18.07.2008

Михаил Малютин

ПЕРЕОСВОЕНИЕ АНТРОПОГЕННОЙ ПУСТОШИ. Часть 2

Ресурсы позитивной социальной энергии почти исчерпаны. Как выйти из положения?

Окончание. См. также:

Часть 1 (http://www.rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=10147)

МЫ СИДИМ, А ДЕНЕЖКИ ИДУТ!

Ныне стали возможны при благоприятной конъюнктуре на мировом рынке миллиардные внутрикорпоративные инвестиции и даже экономический рост (пусть пока преимущественно путем «регенерации» советского наследия) без всякого участия со стороны нынешнего государства, живущего по принципам «Мы сидим, а денежки идут!» и «Хорошо сидим!..» Однако в итоге «стабилизации» отсутствуют карьерные перспективы и нормальная трудовая мотивация для 30-35% русских, считающих себя «средним классом» – и начинающих по мере «привыкания к стабильности» претендовать на «свою долю» от хозяйственного подъема страны в новом веке. Более 60% населения России и в 2007 году по-прежнему считают итоги приватизации незаконными, а сложившуюся в итоге «реформ» в нашей стране социально-экономическую систему несправедливой.

Сопротивляться этой ситуации или изменить ее русское население сегодня не может. Однако о нормальных трудовых мотивациях в таком «атомизированном обществе всеобщего недоверия», где не сформировалась пока даже русская нация (чему активно препятствуют многие влиятельные силы в реально сложившейся «рыночно-демократической России» и за рубежом) – речи пока нет!

Реально возникло в России общество такого расширенно воспроизводящегося «рынка», который изначально ориентирован не на потребителя, а на экспорт, причем капитала – в первую очередь. Тут полугосударственные торгово-финансовые «мафии» (с огромной долей этнической преступности и этнических кланов) поставили под свой контроль ввоз товаров массового потребления в страну и держат на них монопольные цены. Москва стала в итоге одним из самых дорогих городов мира, включая жилье – при крайне низком качестве всех товаров и услуг. Во всем мире в рыночной экономике есть деление на товары «для богатых», «для бедных» – и «для среднего класса» как норма. Именно на нее и работает большая часть мирового производства.

В России производства товаров на внутренний рынок по-прежнему почти нет (стало еще хуже, чем в СССР), страна менее чем наполовину обеспечивает себя продовольствием (за счет черноземного юга). Искусственно и резко занижена в разы (устойчиво в таком состоянии поддерживаясь сложившимися закономерностями воспроизводства) подобным «перекошенным рынком» стоимость и рабочей силы России, и собственности на средства производства. Фактически ничего по-прежнему не стоит в РФ продукция интеллектуального производства, являющаяся одним из основных источников богатства развитых стран мира в постиндустриальном обществе.

По основным типам экономической занятости «странная страна» с 90-х (срок жизни целого поколения) начала резко расслаиваться на несколько очень разных «кусков» по образу жизни основных групп населения и доминирующему типу трудовых мотиваций.

 

ПЛОХО СШИТЫЕ КУСКИ СТРАНЫ

Постиндустриальные анклавы (Москва–Питер) с остатками советской промышленности и прилегающими областями как «зоной освоения» (большое строительство, в том числе жилья, торговых площадей и т.п.). Тут живет около 20% населения России, однако сосредоточено более 80% финансов России и более половины ее торговли (+ значительно более трети науки и системы образования страны). Именно сюда устремилась большая часть этнических диаспор и криминала, однако превалирующую часть населения все еще составляют советские люди пенсионного и предпенсионного возраста. О какой-то распространенности «современной трудовой мотивации» можно говорить только применительно к этой «глобализированной части России» – особенно среди тех, кто моложе 35 лет (то есть родился в СССР, но начал работать после его распада). Однако это только одна из субкультур, причем – далеко не доминирующая (в последние годы можно говорить о стагнации и «недовольстве от бесперспективности» именно этого слоя российского общества, так называемого «офисного планктона»). Исследования не фиксируют существенных различий в трудовых мотивациях работников госсектора, частного бизнеса и иностранных предприятий в России даже в столицах: везде работают кадры эпохи массового «безличностного индивидуализма» и сложившиеся неформальные «цепочки воспроизводства» нынешнего «бизнеса по-русски», который «адаптирует под себя» и иностранцев. «Островки» нового типа трудового поведения есть в других городах-миллионниках (Нижнем Новгороде, Самаре, Екатеринбурге, Новосибирске, Красноярске), однако там это максимум тысячи людей, а не десятки-сотни тысяч. Столицы РФ сегодня представляют сложную смесь рыночно мутировавших обломков «советских трудовых коллективов» (не только промышленность, но и вузы, наука, большая часть центральной бюрократии России), какого-то «нового русского бизнеса» (сплошь и рядом «родом из банд криминала», каковой де-факто была и верхушка ЮКОСа), «этнического бизнеса» диаспор. Говорить о едином векторе развития этого конгломерата пока серьезные ученые России отказываются. Регенерация «советского наследия» на нефтегазовые деньги даже в столицах выдыхается, а новых успешных «точек роста» не возникает. Никому сегодня не понятно, что будет дальше даже с этой «благополучной частью России»…

Индустриальные «куски» СССР, ныне преимущественно работающие на экспорт, а не на «оборону» (ТЭК, черная и цветная металлургия, «большая химия» и ЦБК), а также уцелевшие фрагменты ВПК, которые в 2005-2007 годах пытаются начинать реанимировать. Выжили и остатки советского машиностроения, где наибольшие перспективы сегодня у работающих на начавших инвестиционный цикл РАО ЕЭС, Минатом и РЖД. Тут по образу жизни работающего в промышленности населения и его мотивациям мало что изменилось всерьез со времен СССР («наемным рабочим», который торгуется с хозяином за зарплату и условия труда – работник бывшего «ритуального труда» так и не стал). Зато развалилась государственная система подготовки квалифицированных кадров, которые стареют и уходят. Главный разрыв в образе жизни промышленных регионов – между скудно и трудно живущими «бюджетниками» и более благополучными слоями, занятыми в выживших предприятиях. Главный предмет общей ненависти таких регионов – «Москва», куда как в «черную дыру» уходит все нами заработанное. Существуют многочисленные зоны полной депрессии и социальной катастрофы в «бывших промзонах» РСФСР, где нет больше ни работающей промышленности, ни сельского хозяйства – а большинство пожилого населения еле выживает и «понемногу доживает»…

Регионы с развитым товарным сельским хозяйством (юг центрального Черноземья, Дон и Кубань со Ставропольем, юг Западной Сибири), где существуют одновременно выжившие индустриальные «куски» СССР, ныне работающие на экспорт, а кое-где уцелела и «оборонка». Тут складывается в последние годы подобие региональных «внутренних рынков» в наиболее хозяйственно успешных краях и областях, однако особых отличий в типе мотиваций трудового поведения на юге социология пока не фиксирует (дело в том, что денег на селе по-прежнему очень мало, хорошо живут только «перекупщики»). Главный предмет общей ненависти аграрных регионов такого типа, как и индустриальных – тоже «Москва». А также – этнические диаспоры, которые зарятся на «нашу землю» и ее (с российским гражданством) широко получают, успешно находя общий язык с местным чиновничеством. Бессильная ненависть к «кавказцам» прорывается в беспорядках, а иногда и погромах – после очередного скандального убийства кого-то из русских.

Регионы РФ, где административно доминирует этнически нерусское население, сильно отличаются друг от друга. Башкирия и Татария – типичная индустриально-аграрная зона высокого уровня развития (с национальным рабочим классом и кадрами ИТР со времен СССР). Мордовия–Мари-Эл–Чувашия – регион «глухой депрессии», мало чем отличающийся от соседних чисто русских по населению областей Поволжья, вроде Костромской. Большая часть Северного Кавказа работающей промышленности ХХI века не имеют (исключения – «паленая водка» и нефть Дагестана), ситуация в них характеризуется огромным перенаселением и отсутствием работы в республиках (как и в Горном Алтае с Тывой). А различается она только степенью напряженности. Большая часть Бурятии, Коми и Якутии – сегодня зона затяжной промышленной депрессии, на селе коренное население толком не может себя даже прокормить, что «компенсируется» для жизни региона несколькими успешными промышленным гигантами, где работает преимущественно русское население. Наиболее депрессивно положение бурятов как этноса, включая объединенные ныне с Читинской и Иркутской областями мелкие автономные округа). В Хакасии происходит в принципе то же самое, только очень невелика доля хакасов среди населения. Трудовая мотивация в ХХI веке в каждом из подобных регионов – предмет особого возможного анализа.

 

ЗАПАСА ПРОЧНОСТИ ХВАТИТ НЕНАДОЛГО

Реальная проблема (уже не только политического режима, но и всего русского народа) сегодня заключается в том, что еще на пару поколений русских людей – как минимум – резервы для выживания есть: частично уцелели кадровые и технологические ресурсы СССР, созданные когда-то с огромным запасом. Однако они стареют и деквалифицируются (не говоря уж о многолетней деморализации) буквально на глазах, а новые сырьевые кладовые «очень далеко и трудно лежат» – так что были не по зубам даже СССР с его огромной индустриальной инерцией и «великими стройками». Физически большая часть того «человеческого капитала», которая еще есть у русских, – в нынешней России «перенатянута как струна»: дело не в высокой смертности мужчин значительно раньше возраста, типичного для любого городского индустриального общества (как было уже в СССР), а резком падении рождаемости русских в 90-е годы. В этом смысле, дело сегодня не в некой Новой идеологии, «русской идее» – а в социальной психологии: за последние 17 лет наша страна полностью разучилась напрягаться, если под «напряжением» не понимать стратегию только индивидуального выживания. Разрушены оказались не столько министерства и строительные мощности СССР, сколько любые технологи и стратегии совместной деятельности больших масс русских людей.

Когда сейчас нам обещают «объявить национальными проектами» мобилизационные интересы РАО ЕЭС, «Газпрома», «нефтянки», «оборонки» и т.п. и начать очередной «напряг» во имя «будущего России» – никакая «державность» в качестве идеологической оболочки не сможет стать стартовым импульсом для «запуска проекта». Любая будущая власть в России при любых ее идеологических очертаниях (будь то территориальная империя, национальная империя или русское национальное государство) обязана начать делать все то, о чем склонные к конъюнктуре штатные «идеологи» могут пока только болтать. Самое простое и одновременно сложное сегодня в том, что (О. Григорьев, А. Нещадин и М. Хазин тут правы) – никаких особенных технических инноваций для решения сегодняшних проблем России и не нужно.

Однако срочно нужны инновации в небывалом восстановлении разрушенного хозяйства, ничего общего не имеющие с опытом Великой Отечественной, – сегодня все как раз наоборот. Тогда были разрушены города-заводы и убиты миллионы людей (самой разной квалификации). Однако успешно выжили, доказали свое всесилие и победоносность «в мировом масштабе», своеобразные «социальные технологии коллективного действия», характерные для СССР. Более того, в них после 1945 года «уверовала» куча сомневавшихся умников, ранее сильно несогласных со Сталиным–ВКП(б). Причем не только в СССР, но и далеко за его пределами! Поэтому все разрушенное восстановили удивительно быстро, а «в придачу» в 50-е годы произошло окончательное рождение мировой Сверхдержавы, рухнувшей 40 лет спустя.

Сегодня же дела обстоят иначе и гораздо хуже: «разруху в головах» дополнил распад социальных связей, причем во многом организованный сознательно.

Города России в итоге «реформ» не разрушены – хотя и сильно обветшали, «стихийно» умерли «всего миллионы» (а не убиты десятки миллионов), а большая часть заводов формально со времен СССР «по-прежнему стоят» и работают. Однако нынешнюю разруху в стране нельзя победить – без инноваций + инвестиций в социальную регенерацию навыков успешного совместного действия больших масс русских.

 

ПЕРЕОСВОЕНИЕ АНТРОПОГЕННОЙ ПУСТОШИ

Разумеется, проблема «позитивных жизненных ценностей» современных русских и возможных «точек роста» не сводится к сфере материального производства и повседневной жизни: поздний «социализм» эпохи Хрущева и Брежнева во многом разрушился именно потому, что решить материальные проблемы городского русского общества на «уровне мировых стандартов» оказалось невозможным при тупом бюрократическим игнорировании основополагающих духовных архетипов русской цивилизации. Более того, раз страна уже тысячу лет свой писанной истории почти всегда была Идеократией «с перерывом на Смуты» (не важно – Святой Русью, Империей, Коммунистическим Авангардом человечества) – ценностные стереотипы «Не хлебом единым», «Не в силе Бог, а в правде» и т.п. являются базовыми для русской культуры любого времени. Другое дело, что сегодня «позитивное восстановление» этих и других традиционных русских ценностей (на уровне эффективных и заражающих «культурных образцов» массового поведения городского и сельского населения) возможно только через концентрацию на предотвращении вымирания русских – то есть на реальном решении повседневных материальных проблем народа.

До Ленина как гениального политика под конец жизни дошло, что Новое Общество надо строить «не на энтузиазме авангарда и трудовых масс непосредственно, а на материальной заинтересованности, хозрасчете и кооперации». Впрочем, основная часть русского общества 20-х годов прошлого века – вообще не хотела ничего Нового строить, почему у Ленина и К^о с НЭПом в конечном счете ничего и не вышло. Большинство русских тогда бессильно мечтало только об одном – чтобы всякие «фанатики Светлого Будущего» не мешали больше русским людям спокойно жить как им хочется на своей собственной земле…

Для меня в начале нового тысячелетия именно эта ценность («не мешать русским людям спокойно жить как хочется на своей собственной земле») является определяющей для выживания нашей страны… Называть этот подход «неоконсерватизмом», Русским Проектом Возрождения, Русской доктриной, «русским социализмом» (или «русским порядком») – дело личного вкуса и коллективного «пиара» совместной успешной деятельности. Применительно к базовой теме данного текста трудовая этика таких городских русских – раз «новая нация» успешно выживает – будет включать и готовность к «коллективному напрягу» (но только «на себя и ближних» – как при «подсеке» и освоении целины в эпоху пашни, а не на некие Идеалы или Имперские Цели). Включать неизбежно сильную индивидуализацию трудового процесса – и стойкое «нежелание быть трудоголиками» у основной массы русского населения. ХХ век как целое показал, что «Большая Промышленность» для русского национального характера и массовых трудовых навыков – оказалось запредельно тяжелым испытанием. Причем так до конца не ставшим чем-то «органичным» даже для рабочих в третьем поколении.

Однако свой «промышленный минимум мирового уровня» столь огромная страна с такой бурной историей (и такими «соседями с претензиями»), как Россия, сохранить – для самовыживания как самостоятельный мировой субъект – просто обязана. Хотя больше исторически сложившемуся русскому национальному характеру все-таки отвечают условия работы в постиндустриальном обществе, которое начало формироваться в том числе и в «наукоградах» СССР с середины ХХ века. А также (вполне вероятно) – и «нового сельского хозяйства», которое на большей части «запустевшей» территории страны можно воссоздать только усилиями бывших горожан и полу-горожан, особенно в условиях «глобального потепления», меняющего сельскохозяйственные условия буквально на глазах на значительной части территории РФ. Индустриальный «агроцех СССР», на который прямо или косвенно работала вся страна с 60-х годов прошлого столетия, уже никогда не воссоздать. Не говоря уж о «возрождении» давно ставшего мифом «доколхозного крестьянства» с его традиционными трудовыми мотивациями, которые описал А. Чаянов. Исторически русское крестьянство было обречено, ибо возникшую в ходе «догоняющей модернизации» городскую Россию и растущую промышленность накормить так и не смогло (ни при царях, ни при секретарях).

Индивидуальная малая семья не может стать в современных условиях эффективным субъектом товарного производства продовольствия – просто в силу нехватки рабочих рук, даже если «вдруг» ей «даром» дадут землю и откуда-то у «типа фермера» вдруг появятся средства производства и сбыт продукции. Очевидно, что этим субъектом могут стать только «товарищества на доверии» – как своего рода аналог «соседской общины» времен старой крестьянской России (только у них хватит рабочих рук, они могут отвечать за кредит собственностью и т.п.). Глобальный продовольственный кризис, начавшийся со второй половины 2007 года, создал парадоксальную ситуацию: возник огромный мировой платежеспособный спрос на продовольствие. Однако нынешнее российское сельское хозяйство – абсолютно не в состоянии удовлетворить даже внутренний спрос. В стране пустеет плодородная земля, но ничего не делается реально в этом направлении несколько лет, кроме пустейшей пиар-болтовни «на весь мир».

Однако одних материальных мотиваций для нового освоения заброшенных земель оказывается абсолютно недостаточно в обществе тотального взаимного недоверия (и ныне в РФ доминирующего «безличностного индивидуализма»). Для выживания «любого нового», и в городе, и тем более на селе – прежде всего, нужен «социальный клей» с некоторой духовной «точкой кристаллизации», синтезирующий русскую трудовую традицию с инновациями. Спившийся окончательно при «демократии и рынке» массовый деревенский люмпен родом из СССР «всегда готов» в любой точке страны любым новым минимально успешным сельским хозяевам (особенно «чужакам»!) «пустить красного петуха». Одновременно идет наглый рэкет со стороны коррумпированных чиновников и монопольно-мафиозного перекупщика продукции, а землю попросту не оформляют в собственность никому. Без массового строительства автомобильных дорог «под государственные гарантии» никакого ре-освоения запустевших сельхозугодий России просто «не может быть потому, что не может быть никогда».

Также очевидно, что прогрессирующие масштабы сельхоззапустения в РФ рано или поздно приведут к бесплатной раздаче земли всем желающим, как в США ХIХ века – разумеется, при условии ее реальной обработки (а не спекулятивной перепродажи). В ситуации крутых перемен времен «глобального потепления» ясно, что одним российским капиталом для поднятия «российской рукотворной целины от разрухи» не обойдешься: тут «для начала» минимально нужны сотни миллиардов долларов или евро. Либо это дело «подъема антропогенной пустоши» после развала СССР в северной Евразии сделают русские – либо какие-то другие этносы.

«Чернозем в запустении» является ничуть не меньшим уникальным ресурсом мировой ценности, чем месторождения нефти или газа в РФ. Сегодня «стоимости он не имеет» (или стоит гроши) только в рамках новорусского «рынка, бессмысленного и беспощадного» – в силу особого типа «интеграции в мировой рынок» нашей страны. Жестко блокирующего создание внутреннего рынка и нормальных трудовых мотиваций для большинства русского населения.

Количество показов: 2601

(Нет голосов)