RUS ENG
 

ГЛАВНАЯ
ГОСУДАРСТВО
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
ЭКОНОМИКА
ОБОРОНА
ИННОВАЦИИ
СОЦИУМ
КУЛЬТУРА
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
ПРОЕКТ «ПОБЕЖДАЙ»
ИЗ АРХИВОВ РП

Русский обозреватель


Новые хроники

29.11.2007

Ярослав Бутаков

ВЫБОР КАРИМОВА

В условиях нарастающей нестабильности президент Узбекистана будет искать нетривиальные пути укрепления своей власти

 

ДО И ПОСЛЕ АНДИЖАНА

Узбекистан, как и Россия, готовится к выборам. 23 декабря гражданам этой среднеазиатской страны предстоит избирать президента. Обозреватели уже окрестили это мероприятие «выборами Ислама Каримова». Действующий глава государства не имеет реальных конкурентов, хотя формально ему противостоят четыре кандидата (в том числе одна женщина). Но должно случиться что-то невероятное, чтобы в оставшееся время возникла какая-то альтернатива почти однозначно предсказуемому результату: в ближайшие семь лет Ислам Каримов по-прежнему будет возглавлять Узбекистан.

После кончины «туркменбаши» Ниязова почти год назад Каримов остался одним из двух последних (вместе с президентом Казахстана Назарбаевым) государственных руководителей на постсоветском пространстве, занявших свой пост еще до развала СССР. Ислам Каримов, избранный еще в июне 1989 года первым секретарем ЦК компартии Узбекистана, был в марте 1990 года на сессии Верховного Совета Узбекской ССР выбран президентом этой республики. Каримов возглавил партийную, а потом и государственную иерархию Узбекистана в период, известный громкими коррупционными скандалами в высшем руководстве республики. Поэтому, на фоне своих предшественников Рашидова и Усманходжаева, Каримов воспринимался как своего рода восстановитель законности. Непосредственно предшествовал Каримову на высшей партийной должности Рафик Нишанов, на период правления которого пришлись массовые погромы турок-месхетинцев в Ферганской долине. Так что Каримов приобрел еще и имидж лидера, установившего в Узбекистане межнациональный мир.

Система власти, сложившаяся в Узбекистане под руководством Каримова, типична для политической эволюции постсоветской Средней Азии и в общих чертах воспроизводит также российскую политическую модель. Узбекская оппозиция, многие деятели которой оказались в вынужденной эмиграции, резко критикует Каримова за установленный им режим диктатуры. Народные волнения в Андижане в мае 2005 года, подавленные с массовым применением силы, подлили масла в огонь этой критики, тем более, что к ней активно присоединился Запад. Евросоюз и США, с которыми у Узбекистана прежде были хорошие отношения, ввели дипломатически и экономические санкции против среднеазиатской республики, запретив въезд к себе некоторых высших госчиновников Узбекистана и продажу Узбекистану вооружений и некоторых других технологий.

События 2005 года и то, что за ними последовало, показали, что Запад в наименьшей степени интересует судьба демократии в Узбекистане. Недовольство по обе стороны Атлантики вызвало то, что Каримов в какой-то момент пошел на сближение с Россией по ряду политических вопросов, в том числе по вопросам реэкспорта узбекского газа, а также в области безопасности. Волнения в Андижане произошли тогда, когда этот «новый курс» внешней политики Каримова еще только-только начал проявляться. Андижанское выступление, инспирированное, по мнению узбекского руководства, извне, ускорило этот промосковский «крен» Каримова.

Летом 2005 года Узбекистан присоединился к декларации ШОС, объявившей нецелесообразным присутствие на территории государств-членов Шанхайской организации сотрудничества военных сил государств, не принадлежащих к ШОС. При этом, в отличие от Киргизии и Таджикистана, он действительно выполнил этот пункт декларации, потребовав от США вывезти базу своих ВВС еще до конца 2005 года. Кроме того, Узбекистан вернулся в ОДКБ, а также вышел из известного своей ярко антироссийской направленностью союза ГУАМ (Грузия – Украина – Азербайджан – Молдова) и заключил в конце 2006 года договор с Россией о взаимной помощи. Договор этот обязывает заключившие его стороны оказывать друг другу военную помощь, причем и в том случае, если для режима другой стороны возникает угроза насильственного свержения внутри страны. Учитывая разницу в масштабах двух государств, Россия фактически взяла на себя обязательство защищать режим Каримова от любых действий радикальной оппозиции.

Узбекская радикальная оппозиция носит во многом религиозную исламскую окраску. Однако этот общий фон не отражает всей сути явления. Конечно, в среднеазиатском обществе религиозный фактор служит наилучшим стимулом для политической активности, связанной с риском противостояния властям. Идеи светского, демократического государства не обладают для жителей этого региона достаточным мобилизующим потенциалом – таким, каким обладают идеи политического исламизма. Поэтому религиозно одушевленные люди составляют основную массу непримиримой узбекской оппозиции, но все-таки не всю ее.

Вместе с тем, преобладающая тенденция исламизма в оппозиционном движении Узбекистана заставляет многих людей, критически настроенных к режиму Каримова, мириться с последним как с наименьшим злом. Каримова уже давно сравнивают с Ататюрком. Да и сам узбекский президент не чужд этого лестного сравнения с одним из самых успешных политиков прошлого столетия. Каримов твердо привержен курсу на построение национального светского государства. И нет ничего удивительного, что в условиях Узбекистана после падения советской власти этот курс может осуществляться преимущественно авторитарными методами. Хотя, по мнению многих, авторитаризм режима Каримова находит оправдание далеко не в каждом конкретном случае.

 

ОСОБЕННОСТИ УЗБЕКСКОЙ МНОГОПАРТИЙНОСТИ

При этом сам Каримов убежден, что за эрой вынужденного авторитаризма обязательно настанет расцвет демократии. При этом он и его сторонники опять же прибегают к аналогиям с Турецкой республикой, которая тоже далеко на один десяток лет эволюционировала от «просвещенного авторитаризма» Ататюрка, через череду «мягких» военных переворотов, к демократии, более или менее близкой к западным стандартам.

А каким будет дальнейшее развитие Узбекистана? В настоящее время его политическая система обладает некоторыми особенностями по сравнению со среднеазиатскими соседями и с Россией. Узбекистан пока не торопится идти по пути партийно-президентской республики, де-факто установившейся в Казахстане и складывающейся в России. Сам Ислам Каримов формально выдвинут на нынешних выборах от Либерально-демократической партии Узбекистана, не обладающей абсолютным перевесом в Законодательной палате Олий Мажилиса (парламента) Узбекистана.

Вообще, в нижней палате узбекского парламента представлены пять партий, ни одна из которых не имеет в нем большинства мест. ЛДПУ представлена 41 депутатом (из 120). Правда, эта партия обладает почти безраздельным влиянием в Самаркандской области – на родине Ислама Каримова. В этом отражается характерная черта Узбекистана, общая и для большинства других среднеазиатских государств – регионально-клановая структура.

Бывшая компартия, переименованная в Народно-демократическую, имеет 28 депутатов в нижней палате. Несколько меньшим представительством обладают еще три партии. Всех их можно в той или иной степени считать пропрезидентскими.

Таким образом, в Узбекистане пока не сложилась система с одной доминирующей пропрезидентской партией, и в этом смысле узбекская многопартийность выглядит более «плюралистично», чем нынешняя российская и, тем более, казахстанская. Каримов, как национальный лидер, сохраняет баланс интересов между различными партиями, отражающими, в значительной степени, интересы региональных элит.

 

РЕГИОНАЛЬНО-КЛАНОВЫЙ УЗЕЛ

Угроза региональной дезинтеграции в Узбекистане – наиболее реальная. До начала 20-х годов прошлого века узбекской государственности не существовало вовсе. Узбекский народ был разделен государственными границами Российской империи, Хивинского ханства и Бухарского эмирата (а также Афганистана, на территории которого и теперь проживают 10% всех узбеков мира). В то же время чересполосно с узбеками жили (и во многом живут сейчас) другие народы, крупнейшим из которых являлись таджики (в дореволюционном Самарканде таджиков было больше, чем узбеков). Степень этнической консолидации узбеков была низкой. Дореволюционная этнография вообще делила узбеков на два народа: сартов – жителей земледельческих оазисов, и собственно узбеков, живших еще полукочевым бытом.

Национально-государственное строительство началось уже только в советское время. Естественно, поэтому узбекскую нацию еще невозможно считать сложившейся. Узбекская элита продолжает консолидироваться по региональным группам. Каримов представляет группу самаркандцев. Выступления против Каримова в первой половине 90-х годов были во многом связаны с деятельностью ферганцев и ташкентцев. Инициированные Каримовым чистки в верхах привели к снижению влияния этих региональных групп. Кланы хорезмийцев и сурхан-кашкадарьинцев никогда не обладали ведущими ролями в узбекской элите.

Таким образом, президент Узбекистана вынужден опираться на группы земляков. В основу поддержки власти кладутся мотивы родо-племенной преданности, а не приверженность определенному политическому курсу. Эта архаичная трайбалистская модель заставляет сомневаться в возможности скорой демократической эволюции Узбекистана, а также в появлении там сильной системной оппозиции. Впрочем, в СНГ это проблема не одного лишь Узбекистана.

В какую сторону будет эволюционировать политическая система Узбекистана после выборов? Для этой страны, как для России и Казахстана, проблема власти выливается в так называемую «проблему преемника». Правда, в Узбекистане нет конституционной нормы, ограничивающей пребывание в должности президента двумя сроками подряд. Но Каримову уже 69. Возраст заставляет его думать о том лице, которого он будет рекомендовать как своего «наследника». Но пока такие политические фигуры не проявились. Может быть, они появятся в ходе следующего президентства Каримова.

Однако именно трайбалистская разобщенность правящей элиты Узбекистана делает слишком раннее выдвижение фигуры преемника опасной и для преемника, и для действующего президента. Хорошим примером этому служит Казахстан. Вокруг кандидата в преемники сразу начинают развертываться интриги, преследующие цель, с одной стороны, добиться низложения преемника и возведения на его место иного, из конкурирующей группы, с другой стороны, уже при действующем президенте возвысить преемника до уровня де-факто главы государства.

В Казахстане Назарбаев, по видимости, разрешил подобную проблему тем, что передал значительную часть полномочий парламенту. Правда, на самом ли деле проблема может быть решена таким образом, станет видно не раньше 2012 года, когда конституционные поправки вступят в силу. Но и в этом случае, если Назарбаев останется во главе государства, он, даже с формально урезанными полномочиями, будет по-прежнему всевластным лидером, опираясь на свою харизму отца-основателя современного Казахстана.

Возможна ли аналогичная модель в Узбекистане? В Казахстане (и в России, как теперь становится все очевиднее) решили сделать главнейшим элементом обеспечения стабильности и преемственности при транзите власти механизм конституционного большинства одной партии. То есть фактически возвратиться к прежней советской однопартийной модели с поправками на формальный плюрализм. Постсоветская элита мыслит «управляемую демократию» либо в виде привычной позднесоветской схемы, либо в виде единоличного авторитаризма.

И все-таки представляется, что Узбекистан, в плане укрепления тенденций авторитаризма, не пойдет по казахстанско-российскому пути, а нащупает какой-то свой вариант. Во-первых, слишком рискованным видится повторение позднесоветского опыта. Хотя этот путь кажется бывшим функционерам КПСС наиболее легким и привычным, слишком уж рано они забыли, чем это опыт завершился. А вновь создаваемая система выглядит гораздо менее прочной и устойчивой, чем советская, окрепшая в горниле тяжких испытаний и получившая запас легитимности в успешном осуществлении национального проекта по строительству сверхдержавы.

 

В ПОИСКАХ ПРЕЕМНИКА

Если Каримову удастся избежать соблазна однопартийности и парламентской республики, перед встанет задача найти этому способу какую-то альтернативу. Какую? Оптимальным было бы дальнейшее укрепление института президентства как и формального, и фактического легитимного лидера нации при резком ограничении роли партий. Некоторые общие черты можно найти в белорусской модели, где президент также является независимым надпартийным вождем. Партии в Узбекистане еще долго будут воплощать региональную разобщенность этой страны, но именно поэтому-то они не должны играть значительной роли в политической жизни. Соответственно, парламент также не может становиться вровень с президентом. Однако следование этому пути предполагает успешный поиск преемника, приемлемого для различных конкурирующих групп элиты. Можно предполагать, что следующие семь лет и будут заняты поиском и постепенным выдвижением такой фигуры.

В своих политических опытах Каримов не может чувствовать себя настолько же свободно, как Назарбаев или Путин, не только обладающие огромным кредитом доверия своих народов, но и зарекомендовавшие себя успехами в экономической политике. Положение же Узбекистана в этом отношении сильно отличается от положения северных соседей. Более того, на фоне Казахстана экономическая ситуация в Узбекистане выглядит особенно контрастно и болезненно воспринимается гражданами Узбекистана. Узбекские «гастарбайтеры» наводняют не только Россию, но еще больше Казахстан. Именно поэтому, если экономическая ситуация в Узбекистане не начнет резко улучшаться, то Каримов будет еще больше ограничен в возможностях политического эксперимента, и лучшим для него будет следование уже привычному пути. Но, с другой стороны, то же самое неблагоприятное экономическое положение, чреватое социальным взрывом, может побудить Каримова к неординарным шагам в политической сфере.

Все это, конечно, если по умолчанию считать, что властные механизмы узбекского государства будут и дальше оказывать решающее влияние на политические процессы в этой стране. Но фактор радикальной оппозиции, во многом управляемой из-за рубежа, нельзя сбрасывать со счетов. Соединенные Штаты Америки, терпящие крах своей политики на Среднем Востоке и заинтересованные в создании там обстановки нестабильности, вполне могут начать сеять хаос со Средней Азии – региона с довольно сложной этнической и конфессиональной обстановкой. В то же время, реальная угроза такого рода может заставить Каримова отойти от нынешнего пророссийского курса внешней политики и вновь вернуться к более тесному сближению с США и Европой.


Количество показов: 4157
(Нет голосов)
 © GLOBOSCOPE.RU 2006 - 2024
 E-MAIL: GLOBOSCOPE@GMAIL.COM
Русская доктрина   Институт динамического консерватизма   Русский Обозреватель   Rambler's Top100