике.

Маленький Дима ошибся. Он думал, что находится с ослепительной Таней в одном пространстве. Но на пути к ее сердцу он наткнулся на тяжелую дверь, и эта дверь-вертушка вытолкала его из подъезда, куда таких и ранее, и потом пускать было не велено. Маленький Дима наивно полагал, как и вся временная рабсила старших и младших прорабов перестройки, и даже кое-кто из них самих, что политика делается на улице. Но она делалась в тиши кабинетов, в том числе и тогда, когда власть и в самом деле валялась на дороге. Более того, такие казусы происходят с центральной властью именно тогда, когда один кабинет, пусть в одном и том же массивном здании с тяжелой дверью, начинает жить отдельной жизнью от другого, даже если на одной двери значится «председатель», а на другой – «заместитель».

Наставник Димы по «Демроссии», врач-проктолог Владимир Оскарович Боксер, куда лучше знал, через какие ходы и выходы в то странное время решалась судьба страны. В тот день, когда на площади перед массивным зданием свергался с постамента бронзовый символ зла, Владимир Оскарович умно и старательно дирижировал улицей, чтобы она, паче чаяния, не вторглась в двери с вертушкой. И улица, насытившись зрелищем поверженного символа, растеклась по домам.

И когда Владимир Оскарович, насупив брови на изжелта-бронзовом лице, в курилке вспоминал о тех днях, он отдавал должное вовсе не Диминому кумиру, взобравшемуся на подставленный танк, а странному сообществу людей под условным названием «движение демократических реформ». Они-то, говорил он, и не дали пролиться крови.

Два года спустя кровь все-таки пролилась, и другие двери, из бетона и стекла, все-таки были разбиты вдребезги, и толпа все-таки вломилась в заветные коридоры, где будто бы многое решалось, но уже иные вожди улицы, с коловоротом на рукаве, старательно дирижировали толпой, чтобы она не поднялась на пятый этаж дома-трилистника, где уверенно располагался финансовый и тактический центр четвертой власти, вновь поставившей себя выше первой. И только еще через год обитателей этого этажа впервые положили лицом на едва выпавший снег. И только еще через шесть лет первая власть заперла четвертую на два дня в Матросской тишине в обнимку с корзиной апельсинов.

Теперь уже не юная дама из экспроприированного в тот день центра влияния на отечественные умы возвращает обидчику всю желчь и всю досаду бежавшего в Испанию работодателя, и его подколодная ухмылка режиссера по первой специальности сообщает ей ее новый иронический запал. Она знает слабые места и бьет по ним безошибочно. Она свято уверена в том, что, как и шестнадцать лет назад, ей это сойдет с рук. И именно в этом, в полном соответствии с заветами работодателя и его многоопытных старших товарищей, она сегодня обличает Кремль:

«Путин в отличие от Ельцина, который был непосредственно занят в мероприятиях по реанимации страны, мог бы попросить прощения... за все ошибки, вольные или невольные. Но не попросил... а решил списать их на предшественников. Мог бы потребовать крови и получить ее, но не просил – наверное, потому что предпочитает не уничтожать, а подавлять. В общем, как в том трагическом анекдоте об игре “Поле чудес”: угадал все буквы, но не сумел угадать слова. У Путина... был карт-бланш такого масштаба, какой не снился ни одному его коллеге по несчастью в мире. Сегодня с горечью приходится констатировать: не справился».

Как следует из этой логики, объект пристрастного наблюдения «не справился» именно потому, что не хотел крови. От него, по щедринской формуле, злодействиев ждали, а он Ходорковского съел. Далее объясняется, почему он «не справился», и это и есть коронная фраза: «...не мог выйти за рамки гэдээровской эстетики, рамки коей в свою очередь очерчивались, увы, не Рихардами Штраусом или Вагнером, а Штази».

Десять лет назад, когда близкий знакомый Владимира Гусинского уверял меня в том, что этот медиа-магнат мечтает о фашизме в России, у меня это как-то не умещалось в голове. Безответная пассия Димы Губина не дала соврать: чего у нее не отнимешь, так это откровенности в разговоре о собственной родине. Она ее именует «богонеспасаемой страной». А если уж она небогоспасаема, так как тут обойтись без Вагнера, а если уж точнее, без Ницше с его «Антихристианином»? В самом деле, не по простой же блажи «Медиа-Мост» так упорно отстаивал у церкви свое право протранслировать «Последнее искушение Христа»?

 

СИТУАЦИЯ НЕ ИЗМЕНИЛАСЬ

Еще один персонаж из демократического сословия, постоянно носящий маску брезгливости на тонком лице, за две недели до нового бенефиса госпожи Малкиной провозгласил, что партия СПС отныне будет участвовать в Маршах несогласных – по той причине, что «ситуация изменилась». Питерские стражи порядка проявили несогласие с этой формулой и насовали новоявленному радикалу по первое число. Скоро мы услышим взволнованные нотки из уст страсбургской Фемиды.

Рефрен «ситуация изменилась» зазвучал, разумеется, не просто так, а после октябрьского съезда «Единой России», на котором в ее список был включен россиянин номер один. Это добровольное падение с небес власти в «медведизм» и породило, хотя и с некоторой осторожной задержкой, искушение всяческого схождения с рук и перьев.

Смелости новоявленным радикалам придало и задержание в Израиле известного мелкого хулигана, покаявшегося во всех известных грехах, в том числе в работе на Администрацию Президента РФ по своекорыстным мотивам. Олигарх, изобличенный хулиганом в сговоре с Администрацией, был перечислен госпожой Малкиной в ряду презренных ею человечков с маленькой буквы. Столь презренных, что даже Иван Рыбкин рядом с ними удостаивается буквы большой.

Мелкий хулиган в кривом зеркале современности оказывается вполне сопоставим с несравненно более влиятельным чиновником Минфина, арестованным в Москве. Он никогда не имел отношения к Петербургу, но созвучие его фамилии с петербургским мэром наводит на смелые допущения по части партнерства с приснопамятным предводителем так называемой тамбовской мафии. Далее звучит намек на некие секреты, к которым замминистра по знанию или незнанию прикоснулся. Это говорит неавторитетному изданию Delovaya некий источник из силовых структур, а авторитетные издания, как водится, тиражируют сплетню и имя уголовного авторитета, притянутое западными сыщиками за уши к имени Путина. Услышав этот глас из подполья из лондонского далека, другой «невнятный вредитель» из списка презираемых госпожой Малкиной (а ранее господином Гусинским) лиц бормочет, что держит в руках бразды управления несогласными гражданами.

 

ИХ ВРЕМЯ ПРОШЛО

Акулам западной прессы весь этот паноптикум, может, и добавит планктона для аналитических домыслов, а невнятному Березовскому – временного снисхождения британских спецкураторов. На умонастроение российского большинства, давно научившегося делить на шестнадцать политические сенсации и спекуляции – вряд ли. И ровным счетом ничего не изменится, вопреки страшилкам госпожи Малкиной, от того, сколько граждан проголосует 2 декабря, а сколько нет. Притом вовсе не по причине произвола пресловутого админресурса, и не потому, что голосование «против всех» отменено.

Причина в другом: с каким бы презрением или ненавистью сограждане ни относились к заботливо перечисленным госпожой Малкиной чиновникам, которых «беззубый» Путин не отправил в газовые камеры под марш Валькирий, то время, когда госпожа Малкина завораживала общественность и приводила в трепет чиновников своим пронзительным взглядом и вызывающим одеянием, безвозвратно прошло. Опыт «проклятых девяностых» не исчисляется в процентах соцопросов. Он откладывается в подсознательном и дает о себе знать в ответ на знакомый по тому времени раздражитель – по принципу узнавания.

И когда согражданин слышит из уст некоей госпожи о том, что у России-де – вот беда! – «так и не было катарсиса», равно как и лидера, который бы с ней, неотесанной и увечной, сел и поговорил, обнадежил и утешил, этот согражданин, даже астрономически материально далекий от презренных «волошиных с дерипасками», узнает эту маску, даже не сумев сопоставить в памяти полузабытое имя с однажды промелькнувшим образом. Он просто знает, что эти разговоры – от лукавого. Он просто знает, что Россия жива, пока жив он сам и его потомство, и потомство его потомства, которое будет лучше и мудрее, и без всяких Вагнеров с Малкиными переживет и перемелет собственными силами остатки того гнилостного начала, которые Путин выгрести не решился или не счел нужным.

Он не ждет от власти утешения и расспросов о желаниях: власть и в самом деле не телешоу «Поле чудес», она состоит из людей, возможности которых не безграничны. Поэтому и Путин все равно останется для него тем, кто он есть сейчас – потому что от него ожидали указания пути, и в этом ожидании как-никак не ошиблись. Хотя бы потому, что чаяния власти и большинства перешли барьер почти десятилетнего отчуждения. Хотя бы потому, что остался позади гнетущий стыд за колониальное подобострастие первых лиц страны. Хотя бы потому, что после эмиграции господина Гусинского на телевидении исчезла мода называть бандитов-сепаратистов уважительно «повстанцами», а военнослужащих регулярной армии презрительным словечком «федералы».

А если что-нибудь там, наверху, и вызывает у согражданина надсадное раздражение, то это своекорыстное рвение мелкого чиновника выставить себя, любимого, лучшим апологетом и подлинным продолжателем. Но эта пагуба исторически недолговечна, ибо мышиная суета не точит глыбы сознания. И потому второй молодости и тучи поклонников вокруг своей персоны госпоже Малкиной не дождаться. Ее момент удачи остался позади; исторический круг замкнулся, оставив ее наедине с ее невостребованной, как затоваренная бочкотара, мистикой тлена и смерти.

Количество показов: 4004

(Нет голосов)