06.06.2008

Константин Черемных

ДВЕ МЫСЛИ В ОДНОЙ ГОЛОВЕ. Часть 1

Нужна ли душевнобольным «свобода выбора»?

В глухие тоталитарные времена автор гимна Советского Союза набрался инакомыслия и написал басню, которая долго считалась пределом гражданской смелости для придворного стихотворца. Предметом басни был не просто лояльный, а особо предусмотрительный к капризам и пожеланиям начальства творческий работник, стремящийся угодить всем кураторам сразу и не понимающий, что у кураторов, помимо партийной сознательности, могут быть и просто ничем не обоснованные предпочтения, или попросту вкусы.

Картина у слона-живописца не получилась потому, что творческий работник, несмотря на природную неповоротливость, чрезмерно крутился по сторонам, улавливая пожелания всех советчиков. Советчики в живописи ничего не смыслили, но у каждого из них был свой завет мастеру в виде излюбленного предмета: крокодил непременно хотел увидеть на картине реку Нил, а тюлень – снега и льды. Когда же в итоге на картине появилось все желаемое и на всякий случай банка меда – «на случай, если вдруг медведь придет картину посмотреть», стало понятно, что произведение художественной ценностью не обладает.

Одобрение и неодобрение творческого труда затрагивает, впрочем, лишь самолюбие самого творца или его близких родственников. Когда же несогласие в указаниях закрепляется в законах, «ералаш», как в цитируемой басне, касается миллионов людей, на которых эти законы распространяются.

Как и гости слона-живописца, авторы законов совсем не обязательно руководствуются идеологическими принципами, даже если им самим так кажется. Как признавался либерал-шестидесятник Григорий Померанц – редкий представитель этого вида, способный к самокритике – мечта интеллектуалов о распространении неограниченных свобод зиждилась на простой экстраполяции: я, Померанц, могу пользоваться свободой не в ущерб другим, значит, и широким массам это по силам.

Составители социально значимых законов, на первый взгляд, руководствуются соображениями бюджетной экономии. Тем не менее, сугубый субъективизм, происходящий из вышеупомянутой экстраполяции, бросается в глаза. Авторы закона №122 о монетизации льгот явно проживают в Москве, а на фазенду ездят в ближайший район области. В противном случае им пришло бы в голову, что «освобождение» от нематериальных льгот, то есть замена скидки на любое расстояние на одну тысячу рублей, просто не позволяет многим гражданам добраться из удаленного района не то что до Москвы, но и до ближайшего крупного областного центра.

Впрочем, забота о госбюджете в некоторых случаях оказывается странно однобокой. Авторы Закона о пенсиях сильно помогли госбюджету, не позволив установить средний размер пенсии выше, чем 1,2 от среднего заработка по стране. И те же авторы великодушно предоставили матерям детей-инвалидов право уйти на пенсию на пять лет раньше, причем независимо от тяжести и срока этой инвалидности. То есть несчастная мать клинического идиота (первая группа на всю жизнь) была приравнена к матери мальчика с банальным и благополучно заживающим переломом ноги (третья группа на год). Не иначе как у автора законодательной задумки существовала собственная семейная проблема, которая с дьявольской щедростью экстраполировалась на всю Россию- матушку.

Впрочем, пенсионное законодательство одарило россиян также счастливой возможностью под названием «накопительная часть пенсии». Только распространяется она не на ту возрастную группу, которая тащит на себе страну, а исключительно на вступающее в жизнь и не слишком ответственное младое поколение. Еще один подарок от заботливых законодателей состоял в праве выбора на источник пенсионирования. Для практического внедрения означенного плана всем гражданам было направлены так называемые «письма счастья». Результат известен: народное большинство без всяких церемоний отправило эти письма в сортир, предпочитая ничего не менять в своей жизни и великодушно прощая Сбербанку печально известную заморозку кровных накоплений 1992 года. Интересно было бы посчитать, сколько государственных средств было потрачено на производство вышеозначенной макулатуры, если о доверии граждан к негосударственным банкам и фондам можно было легко узнать из элементарных социологических опросов.

Если потраченных впустую средств государству ничуть не жалко, а авторы этого и подобных нововведений благополучно продолжают государственную службу, значит, государство руководствовалось не действительным, а желаемым. Иначе говоря, той самой абстракцией, об экстраполяции которой, признавая собственную долю вины, совестливо сокрушался старый диссидент Померанц.

Увы, за приверженностью к абстракциям слишком очевидно прослеживается желание понравиться законодателям мод. Притом тем законодателям-идеологам (нередко по совместительству стратегам), от которых сам автор закона зависит не административно, а сугубо умственно – на уровне нехитрой комбинации из трех догматов, которые он принимает за убеждения. Сводится сия комбинация из представлений о том, что а) государство должно прогрессирующим образом уходить от управления экономикой, б) государство не должно нести ответственность за благосостояние граждан, в) его величество рынок волшебным образом установит самодостаточные правила, которые сами по себе, как печка Ивана-дурака, довезут россиянина до лучшей жизни.

Впрочем, эта самая комбинация удивительным образом сочетается с образцовым регламентационным зудом. Счастливо освобождая госчиновников от исполнения прежде присущих им функций, либеральный законодатель другой рукой навешивает на тот же исполнительный аппарат множество других функций, обеспечивающих внедрение дорогих его сердцу прав и свобод, а иногда и просто внедрение бумагооборота, не имеющего иного назначения, кроме регламентирования регламента.

Масштаб задач в подобных случаях кажется авторам законов и нормативных документах даже большим, чем реальный предмет трогательной заботы, то есть население. Немедленно после введения Закона №122 неведомая чиновная натура внедрила новый образец инвалидной справки, число цифр на номере которой на два порядка превосходит число жителей Российской Федерации. Единственным логическим обоснованием такого решения могла быть лишь очень мысль о предстоящем добровольном присоединении Китая к России вместе с пропорциональным числом нетрудоспособных граждан.

 

«СВОБОДА ВЫБОРА» ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ

На самих обладателей означенных справок легла еще одна головная боль. После внедрения 122-го закона, само назначение которого состояло в дебюрократизации, льготные категории получили право выбирать между монетарным и товарным обеспечением половины компенсации. Инвалиды при этом разделились на две категории: остро нуждающиеся в пятистах рублях и не остро. Первые, разумеется, выбрали деньги. При этом, однако, в первую категорию записались и граждане, подспудно убежденные, что никакой болезни у них нет. Ранее эта категория – как легко догадаться, речь идет о душевнобольных – снабжалась лекарствами по рецептам бесплатно, тем самым получая дополнительный мотив для объективно необходимого лечения. Сегодня средний больной шизофренией предпочитает лекарству пятьсот рублей. С печальным результатом легко встретиться в общественных местах, где блуждают оборванные люди, шепчущие в космическую даль, утратившие связь с реальностью и, соответственно, возможность какого- либо приспособления к действительности. Нетрудно догадаться, что на этом несчастье охотно ловят добычу ловцы душ и недвижимости, нередко вслух и откровенно именующие себя санитарами леса. Под лесом имеется в виду наша страна.

Растолковать несчастным, что отказ от лечения ничего хорошего им не принесет, могли бы доктора и работники медико-социальной экспертизы. Но первые заняты выписыванием и заверением рецептов нескольких видов с занесением этого действия в бесчисленные журналы, а вторые – заполнением бумаг, дающих право инвалидам на трудоустройство, обучение, костыли, памперсы, притом в количестве трех экземпляров и обязательно с подписью, независимо от способности больного (в том числе отправляющего надобности под себя) к письму. Если данные ваучеры были чрезвычайно необходимы, с точки зрения тогдашнего министра Зурабова, то вполне могли печататься в виде талонов, на которых врачу только и оставалось что поставить штамп. Однако министерским специалистам непременно требовалось обозначить сразу множество деталей, и в первую голову пресловутую добровольность, то есть реализацию суверенного права на получение услуги – независимо от того, в реальности обретается клиент или за ее пределами.

В государствах Запада, на которые ссылается при любом удобном случае либеральный законодатель, существуют не только натуральные льготы по инвалидности, но и принудительное лечение. Однако наши либералы либеральнее западных либералов, как католик, который праведнее римского папы. На собрании Независимой психиатрической ассоциации (где одним из учредителей является очень симпатичный, но безнадежно больной человек), либерал с фельдшерским образованием, специально приобретенным ранее для изобличения зверств советской психиатрии, с жаром доказывал мне, что депрессивным больным не следует препятствовать совершать самоубийство, ибо это есть их индивидуальный, а стало быть, святой и непреложный человеческий выбор.

Итак, с одной стороны исполнитель государственной задачи примерно либерален, с другой – примерно регламентирован. Сочетание несочетаемого знакомо большинству башмачкиных сегодняшнего дня. С той разницей, что думать о личной шубе сегодняшнему башмачкину решительно некогда. И в недолгую минуту передышки неформально высказываемые им мысли сводятся к непечатным выражениям в адрес тех законодателей со слоновьими извилинами в головах, которые возложили на их головы неподъемный, и что обидно, совершенно бессмысленный воз бумагомаранья.

(Продолжение следует)

Количество показов: 3079

(Нет голосов)