RUS ENG
 

ГЛАВНАЯ
ГОСУДАРСТВО
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
ЭКОНОМИКА
ОБОРОНА
ИННОВАЦИИ
СОЦИУМ
КУЛЬТУРА
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
ПРОЕКТ «ПОБЕЖДАЙ»
ИЗ АРХИВОВ РП

Русский обозреватель


Новые хроники

24.04.2008

Михаэль Либиг (Германия)

ПЛАТА ЗА ЕВРО

Немецкий средний класс разоряется из-за того, что Германии пришлось стать «донором» еврозоны

РАЗБУХАНИЕ ГРУППЫ РИСКА

По мере углубления финансового кризиса и рецессии, которой Америка заражает мировую финансовую систему, в германском политическом раскладе назревают перемены. Неолиберальные методы экономической и социальной политики оказываются предметом критики. Этому способствуют и изменения в европейском обществе, где сокращение рядов «среднего класса» сопровождается разбуханием «группы риска».

«Сегодня утверждение о том, что Соединенные Штаты столкнулись с самой серьезной угрозой своей финансовой системе с 1930-х годов, уже не является гиперболой», – писал Ларри Эллиотт в The Guardian по случаю банкротства банка Bear Stearnes. Эта оценка становится общепринятой в финансовой прессе Европы – и косвенно усугубляет рецессию, в которую погружается реальная экономика США.

Тот факт, что эпицентр финансового кризиса находится на территории США, отнюдь не успокаивает. Когда финансовые дома Уолл-Стрит один за другим идут ко дну, перспектива «коллатерального ущерба» в европейской финансовой системе оказывается неминуемой. Еще до последнего ускорения кризиса несколько европейских банков были вынуждены объявить о новых крупных списаниях из-за коллапса «структурированных акций», связанных с американскими субстандартными облигациями. Среди них оказался не только крупнейший банк Европы – швейцарский UBS, но и такие ведущие общественные банки Германии, как WestLB, BayernLB, LBBW-SachsenLB и KfW-IKB.

Тревога распространяется тем скорее, чем более уплощаются кривые европейского экономического роста. Они остаются позитивными лишь по причине удовлетворительных показателей европейского экспорта – несмотря на то, что обменный курс доллара/евро приближается к 1,60.

 

ЦЕНА РЕКОРДНОГО ЭКСПОРТА

На фоне других европейских стран торговля Германии выглядит достаточно успешно. В 2007 году объем экспорта Германии достиг 967 млрд, а ее прирост торговли – 196 млрд евро. За год объем экспорта возрос на 8,5%, продолжая восходящую тенденцию последних лет. Экспорт в США составил 73 млрд долларов, или 7,5% всего экспорта – в абсолютных цифрах почти столько же, сколько британский, и на 20 млрд меньше французского. 86% всех товаров экспортируется в на Евразию: 65% приходится на Евросоюз, 11% на азиатские страны и 11% на Россию. В прошлом году Германия осталась мировым чемпионом по экспорту, хотя некоторые аналитики предрекали, что на первое место выйдет Китай.

Однако на фоне внешне благоприятной картины обнаруживаются два опасных дисбаланса. Во-первых, впечатляющий прирост германского экспорта сопутствует торговому дефициту большинства других стран, входящих в зону евро. Кроме Германии, прирост торговли в 2007 году продемонстрировали из этого числа только Нидерланды, Австрия и Финляндия. За счет этих четырех стран был компенсирован дефицит соседей. Наличие единой валюты затушевывает экономическое неравновесие внутри зоны евро.

До 2001 года традиционно высокий прирост германской торговли означал, что соответствующие валютные доходы (тогда исчислявшиеся в немецких марках) служили источником дешевого капитала для национальной экономики, в том числе для малого и среднего бизнеса Германии. Фирмы среднего порядка были тогда «производителями рабочих мест». Стоимость заемного капитала – частного и публичного – была самой низкой в Европе. Однако внутри еврозоны Германия потеряла это мощное преимущество. Ныне Германия «незримо» субсидирует все остальные государства еврозоны, где стоимость заемного капитала была традиционно выше – Италию, Испанию, Грецию, Португалию, а также Францию.

В частности, Испания имела более высокий дефицит торгового и платежного баланса, чем США (относительно ВВП), но это ныне не имеет значения с тех пор, как испанской валюте больше не угрожает девальвация. Дефицит Испании в торговле с Германией составлял в 2007 году 27 млрд (!) евро, однако теперь он как бы уравновешивается германским приростом в системе евро. Образование массивного «пузыря» на рынке испанской недвижимости было бы невозможно без доступа к обильному дешевому капиталу через еврозону.

Для Италии была традиционно характерна слабая валюта, высокая инфляция и высокая стоимость заемного капитала. Теперь ставки заемного капитала снизились, и итальянским экспортерам больше не нужно заботиться о дешевизне лиры. Текущий дефицит Италии в торговле с Германией составил в 2007 году 20 млрд евро, а Франции с Германиией – 30 млрд.

Эти данные были подробно документированы в книге «Ложь о евро и прочие экономические сказки», написанной экономистом Вильгельмом Ханкелем. Утратив конкурентное преимущество сильной марки, низкой инфляции и низкой стоимости заемного капитала, деловое сообщество Германии стало придерживаться стратегии сокращения расходов на рабочую силу ради сохранения конкурентоспособности. Реальная заработная плата в Германии начала снижаться уже в 2001 году, а особенно значительно – в интервале 2004–2007 годов, как раз в период роста экономики. Согласно близкому к профсоюзам, но респектабельному фонду Ганса Беклера, средняя зарплата в абсолютных цифрах сократилась на 3,5%. Однако расходы на рабочую силу на единицу продукции сократились более значительно – до одного из самых низких уровней в Европе. С экономической точки зрения сокращение затрат на единицу продукции – положительное явление в случае, если оно достигается ростом производительности за счет технологических инноваций. Между тем в Германии расходы на рабочую силу снижались за счет сокращения зарплаты и социальных стандартов.

 

ЭКОНОМИЯ НА ЧЕЛОВЕКЕ

Старания поддержать германский экспорт обернулись на практике стагнацией национальной экономики со снижением доходов и, соответственно, со снижением потребительских расходов и публичных инвестиций.

Как ни парадоксально, стремление бизнеса сократить расходы на рабочую силу было с энтузиазмом поддержано коалицией социал-демократов и «зеленых». Тогдашний генканцлер Герхард Шредер пользуется заслуженным уважением за свои достижения в дипломатии, чего нельзя сказать об экономической и социальной политике. Так, он фактически принудил германские профсоюзы, традиционно весьма близкие к Социал-демократической партии Германии, согласиться на позицию «социального ограничения», а в 2003–2004 годах навязал так называемую «гарцевскую реформу».

«Гарцевская реформа» преследовала две цели: 1) сокращение обязательных отчислений предпринимателей в фонд обязательного страхования безработицы, в пенсионные фонды и в медицинское страхование, и 2) сокращение длительности действия пособий по безработице. Эта политика «социальных преобразований» была продолжена правительством Ангелы Меркель, если не считать некоторых косметических корректировок начала текущего года. К февралю 2008 года в Германии официально было 3,5 млн безработных, хотя еще 2,5 млн, также фактически не имевшие работы, получали пониженное пособие – так называемое «Гарц-4».

Существенно, что эти реформы были предприняты на фоне негативной демографической динамики, которая характеризовалась падением рождаемости и старением населения. Четверть всех безработных составляют граждане старше 50 лет: в этом возрасте германские фирмы, как правило, на работу не принимают, хотя пенсионный возраст наступает в 67 лет. Спустя год после оформления пособий по безработице (или полтора года для лиц старше 66 лет) выплата пособия заменяется выплатой субсидии «Гарц-4». Помимо социальной несостоятельности, эти граждане также теряют возможность использовать свою квалификацию и опыт, а передать его некому в связи с отсутствием адекватного демографического воспроизводства.

В любом обществе уровень поддержки лиц, находящихся в слишком юном или слишком пожилом возрасте, чтобы работать в полную силу, определяется общей производительностью экономики в данный момент времени.

«Не нужно быть экспертом по экономическим или социальным наукам, чтобы догадаться, что общество, страдающее одновременно от недостаточного экономического роста и недостаточного воспроизводства человеческого капитала, может разрешить свои проблемы лишь одним способом – путем наращивания, а не сокращения производительного физического капитала. Только таким образом можно создать предпосылки для более высоких и стабильных доходов и для компенсации демографической проблемы через рост производительности», – пишет профессор Ханкель.

Даже на уровне микроэкономики компания, добивающаяся экономического результата преимущественно за счет экономии на рабочей силе, в итоге теряет конкурентоспособность на рынке. В макроэкономическом масштабе политическое давление с целью систематического снижения расходов на рабочую силу и социальных отчислений приводит к усиливающейся эрозии доходов, спроса, продаж и инвестиций.

Несомненно, переход к сокращению расходов на рабочую силу подталкивался глобальным идеологическим наступлением неолиберализма на фоне заката социалистической системы. Неолиберальные аксиомы навязывались обществу в качестве безальтернативных. В немецком языке главным словесным выражением этого политического сдвига стало словечко alternativlos.

 

НЕМЕЦКИЕ КЕЙНСИАНЦЫ

На фоне этой идеологической гегемонии собственную позицию продолжали отстаивать некоторые умы, относившие себя к кейнсианской школе, которую ныне снисходительно называют устаревшей – хотя, как я думаю, это отношение вскоре изменится.

Следует отметить, что кейнсианство в Германии было дискредитировано в 1970-х годах не без оснований: оно было слишком мало связано с научно-техническим прогрессом и не смогло найти ответ на актуальный вопрос о том, в какие именно сферы следует инвестировать государству.

Между тем, исторически кейнсианская школа содержала в себе потенциал самой продуктивной экономической мысли в Германии. Она уходила корнями в экономические теории Фридриха Листа, которые были двигателем как научно-технического и промышленного роста, так и политики социальной поддержки, начиная с социальных реформ Бисмарка 1880-х годов. Идеи Вильгельма Лаутенбаха, считающегося основателем немецкого кейнсианства, фактически опережали самого Кейнса. Если бы предложенная им в 1931 году экономическая политика была взята на вооружение, Германия могла бы избежать депрессии и последующего восхождения нацизма.

Небольшая группа последователей Лаутенбаха, так называемый «крайзауский кружок», в 1941–1944 гг. существовал в подполье. Эта группа интеллектуалов, включавшая консерваторов, христианских демократов, либералов и социалистов, оказала большое влияние на политическое и правовое мышление в послевоенной Германии. Их видение воплощалось в германской политике 50-60-х годов, когда сильное государственное управление сочеталось одновременно с массивным налогообложением, прежде всего необходимым для поддержки миллионов жертв войны и беженцев, и значительным регулированием.

Один из участников «крайзауского кружка», Вольфганг Штютцель, оказал влияние не только на следующее поколение кейнсианцев, к которому принадлежали Вильгельм Ханкель, нынешний главный экономист ЮНКТАД Хайнер Флассбек и умерший в марте этого года Клаус Ноэ, но и на таких экономистов с либеральной репутацией, как главный экономист Deutsche Bank Курт Рихебехер и прославленный министр и канцлер Людвиг Эрхард.

Впрочем, либерализм того времени качественно отличался от последующего неолиберализма. Кейнсианские взгляды объединяли в 1960-е годы столь разных людей, как министр финансов Франц-Йозеф Штраусс и социал-демократ, министр экономики Карл Шиллер. Принятый в 1967 году Закон о стабильности и развитии утверждал экономическую и фискальную политику, направленную на стабилизацию цен, высокий уровень занятости, сбалансированную торговую и платежную позиции и экономический рост.

В разговоре со мной за год до своей смерти Клаус Ноэ высказывал уверенность в том, что четыре политические цели, установленные Законом 1967 года, не являются фантазией, что они осуществимы и неизбежно будут осуществлены. Ноэ тогда говорил, что как только «капитализм казино» обнаружит свою несостоятельность, экономический и социальный здравый смысл «вернется с черного хода». Однако тем, кто никогда не играл в финансовое казино – малым и средним предпринимателям, рабочим и пенсионерам – придется расплачиваться за своих предшественников. Это не может не привести к политическим сдвигам – возможно, весьма неприятным.

Ноэ не страдал ностальгией по 60-м годам. Он понимал, что мировая экономика существенно изменилась в ходе технологического прогресса. Однако, по его мнению, этому ничуть не противоречат политические принципы социальной рыночной экономики, в том числе ее кейнсианские черты.

В своем выступлении на съезде Федерации немецких профсоюзов в августе 2002 года Ноэ говорил: «Нынешнее сокращение муниципальных инвестиций, как и публичных инвестиций в целом, приведет к тому, что наши дети унаследуют еще большие издержки на содержание износившейся дорожной и водной инфраструктуры. Наша фискальная политика не только тормозит экономический рост и трудоустройство, но и сокращает возможности для труда и благосостояния наших потомков. Уклонение от инвестиций именуют “экономией”, хотя на макроэкономическом языке экономия равнозначна инвестициям...»

 

ТАЮЩИЙ СРЕДНИЙ КЛАСС

Социальные последствия, о которых Ноэ говорил шесть лет назад, сегодня настолько очевидны, что беспокойство возникает даже у либеральных аналитиков. Месяц назад Frankfurter Allgemeine опубликовала две аналитических статьи: «Таяние среднего класса» и «Германия выходит из равновесия». В этих материалах приводятся данные Института экономических исследований (DIW), свидетельствующие о сокращении германского среднего класса. «Средний класс», который определяется уровнем дохода в пределах от 70% до 150% от среднего национального показателя, в 2000 году составлял в Германии 62% населения. Спустя шесть лет эта доля сократилась до 54%, преимущественно за счет многодетных семей. При этом 26% среднего класса испытывает «крайнюю озабоченность» своим будущим, опасаясь перемещения в «низший класс» или «группу риска». Между тем численность низшего класса за тот же период возросла на 7%, достигнув четверти населения.

Эти изменения в структуре доходов за последние годы усугубляются ростом цен на продукты питания, электроэнергию и транспорт, а также повышением НДС на 3%, введенным в январе 2007 года. Чем ниже доход, тем большую долю в структуре расходов семьи занимают расходы на приобретение продуктов питания, на оплату электроснабжения и на пользование автомобилем в совокупном семейном бюджете. В последнюю четверть века цены на продовольствие в Германии были самыми низкими в Европе. Сегодня мелкие гастрономические магазины почти исчезли, сократилась и доля традиционных универмагов. Розничный рынок захватили сети-гиганты типа Aldi, Lidl, Rewe и Edeka. Интенсивная конкуренция преследовала целью снижение цен, но в итоге пострадало качество продуктов.

Макроэкономические последствия растущей социальной незащищенности немецкого населения проявились в снижении потенциала национальной экономики. Класс бедноты, как и значительная часть среднего класса, существенно ограничивает расходы на потребление. Та часть среднего класса, которая еще может себе позволить значительные расходы, также стремится к экономии. Еще не испытывая «крайнюю озабоченность», они беспокоятся, в частности, о размере своей пенсии после увольнения. Это нежелание тратить получило специальное обозначение – Angstsparen («экономия от страха»). Норма сбережений за период с 2000 года возросла с 9% до 11%.

Рост сбережений с точки зрения макроэкономики оказывается совершенно бесплодным. Как отмечает в своей книге профессор Ханкель, доля сбережений значительно превосходит создание реальной стоимости. По данным Ханкеля, в период с 2001 по 2005 год вклады немцев в сберегательные банки составили 750 млрд евро, но лишь 300 млрд за этот период было вложено в реальную экономику. Остальные 450 млрд государство использовало для социальных трансферов в пользу лиц, не имеющих работы или дохода. Таким образом, внутренний долг расходовался на необходимые, но потребительские, а не инвестиционные цели, то есть не генерировал спрос и доходы. При этом, по оценке Ханкеля, третья часть от этих 450 млрд использовались частными лицами для «финансовых трансакций» преимущественно спекулятивного характера. В основном эти трансакции выходили за пределы Германии, не вкладывая ничего в создание рабочих мест и дохода на родине. По мнению Ханкеля, «в Германии дефицитом является не капитал, а продуктивные инвестиции, как публичные, так и частные, а также рабочие места и спрос на внутреннем рынке».

 

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ «БЕЗАЛЬТЕРНАТИВНОСТИ»

Как уже отмечалось, «широкая коалиция» периода правления Ангелы Меркель, если не считать косметической коррекции, по существу повторяла политику правительства Шредера. Выборы в бундестаг сентября 2005 года впервые отразили ощущение глубокой неудовлетворенности германского населения.

Несмотря на то, что решимость Шредера отказаться от участия в войне в Ираке вызывала всеобщее уважение, неадекватная экономическая и социальная политика привела к утрате его коалицией большинства мест в бундестаге.

Между тем оппоненты из ХДС-ХСС в том же году избрали сугубо неолиберальную политическую стратегию. Отчисления на обязательное медстрахование было отделено от уровня доходов по типу «плоского налога». Реформу самой налоговой системы было предложено осуществлять по тому же принципу. В то же время отчисления нанимателей и наемных работников на страхование безработицы было предложено сократить, а взамен – для компенсации потерь – увеличить налог на потребление. По существу, наемных работников собирались заставить оплачивать долю нанимателей в страховании безработицы. Итог был закономерен: за ХДС проголосовало 37,8% населения, что было худшим результатом за всю историю выборов в бундестаг.

Любопытно, что после этого результата любители неолиберальной риторики «прикусили язык». Хотя политика оставалась прежней, навязывание неолиберальных ценностей сменилось рассуждениями о «социальной справедливости» и ценностях социальной рыночной экономики, хотя лишь на уровне пропаганды. С момента формирования «широкой коалиции» ХДС постоянно проигрывала выборы, СДПГ где-то теряла, где-то приобретала преимущество, но обе крупнейших партии в абсолютных числах потеряли значительное число избирателей. Впрочем, две других традиционных партии – СвДПГ и Партия зеленых – также утратили политический вес и переживали внутренний застой.

Самый большой процент на земельных и местных выборах в период с 2005 года «завоевали» избиратели, уклонившиеся от голосования. Их число нарастает с каждым годом, что указывает на хроническую фрустрацию и недовольство всей политической системой. Это недовольство в основном определяется экономической и социальной незащищенностью.

И еще одним победителем на местных выборах является Левая партия, сформированная альянсом посткоммунистической ПДС (бывшей СЕПГ) и «Избирательной альтернативы за труд и социальную справедливость» (WASG), образованной в 2004 году из профсоюзных активистов и «анти-гарцевского» меньшинства социал-демократов. В июне 2007 года две партии слились в Левую партию, сопредседателями которой стали бывший председатель ПДС Лотар Биски и бывший министр финансов от СДПГ Оскар Лафонтен. Более 80% актива партии составляют экс-функционеры ПДС. Диапазон политических взглядов варьирует от традиционного марксизма до социал-реформизма. Левые проповедуют «демократический социализм», основанный на конституционном порядке Федеративной Республики. Приверженность социальной справедливости сочетается с неприятием любого милитаризма, выражающемся, в частности, в негативном отношении к полиции и спецслужбам, а также с достаточно выраженным «зеленым» уклоном.

Впрочем, центральным политическим вопросом для левых остается неприятие «гарцевской» социальной реформы, наряду с требованиями создания новых рабочих мест и введения прогрессивного налога, введение или восстановлением программ социальной защиты, регулирование финансового сектора и создание равных возможностей в сфере образования, особенно для семей с ограниченным уровнем дохода.

Левые все более адекватно политически артикулируют распространяющееся среди немцев разочарование в экономической и социальной политике правительства. Именно в этом состоит причина их успеха на нескольких земельных выборах. В Западной Германии представители партии были избраны в парламенты Бремена, Гессена, Нижней Саксонии и Гамбурга. В Берлине левые получили максимальное число голосов – 13,4% и сформировали коалиционное правительство с социал-демократами. Во всех пяти землях Восточной Германии партия получила двузначный процент поддержки как на земельных, так и на местных выборах. В Бундестаге партия представлена 53 депутатами.

Таким образом, четырехпартийная политическая система Германии за последние 4 года стала пятипартийной. При этом Левая партия будет продолжать оказывать существенное влияние на всю политическую систему Германии. Политический ландшафт, в прошлом выстроенный вокруг неолиберального догмата, меняется. Индикатором этих перемен является оживленный спор о тактике социал-демократов в земле Гессен, где одна часть местной СДПГ настроена в пользу, а другая – против альянса с Левой партией.

«Нравится вам это или нет, но Левая партия возвращает в политическую дискуссию те проблемы, которые слишком долго игнорировались ведущими партиями, объявлявшими свою линию безальтернативной, – говорил мне в частной беседе крупный государственный чиновник. – Существуют ли дееспособные альтернативы самим левым, я не знаю».

Он добавил: «В любом случае, то, что эти вопросы наконец ставятся, необходимо и полезно для страны». Это суждение представляется особенно справедливым, если иметь в виду вероятные последствия американской рецессии в Европе. Политический сдвиг, ныне намечающийся в Германии, отражает, к сожалению, не возвращение здравого смысла в умы немецкой элиты, а непросчитанную реакцию на ее собственные действия (или бездействие). В соответствии с предсказанием Клауса Ноэ, правда «возвращается через черный ход».


Количество показов: 3230
(Нет голосов)
 © GLOBOSCOPE.RU 2006 - 2024
 E-MAIL: GLOBOSCOPE@GMAIL.COM
Русская доктрина   Институт динамического консерватизма   Русский Обозреватель   Rambler's Top100