20.02.2008

Ярослав Бутаков

ПОЛЕ СТАЛКИВАЮЩИХСЯ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ

Российский фактор как исторический ориентир для Балто-Черноморской геополитический системы

ИЛЛЮЗИЯ И ПЕРСПЕКТИВА БАЛТО-ЧЕРНОМОРСКОГО СОЮЗА

В свое время Збигнев Бжезинский, выдвигая различные проекты развала СССР и создания на его территории марионеточных интеграционных объединений, выдвинул и проект организации Балто-Черноморского Союза. В него должны были войти бывшие советские республики Прибалтики, Белоруссия, Украина и Молдавия. В период развала СССР (1989–1991 гг.) этот проект всерьез и со знаком «плюс» обсуждался здешними либеральными «политэкспертами». В 1992 году он был поднят на щит крупнейшей прозападной партией Белоруссии (ныне запрещенной) «Белорусский народный фронт».

Однако по ряду причин этот проект, несмотря на довольно активную, одно время, поддержку его глобалистскими структурами, так и не был осуществлен. При реорганизации постсоветского пространства был взят курс на другие ориентиры. Запад решил интегрировать Прибалтику целиком в себя, постепенно сделав ее членом НАТО и ЕС. Тот же самый путь был в принципе избран и для Украины с Молдавией, но не в последнюю очередь в силу инерционного, остаточного сопротивления части населения этих республик евро-атлантической ориентации он до сих пор пройден лишь в своей начальной стадии.

Едва ли не первостепенную роль в крахе Балто-Черноморского проекта сыграло то, что в 1993 году к власти в Белоруссии пришел президент Лукашенко, до сих пор пытающийся воплотить альтернативу прозападному курсу – национальную демократию, ориентированную на самостоятельные не-западные формы интеграции (с Россией, в рамках Евразии и т.п.). Это стало главной причиной резко негативного отношения Запада к правлению Лукашенко.

Кроме того, отдельное восточно-европейское объединение, противопоставленное не только России, но и Западной Европе, в конечном итоге, видимо, показалось архитекторам «нового мирового порядка» менее целесообразным проектом и менее контролируемым процессом, чем постепенное поглощение Восточной Европы евро-атлантическими структурами.

Вместо целостного геополитического образования, каким мог бы стать Балто-Черноморский Союз, Запад пролоббировал создание на постсоветском пространстве объединения, в своих функциях полностью подчиненного потребностям Запада, главным образом, в энергоресурсах – сообщества ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия). В смысле практической политики – это «клуб обиженных» на Россию, идеологически объединенных русофобией и восторженным преклонением перед Западом. В геополитическом смысле – перспективный коридор транспортировки каспийских энергоносителей в Европу в обход России, чем он преимущественно Западу и интересен.

Собственно, несколько последних столетий восточно-европейский пояс между Балтийским и Черным морями никогда не был самостоятельным геополитическим и цивилизационным целым. В геополитическом плане он или был раздроблен на множество политических субъектов, за влияние на которые вели борьбу более крупные акторы международной политики, или же он целиком (почти целиком) включался в какую-либо имперскую систему. В цивилизационном же плане Балто-Черноморская система, по определению политолога Михаила Ильина, представляет собой лимитроф двух великих цивилизаций – России и Запада, где обе цивилизационные идентичности столетиями накладываются одна на другую, никогда полностью друг друга не вытесняя.

В силу этого проект Балто-Черноморского Союза мог быть выдвинут только как модель постепенной, осторожной, но окончательной ассимиляции Европою российского западного порубежья. Очевидно, что Запад взял курс на ассимиляцию более решительную. Однако это не исключает того, что в будущем к плану особого Балто-Черноморского объединения могут вернуться снова, если нынешний жесткий евро-атлантический курс в отношении наших лимитрофов по каким-то причинам (скорее всего, этническим и культурным) начнет резко пробуксовывать.

 

ВЕЧНЫЙ ЛИМИТРОФ

Согласно Вадиму Цымбурскому, Балтийско-Черноморская (мы назовем ее, вслед за М. Ильиным, Балто-Черноморской или сокращенно БЧС) геополитическая система представляет собой «междуморье», перешеек, отделяющий «полуостров Европа» от Евразийского материка. Это обусловливает непреходящее важное геополитическое значение данной территории.

Трудно обозначить четкие границы «междуморья». Если провести кратчайшую линию от Балтики к Черному морю, то она пройдет по западной окраине большинства государств БЧС – как современных, так и исторических. Но в разные исторические периоды западная граница БЧС как зоны цивилизационного взаимодействия демонстрировала подвижки и в ту и в другую стороны, отражая состояние культурной ассимиляции территорий тем или другим цивилизационным центром. Геополитически БЧС не является чем-то навсегда застывшим. Собственно, о ней как о порубежной полосе между Востоком и Западом можно говорить в должной степени только применительно к истории пяти-шести последних столетий, не раньше.

Структура БЧС в общих чертах неизменно воспроизводится на каждом историческом этапе. Ее неотъемлемым компонентом является наличие более-менее консолидированного политического ядра и приморских периферий, за которые идет постоянное соперничество. Такая система впервые обозначилась еще во времена Киевской Руси. Если БЧС когда-либо представляла себой единое цивилизационное целое, то это были именно X–XIII века. Однако с двумя поправками. Во-первых, вряд ли есть основания выделять Киевскую Русь в самостоятельную цивилизационную единицу, существенно отличную от тогдашней Европы. Эти различия кристаллизовались позднее, в период ордынского ига и становления Московского государства. Во-вторых, и Киевская Русь также не осуществляла объединения всего Балто-Черноморского «междуморья»: вне ее постоянного непосредственного контроля оставались как раз оба приморских региона. В-третьих, ее геополитическое и цивилизационное расширение оказалось продиктовано силой притяжения глубинных районов Евразийского континента. Политический центр Руси, будущей русской цивилизации, довольно скоро – уже в середине XII века – вышел за пределы полосы «междуморья» и сместился намного дальше к востоку.

Консолидированным ядром БЧС в XIV–XV вв. стало Великое княжество Литовско-Русское (Западная Русь). Однако ему так и не удалось выработать свою цивилизационную идентичность. Будучи в главных своих чертах культурным и политическим преемником Киевской Руси, Западная Русь довольно быстро оказалась под воздействием двух мощных самостоятельных цивилизационных центров: западноевропейского (католического), бастионом которого являлась Польша, и формировавшегося великорусского (православного). В противоборстве между этими двумя успеха вначале добилась западная сторона, политически подчинив себе ВКЛР, которое по Люблинской унии 1569 года объединилось с Польшей. Цивилизационная ассимиляция Западом шла гораздо труднее, и даже Брестской церковной унии 1596 года оказалось не под силу обеспечить этот процесс. Как результат, с середины XVII столетия геополитический маятник качнулся в сторону Востока.

Ни в период могущества ВКЛР, ни во времена господства в БЧС Речи Посполитой «междуморье» не находилось под контролем одной геополитической силы. На юге господствовали государства исламской уммы (остатки Золотой Орды, поставленные в XV–XVI вв. в зависимость от Османской империи). На севере – государства германского мира (Тевтонский и Ливонский ордена; после неудачной попытки России в XVI столетии вклиниться в этот регион – Швеция, на полтора века превратившая Балтийское море в свои внутренние воды). Когда в 1918–1920 гг. Польша возродила свою независимость, то лозунг ее экспансионистских правящих кругов – «Польска от бжега до бжега» – был совершенным историческим нонсенсом, ибо на побережье Балтики Польша только иногда владела крохотным клочком земли, а Черное море ей всегда было не более доступно, чем России – Индийский океан (сразу напрашиваются параллели с известным лозунгом известного российского политика).

Первым государством, которому удалось полностью осуществить контроль над БЧС, стала Россия. Этот период длился почти два столетия – с 1795 по 1991 год со временным отступлением в 1918–1939 гг. (эпизоды трех Отечественных войн не в счет). Характерным для него стали два явления.

Во-первых, именно полное подчинение себе «междуморья» обеспечивало России самые долгие в ее истории периоды спокойствия на западных рубежах. Один из таких промежутков времени непрерывно длился целый век – с 1813 по 1914 год. Вместе с тем, в эти два столетия происходят самые острые и масштабные геополитические конфликты России с Западом, пытавшимся вырвать БЧС из нашего обладания. Эти конфликты – 1812, 1914–1918 и 1941–1945 гг. – оказались вписаны во всеевропейские и всемирные войны. Поэтому не будет преувеличением сказать, что главным объектом похода «двунадесяти языцев» на Россию и обеих мировых войн ХХ столетия являлось именно Балтийско-Черноморское «междуморье». Только владение им делало Россию европейской державой.

Во-вторых, этот же период выявил фатальную ограниченность средств, с помощью которых Россия пыталась обеспечить за собой контроль над БЧС. Имперское господство не ликвидировало такой сущностной черты БЧС, как периферийность приморских регионов. Успехи Российской Империи по цивилизационной ассимиляции Прибалтики оказались нулевыми. Хуже того, этот регион оказывал стойкое обратное ассимилирующее воздействие на имперские верхи. Во многом это обусловливалось тем, что само Российское государство переформатировалось как Империя в начале XVIII века под воздействием германского мира как приоритетного культурного ориентира. А Прибалтика – Остзейский край – оказалась периферией германского мира, включенным в Империю и занявшим в нем политически привилегированное положение (речь идет, конечно, об остзейской элите). Временами оно ослабевало, временами же становилось настолько сильным (при Анне Иоанновне, Петре III, Николае I), что выглядело германским господством над Россией. Так что, несмотря на формальную политическую интегрированность части германской Прибалтики в Российскую Империю, в цивилизационном плане этот регион выступал форпостом германского мира, вклиненным в Россию и препятствовавшим ей реализовать свою цивилизационную идентичность в БЧС. Думается, что если бы после Семилетней войны 1756–1763 гг. России удалось удержать за собой Восточную Пруссию, результат воздействия «внутреннего германизма» на правящие круги Империи мог оказаться еще плачевнее для последней.

Собственно, российская цивилизационная идентичность весьма слабо отражалась в политике Империи на ее западных землях. Советский период, с его интернационалистской идеологией, по понятным причинам также не принес в этом плане перемен к лучшему. Сейчас мы уже можем ретроспективно оценивать эту эпоху и изумляться тому, каким образом Россия–СССР умудрялась почти 200 лет сохранять политическое господство в БЧС, при этом не производя целенаправленной культурной ассимиляции этих территорий. Равно как и видеть именно в этом главную причину утраты Россией имперского контроля над «междуморьем».

Между тем, сейчас, после распада СССР, Балто-Черноморский пояс вновь воспроизводит черты, характерные для него во времена множественности окружающих его имперских центров. Территориальное ядро БЧС – Белоруссия – в нынешних условиях выступает бастионом России, вдвинутым между оспариваемыми перифериями. В Прибалтике теперь русские объективно могут стать силой, препятствующей окончательному становлению западноевропейской идентичности, вопреки формальной политической интеграции, то есть сыграть в отношении стран Балтии роль аналогичную той, какую выходцы из этих земель играли в отношении имперской России. На Украине и в Молдавии также еще идет борьба за формирование идентичности, исход которой отнюдь не предопределен.

В этих условиях у России есть все предпосылки для успеха более активного вмешательства в дело переформатирования своих западных лимитрофов. Ведь пока двухвековое имперское наследие пребывания «междуморья» в составе России более актуализировано в цивилизационном коде БЧС, нежели аморфность последних 17 лет или далекие времена Речи Посполитой.

(Окончание следует)

Количество показов: 3964

(Нет голосов)