21.06.2008

Райнхард Хильдебрандт (Германия)

КРАХ НА НЕСКОЛЬКИХ УРОВНЯХ

Проблема задолженности и финансовый кризис в США

ДОВЕРИЕ МЕЖДУ КРЕДИТНЫМИ ИНСТИТУТАМИ РАЗРУШЕНО

Вне зависимости от того, как переформируются альянсы в глобальном взаимодействии держав, перед США стоит угроза изоляции. Она связана с финансовым кризисом и массивным государственным долгом. Страна обременена с двух сторон растущим внутренним долгом и торговым дефицитом; в будущем, ей станет все труднее импортировать товары со всех других частей света.

Джозеф Стиглиц считает, что экономический спад стал прямым следствием иракской войны. Накануне введения войск в Ирак цены на нефть колебались около $25 за баррель. Теперь эта цифра перевалила за $100. Однако Стиглиц неправ, утверждая, что это военное вторжение США было первой такой операцией с участием других стран. Он забывает, в частности, о войне в Заливе десятилетием ранее, которая софинансировалась Германией и Японией. Текущая иракская кампания, как предполагалось, должна была окупиться за счет поставок нефти из освобожденного Ирака. Фактически за все время кампании была реализована лишь мизерная часть иракской нефти, и в итоге в связи с обесценением государственных облигаций США за все будет расплачиваться Китай.

Девальвация американской валюты станет не только ударом по самолюбию американцев, но и подрывом статуса доллара США как первоочередной резервной валюты, с переключением на евро. Нагромождающийся долг государства домохозяйствам и лишь незначительное сокращение торгового дефицита выявляют прогрессирующее ослабление американской экономики. Как отмечал Алан Байндер в International Herald Tribune, «потери рабочих мест вследствие международной торговли более заметны, чем создание новых рабочих мест». Эта дилемма также лишает американцев веры в глобализацию, которая ранее считалась незаменимым источником могущества Америки.

Впереди маячит общий кризис экономики. Его возникновение является естественным результатом утраты обеспечения финансового капитала товарным накоплением, первым следствием которого становится сокращение инвестиций в основные фонды. Угроза безработицы сопровождается урезанием индивидуального потребления, которое будет усугубляться, если компании не смогут конкурировать с производителями других стран.

Между тем в рамках того же самого процесса глобализации капитал, инвестированный в производство, при том же размере может в отдельных государствах дать более высокий результат. В частности, капиталы, вложенные в новые предприятия Китая, Индии, Бразилии, Мексики или Вьетнама могут быть крайне прибыльными по сравнению с вложением в сформированные рынки США, Европы или Японии. Суммарная прибыль и дивиденды расширяют поток уже циркулирующего капитала и стремятся заполнить возросший разрыв между всемирным товарным производством и всемирным производством финансовых инструментов.

Этот разрыв образовался ввиду стремления банков подстегнуть своих клиентов к извлечению прибыли, в связи с чем происходило расширение объема программ и создание совершенно новых сложных производных инструментов – в частности, облигаций на займы с покрытием (collateralized debt obligations – CDO) и кредитных дефолтных свопов (CDS).

Биржевые брокеры, рассматривая эти деривативы как нормальный компонент своего повседневного бизнеса, пользовались ими для создания новых платежных средств, основанных на кредитах. В итоге перемноженная несколько раз сумма циркулировала между валютными биржами и в связи с неизвестным объемом субстандартных кредитов, оценить общий объем платежных средств, связанных с кредитами, стало невозможно. Возникший гигантский разрыв в итоге разрушил взаимное доверие между кредитными институтами, что теперь не может не сказаться на экономике.

 

ЭФФЕКТ СПЕКУЛЯЦИЙ НА ИЗМЕНЕНИЯХ ВАЛЮТНЫХ КУРСОВ

Национальные и транснациональные компании, работающие на различных рынках, имеют дело с различными валютами и меняющимися обменными курсами. Стараясь обезопасить себя от колебаний валютных курсов, они вынуждены заранее скупать необходимую валюту, чтобы затем продать соответствующее количество. Это, в свою очередь, подстегивает биржевых брокеров к спекуляции на подъеме и спаде валютных курсов, в итоге которой между различными валютными биржами циркулирует сумма в размере $3 млрд. К этой сумме следует добавить миллиарды евро, фунтов стерлингов, швейцарских франков и еще ряда перемещаемых относительно конвертируемых валют. Этот вид спекуляции вносит свой вклад в нарастание разрыва между финансовыми потоками и товарным производством и обычно приводит к инфляции.

Расчеты акционеров на извлечение сверхприбылей, осуществляемые за счет наемных работников как создателей стоимости, приводит к резкому расслоению по объему доходов между держателями активов и получателями заработной платы. Если при этом происходит падение покупательной способности наемных работников, владельцы активов начинают воздерживаться от инвестиций в производство товаров и переводят средства в другие рынки – в частности, на рынок земли и недвижимости, а также приступают к спекуляции золотом, нефтью, агропродуктами, тоже вкладывая в предположительно прибыльные финансовые инструменты. Подобная спекуляция часто создает «пузыри». Чем дольше продолжается спекуляция, тем большего размера они достигают и тем внезапнее происходит обрушение в тот момент, когда первые признаки падения цен вынуждают спекулянтов панически выводить средства из соответствующего рынка.

 

НЕКОТОРЫЕ ПРИЧИНЫ АМЕРИКАНСКОГО ФИНАНСОВОГО КРИЗИСА

Ипотечные кредиты рисковых заемщиков первыми спровоцировали массовый обвал, однако кризис имел и несколько других причин. Как рассказывал представитель Goldman Sachs корреспондентам IHT Дженни Андерсон и Викасу Бажажу, «в центре необеспеченного ипотечного бума было партнерство Уолл-Стрит с займодателями. Эти особые отношения были движущей силой роста цен на недвижимость и распространения экзотических кредитов, которые теперь лопаются во все возрастающем размере». К примеру, ипотечный агент убедил некую Лакейшу Уильямс купить в кредит восемь домов. Зная о том, что клиент работает помощником няни в доме престарелых, агент «повесил» на нее долг в размере свыше миллиона долларов. Как рассказывала Die Zeit, ее кредиторами были три из девяти крупнейших банков, специализировавшихся в субстандартных ипотечных кредитах.

Алан Байндер, быший вице-президент Федерального Резервного банка, ныне преподающий экономку в Принстоне, говорит: «Это крах на нескольких уровнях. Трудно найти тот элемент системы, который адекватно себя вел, когда дело пошло к краху». По существу, вину за фундаментальную ошибку следовало бы возложить на Конгресс США и на две последних (демократическую и республиканскую) президентские администрации, активно внедрявшие неолиберальную политику «дерегуляции», считавшуюся, между прочим, одним из важных инструментов обеспечения глобальной гегемонии США.

Как признал в интервью IHT глава правления J.P.Morgan Chase Джейс Даймон, «мы живем в ужасно глобализованном мире, и более того, финансовое регулирование не успевает угнаться за глобализацией». Однако эту интерпретацию нельзя считать вполне добросовестной. Фактически финансовое регулирование никак не затрагивало Уолл-Стрит. Барни Фрэнк, председатель Комитета по финансовым услугам Палаты представителей, жаловался, что «Уолл-Стрит не только располагала неограниченной свободой действий, но и активно побуждала коммерческие банки нарушать их собственные правила». Он признал, ссылаясь на менеджеров Уолл-Стрит, что «Палата Представителей была убеждена в том, что мы не нуждаемся в регулировании». Как вспоминал Майкл Гринбергер, бывший старший контролер Комиссии по фьючерсной торговле товарами, Уолл-Стрит категорически сопротивлялась любым попыткам регулирования разраставшегося рынка деривативов. При этом, по словам Гринбергера, игнорировалось даже предостережение бывшего главы Федерального резерва Алана Гринспэна о том, что «деривативы могут распространить риски в экономике». «В действительности, – говорит Гринбергер, – они распространили в экономике настоящий вирус, ибо эти продукты непрозрачны и трудно оценимы».

Таким образом, существовали субъективные причины возникновения «невидимого рынка», зависевшего «от телефонных звонков с Уолл-Стрит вне открытых биржевых торгов». Любые попытки регулирования этого рынка пресекались политиками, пояснявшими, что эта практика «полезна для развития прибыльного бизнеса за границей». Другими словами, нерегулируемый американский финансовый рынок рассматривался в качестве необходимого условия продвижения главенствующей цели глобализации и американской гегемонии.

Замысел состоял в том, что коммерческие банки в экономически слабых государствах, следуя директивам дерегуляции, на первых порах продемонстрировали бы процветание, чтобы затем оказаться в ловушке CDO и CDS с неизбежным банкротством. После чего финансово обеспеченные американские банки любезно предложили бы свои услуги по кризисному управлению. В итоге банки, взятые на поруки, были бы принуждены к соответствию банковским законам США, и старший партнер смог бы установить боле «чуткий» контроль над мировым финансовым рынком. Признаки подобной стратегии можно было усмотреть в случае с германским Банком промышленного кредитования (IKB), которому США отказали в финансовой поддержке в ситуации, обусловленной нагрузкой накопления американских «бросовых облигаций». Менеджерам банка было разъяснено, что это «внутригерманская проблема». Таким образом, американская сторона просто отказалась признать тот факт, что кризис банка связан с дерегуляцией на американском рынке.

 

ХРУПКОСТЬ МИРОВОЙ ФИНАНСОВОЙ АРХИТЕКТУРЫ: ПРЕДЛОЖЕНИЯ ДЖЕФРИ

АНДЕРХИЛЛА

За несколько месяцев до краха американского ипотечного рынка группа экспертов во главе с Джефри Андерхиллом высказывала озабоченность «хрупкостью мировой финансовой архитектуры», «недостатком эффективности и политической легитимности в целом ряде государств» (Underhill, Geoffrey R.D., «Policy Recommendations», Section 1: «Concerning the shareholder principle specifically», in: Global Financial Architecture, Legitimacy, and Representation: Voice for Emerging Markets, Garnet Policy Brief, No. 3, January 2007).

Андерхилл определял понятие «финансовая архитектура» как «сумму международных институтов и вспомогательных процессов, направленных на уравновешивание глобального дисбаланса, обменных курсов, транснациональных перетоков капитала и на обеспечение стабильности финансового рынка – от предотвращения кризиса до управления урегулированием долга».

Как пишет Андерхилл, разработка финансовой политики традиционно происходила в относительно замкнутых сообществах, где взаимодействовали между собой центральные банки, министерства финансов, регулирующие агентства и их конфиденты в частном секторе. По его мнению, трансграничная рыночная интеграция уже привнесла могучих частных игроков, «в особенности крупных, действующих в международном масштабе финансовые институты», которые стремятся к саботажу демократически разработанных решений национальных институтов. В результате сегодня политика «базируется больше на экономической теории, чем на объективных фактах, и следовательно, политика должна быть приближена к реальности». Это означает, что политикам надлежит сосредоточиться на реформах, «пересматривающих политическое обоснование и распределительный эффект финансовой архитектуры, в особенности в вопросах о том, а) в чьих интересах проводится политика, б) насколько легитимным является процесс принятия решений и результирующая политика и в) в какой степени процесс принятия решений обусловливает результат».

Андерхилл подверг существующую практику яростной критике: «Результатом трансграничной финансовой интеграции становится явное противоречие между тем, что призваны осуществлять национальные политики в демократическом контексте и что они реально в состоянии сделать перед лицом глобальных финансовых ограничений». Он рекомендует: «Нам ... нужно подумать о том, кто участвует в этом процессе, каким образом можно построить широкий консенсус и тем самым повысить легитимность результата посредством трезвой политики, в итоге выстраивая более долгосрочную сплошную поддержку управления мировыми финансами». По его словам, после того как кредитный паралич стал очевидным, пространство доверия резко сократилось и уступило место всеобщему возмущению – в основном по той причине, что с обеих сторон предпочитались нелегитимные и недемократические методы уравнивания затрат и результата этой политики.

Долгое время администрация США не выдвигала никакого разумного объяснения тому факту, что предложения Андерхилла не были услышаны. Например, США отреагировали непониманием, когда европейцы предложили осуществить реформу Международного валютного фонда. В этой связи Джефри Андерхилл полагает, что «Соединенным Штатам следовало бы серьезно подумать о том, чем в итоге обернется фактическое вето на поправки к статьям. По его мнению, следовало предложить компромисс, предложив такой порядок принятия решений, при котором ни одна из сторон не имела бы права вето.

Даже после того как кредитный паралич принял серьезные масштабы и государства начали «фактически выписываться из отеля «Мобильность капитала», «США продолжали цепляться за свое право вето. До сих пор США удерживают в своих руках 16,77% голосов в МВФ. Очевидно, только союз «азиатского треугольника», Евросоюза, Арабских Эмиратов, Японии и Бразилии мог бы заставить администрацию США изменить свою неприемлемую позицию. До сих пор привилегированный статус США, позволяющий им накапливать неограниченный долг в собственной валюте, остается неизменным. Ни одно из государств, подписавших Бреттон-Вудское соглашение, не имеет подобного преимущества. На сегодняшний день высказывалась лишь критика, однако фундаментально оспорить это положение не удавалось.

Даже Китай, как крупнейший кредитор, и Европейский Союз, как самый значительный конкурент США на мировом рынке, не предприняли решающих шагов. Напротив, Китай пытается обойти негативные эффекты девальвации доллара посредством переключения с американской валюты на евро и улучшения своей прибыльности (interest account) – например, посредством приобретения акций американских банков и инвестиционных компаний наподобие Blackstone – одного из крупнейших американских инвесторов, называющего себя «ведущим глобальным альтернативным управляющим активами и поставщиком услуг финансового сервиса». Европейский Союз сделал евро серьезным соперником американского доллара, хотя до сегодняшнего дня европейская валюта не смогла успешно заменить доллар в расчетах за сырье (нефть, газ и др.) и товары особо высокой стоимости (самолеты и пр.).

 

МЕДЛИТЬ УЖЕ НЕЛЬЗЯ

Пока американские инвестиционные и коммерческие банки не были принуждены заявить о крупных потерях, а несколько мэров американских городов – о резком падении налогов с имущества, американское правительство не считало нужным делиться информацией о распространяющемся финансовом кризисе. Только после того как один из крупнейших банков – Bear Stearnes – пришлось спасать от банкротства при помощи прямой сделки государства с банком J.P.Morgan, Федеральное казначейство США смогло протолкнуть план подчинения Уолл-Стрит новому регулирующему аппарату. Выкуп Bear Stearnes явился иллюстрацией того факта, что у правительства США и Федерального Резерва не осталось времени на создание регулирующего «зонтика» для финансового рынка США. Швейцарский банкир Освальд Грюбер в интервью Frankfurter Rundschau назвал выкуп банка «мерой предотвращения банкротства всей финансовой системы».

Между тем менеджеры Уолл-Стрит оказались под давлением акционеров, понесших потери в результате ипотечного кризиса. В апреле заместитель госсекретаря США и бывший исполнительный директор Goldman Sachs Роберт Стил внес на рассмотрение новый план Казначейства по регулированию бизнеса Уолл-Стрит. Как сообщает IHT, Стил дал понять, что в соответствии с планом, Казначейство получит право «вмешиваться во все: в частные паевые фонды, инвестиционные банки, хедж-фонды». Уже месяц спустя Федеральный Резерв принял к оплате ипотечные сертификаты от ведущих компаний в обмен на кредиты – в основном для того, чтобы спасти от банкротства Fannie Mae и Freddie Mac – два крупнейших банка, занимавшихся скупкой ипотечных кредитов, предоставленных меньшими банками, и их продажей на финансовом рынке.

Несмотря на то, что различные государственные фонды Китая, ОАЭ и Сингапура уже внедрились на американский финансовый рынок, купив активы в Citigroup, Merrill Lynch и Morgan Stanley, многие американские банки накопили по нескольку миллиардов долларов списаний и издержек до апреля текущего года, которые было трудно или невозможно продать. В их числе тот же Citigroup (на сегодня исчисляющий потери в 12 млрд), Bank of America, второй по величине коммерческий банк США, Morgan Stanley, второй по величине инвестиционный банк, и Wells Fargo, второй по величине ипотечный банк.

Несомненно, ведущие европейские банки, в первую очередь швейцарские USB и Credit Suisse, но также Deutsche Bank и ряд государственных немецких банков, серьезно пострадали от кредитного паралича, однако потери их были не столь велики, чтобы речь зашла о лишении лицензий. Зато подобное случилось с британским банком Northern Rock, который правительство было вначале вынуждено взять на поруки, а затем национализировать. Это обошлось большими расходами для лондонского Сити, где многие служащие потеряли работу. Как предупреждает The Times, «беспрецедентная сумма в 50 миллиардов фунтов может быть удвоена, если ее не хватит для отсрочки коллапса на рынке недвижимости».

Американский финансовый кризис уже серьезно потрепал Уолл-Стрит, остающуюся – пока – важнейшим центром финансовых трансакций. Общая сумма списаний, согласно Frankfurter Rundschau, оценивается на сегодня в $945 млрд. Эта цифра поднимает вопрос о том, не утратили ли уже США свою надежность и не профукали ли они последнюю опору своего статуса державы-гегемона.

Чтобы предотвратить стремительное падение экономики США, ведущие американские экономические эксперты и архитекторы «политики дерегуляции» правительства Буша, такие как Мэтью Слоутер, впервые за много лет даже заговорили о «новом курсе», направленном на «агрессивное перераспределение доходов». В очередной раз государство было призвано спасать рыночную экономику. Предлагалось, что Федеральный Резерв – за счет налогоплательщика – примет к оплате нереализуемые структурированные продукты. В конечном счете, ожидалось, что государство перейдет к кейнсианской экономической политике, писала Der Tagesspiegel. Между тем европейская валюта в очередной раз возросла в цене относительно доллара. Проявив удивительную откровенность в разговоре о «налоговых гаванях», Великобритания сделала первый осторожный шаг к расщеплению англо-американского альянса.

Теперь уже Мартин Вулф из The Financial Times признает, что «общество, по мнению правительства, должно быть защищено от банков, а банки должны быть защищены от самих себя. Финансы – слишком важная сфера, чтобы ее можно было доверить рынку». Хотя «регулирование – всегда очень несовершенное средство», сегодня «необходимо предпринять шаги для его укрепления».

Мартин Вулф даже сформулировал семь принципов регулирования, назвав их «семь C»: coverage – открытость, cushions – амортизация, cyclicality – цикличность правил, clarity – избежание конфликта интересов, complexity – выставление всех деривативов на биржу, compensation – избежание «связанных потерь».

В заключение Вулф цитирует Джона Мейнарда Кейнса: «Если финансовое развитие государства становится побочным продуктом функционирования казино – значит, дело плохо».

Предложения в области налоговой политике также заставят вспомнить некоторые постулаты Кейнса – разумеется, в случае, если кредитный паралич не завершится полным экономическим кризисом. Чего действительно следует добиваться, так это перераспределение доходов и богатства – в рамках вновь внедренного «нового курса».

Перевод с немецкого

Текст впервые опубликован веб-порталом Solon – германским партнером RPMonitor

Количество показов: 2266

(Нет голосов)