05.07.2008

Александр Рудаков

ЖЕРТВА И СИМВОЛ

Николай II и Че Гевара: опыт исторического сопоставления

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно,
падши в землю, не умрет, то останется одно;
а если умрет, то принесет много плода.
Ин:12.24.

14 июня нынешнего года исполнилось 80 лет со дня рождения Эрнесто Че Гевары. 17 июля отмечается 90 лет гибели последнего русского государя. Две даты оказались рядом – что общего между людьми, с которыми они связаны?

Вопрос – серьезен, он ставится отнюдь не ради постмодернистской игры. Поэтому не будем касаться «царского» происхождения Че Гевары (по матери – прямого потока последнего вице-короля Перу) и историй поисков мощей святого царя-страстотерпца и останков знаменитого революционера. Если между двумя образами есть какие-то параллели, то важно не просто указать на них, но и попытался понять их смысл, извлечь для себя некий урок.

«ПЛОХОЙ ПОЛИТИК, ПЛОХОЙ ВОЕННЫЙ»

Царь Николай II закончил свой путь мученичеством в Ипатьевском доме. Че Гевару, попавшего в плен и расстрелянного боливийскими рейнджерами, в Латинской Америке считают «мучеником за социализм». Для обывателя они оба – «неудачники». Обыватель считает, что тот, кто свергнут, попал в плен и казнен – по определению неэффективен.

Их часто обвиняют в одном и том же – это, мол, «лишние люди» в политике и военном деле, ни на что не способные и никчемные. Все то плохое, что говорят о Николае II, здесь, наверное, нет нужды повторять – эти вещи и так на слуху. Или еще хуже – в подсознании, заполненном кадрами из советского фильма «Агония», снятого по роману Валентина Пикуля «У последней черты».

А вот пример аналогичных оценок, относящихся к Че Геваре: «Че проявил себя как очень плохой политик и военный. Никаких целей социального развития в отсталых странах Гевара не ставил, никаких планов подготовки экономической и социальной базы длительной партизанской войны и последующей революции не имел и, похоже, вообще не отдавал себе отчета в необходимости таких действий».

«Плохой политик, плохой военный». О Николае II говорят сегодня в тех же выражениях. Опровергать здесь эти тезисы подробно нет смысла. Само собой разумеется, что человек, подавивший мятеж 1905 года и остановивший паническое отступление летом 1915-го, был хорошим Верховным Главнокомандующим. А политик, привлекший к работе таких сотрудников, как Столыпин, был явно на высоте своих обязанностей главы государства.

В работах современных российских историков эта аргументация содержится в подробном и развернутом виде. Здесь же хотелось бы обсудить другой вопрос – а за что, собственно, пожертвовал жизнью последний русский государь?

Далеко не всегда гибель политика становится осознанной жертвой – едва ли можно назвать мучениками Улофа Пальме или Кеннеди. Не всегда является таковой и гибель свергнутого монарха. Достаточно вспомнить Карла Стюарта, Людовика Французского или Марию Антуанетту. Жертвенный путь – это всегда результат личного выбора, а не трагического стечения обстоятельств.

Мы знаем, что у Че Гевары был выбор – оставаться на Кубе руководить Национальным банком или взять автомат и уйти в джунгли. Это был выбор, с высокой степенью вероятности ведущий к гибели.

А был ли у выбор у Николая II? И если «да», то в чем он заключался?

 

ВЫБОР ПОСЛЕДНЕГО ЦАРЯ

Обратимся к истории. Когда Николай II вступил на престол, у него было два возможных варианта политического поведения. Вариант первый – плыть по течению, выполнять то, чего от него хотело политическое большинство в стране и мировое сообщество за ее пределами, а именно – сделать Россию конституционной монархией, самому стать церемониальным персонажем, подобным скандинавским королям.

И, конечно же, не пытаться сопротивляться тому идеологическому мейнстриму, который сформировался на рубеже XIX–ХХ веков: культу «прогресса», понимаемого как торжество материалистических и атеистических концепций и культу «свободы», понимаемой как «освобождение от отжившей морали».

Но был и второй вариант – идти против течения. Предложить альтернативу. Последнее было, конечно же, рискованно. Тому, кто сделал бы такой выбор, едва ли пришлось бы рассчитывать на спокойную жизнь. Николай II, будучи еще ребенком, видел, как умирал его дед – Александр II, изувеченный взрывом брошенной боевиками «Народной воли» бомбы. Последний русский царь знал историю и других своих предков, немногим из которых удавалось умереть естественной смертью. Он мог предположить, что, если пойдет на компромисс, его оставят в покое. Но он на компромисс не пошел.

Он сразу же дал понять, что не будет плыть по течению, но попытается сформировать альтернативу мейнстриму. Он решил, что будет отстаивать традиционную русскую концепцию власти и идеалы той религии, на которой она была основана. И выполнял свое решение целенаправленно и последовательно.

 

ЦЕЛЬ: СЛАВЯНСКАЯ ЕВРОПА

У выбора, который сделал Николай II, было и геополитическое измерение. Подобно тому, как Че Гевара хотел объединить Латинскую Америку, освободив ее от ига североамериканских «гринго», Николай II стремился консолидировать славянскую Европу, зажатую между Габсбургами и османами. И, надо сказать, русскому царю это почти удалось. Если бы Россия смогла принять плоды победы в Первой мировой войне, на карте Европы появился бы целый славянский блок, с дружественной России Чехословакией, Югославией и Болгарией, с нейтральной и усилившейся за счет приобретения утраченных западных земель Польшей. Тогда славянская Европа превратилась бы в самостоятельный субъект истории, а русский язык стал бы «языком межнационального общения» на огромном пространстве от Адриатического до Балтийского моря.

И этот выбор Николая II тоже делать никто не заставлял. Гораздо спокойнее было бы дружить с кайзером, согласившись на роль младшего партнера и аграрно-сырьевого придатка набирающей силу Германии. Российская экспансия в центр Европы ломала стереотипы европейской мысли, в соответствии с которой «реакционная» имперская Россия никак не могла стать центром, объединяющим «отсталых» восточных славян с «просвещенными» западными и южными. Однако реальность шла вразрез с этими представлениями.

 

МОДЕРНИЗАЦИЯ С ОПОРОЙ НА ТРАДИЦИЮ

Николай II не просто принял вызов, но смог достичь результата. К 1917 году стало понятно, что он смог сформировать цивилизационную и идеологическую альтернативу Западу. Он опрокинул представление о том, что локомотивом технологического прогресса и экономического роста может быть только такая страна, где идет процесс десакрализации культуры, где мирское побеждает священное. При нем Россия становится очень привлекательной и популярной страной. При нем сверхскоростными темпами развивалась промышленность, была ликвидирована неграмотность (в 1908 году введено всеобщее обучение), созданы самые передовые и современные отрасли (перед Первой мировой войной Россия была лидером в авиастроении), проведены исследования Арктики.

И при нем же (если сказать точнее – благодаря ему) прославлен святой преподобный Серафим Саровский, святой патриарх Гермоген, святитель Иоасаф Белгородский, другие подвижники веры и благочестия (см. здесь).

Последний русский государь не просто реализовывал модель «модернизация без вестернизации». Это было нечто иное – модернизация с опорой на Традицию. Николай II доказал, что это принципиально возможно, и готов был предъявить свои доказательства наступающему ХХ веку.

 

КОГДА ЖЕРТВА ПРИНОСИТ ПЛОД

Актуальны ли эти идеалы в наше время? Если мы ищем альтернативу тому мейнстриму, под который нас пытаются подогнать сейчас, то, наверное, да. В этом смысле Николай II важен для нас сегодня не только с точки зрения прошлого, но и с точки зрения будущего. Будущего, единственным пропуском в которое остается для нас модернизация с опорой на Традицию, которую осуществлял последний русский царь.

И это будущее ближе, чем мы думаем. Не стоит переоценивать устойчивость и прочность настоящего. К примеру, в начале 1990-х, когда ждали падения режима Кастро на Кубе, а «путчист» Чавес сидел в тюрьме, никто не верил, что утопии Че Гевары воплотятся в жизнь. Но прошло несколько лет – и маятник качнулся в другую сторону. Причем переломным рубежом стал 1998 год, когда останки Че были найдены и перевезены на Кубу. Почти сразу после этого Чавес возглавил Венесуэлу, и процесс «левой реконкисты», продолжающийся и по сей день, начался.

Че Гевара победил, став после смерти символом того мировоззрения, которое отстаивал. Именно этот символ сделал идею «материальной силой, овладевающей массами» и открывающей путь к будущему.

Надо понимать, что роль символа и жертвы в истории очень велика. Возможно, сегодня не самое лучшее время для того, чтобы говорить об «утопии» Николая II. Но если мы будем готовы всерьез осмыслить значение его подвига, то жертва, которую принес последний русский царь во имя России, обязательно даст свой плод. Тогда его образ станет символ нашего сопротивления, символом Русской Альтернативы, последняя точка в спорах о которой еще не поставлена.

Количество показов: 3012

(Нет голосов)