17.08.2008

Константин Черемных

УРОКИ ЦХИНВАЛА-2

Два лица Старой Европы: почему Меркель меркнет перед Саркози?

ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ «ГОСПОДИНА ВОЛКА»

В басне Крылова беззащитный ягненок, пойманный кровожадным волком, обращает к хищнику риторический и оттого бессмысленный вопрос: «Ах, в чем я виноват?» И поскольку свидетелей беседы нет, и некому выступить в качестве третейского судьи природы, нападающая сторона отвечает откровенно: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

В современной школьной программе по литературе великому баснописцу уделено не много внимания: методисты-реформаторы урезали по причине «неактуальности» вместе с социальным гуманистом Некрасовым. И сегодняшнему школяру невдомек, что басни «русского Лафонтена» были не просто детскими стишками, а эзоповым языком текущей политики.

Место этого жанра пустует, увы, и в современной мировой литературе. А жаль: язык Лафонтена и Крылова очень уместен в текущей глобальной повестке дня, которая – независимо от желания тех или иных сторон – завертелась и продолжает вертеться вокруг маленькой непризнанной республики на Кавказе. И даже если принять точку зрения, что анализировать причины происшедшего в Южной Осетии, как сказала в Сочи генеральный канцлер Германии Ангела Меркель, сейчас не имеет смысла, любому эксперту, политику, литератору и духовному лицу понятно, что случилось непоправимое, и что время, имеющее лишь один вектор, уже не развернуть обратно, чтобы уберечь беззащитных от гибели.

Точно так же любой эксперт, политик, военный или журналист – из Лондона или Берлина, Тираны или Белграда, Дели или Исламабада, не может не признать, независимо от пристрастий, того необратимого обстоятельства, что российское общество в результате происшедшего не разделилось на полярные партийные, этнические и религиозные оценки, а напротив, консолидировалось. И не только на уровне официальных позиций, выраженных, к примеру, руководителями духовных ассоциаций Кавказа, но и на уровне текущего политического быта. Когда татарин Марат Кулахметов, русский генерал, говорит белорусу Александру Баранкевичу, осетинскому генералу, что завидует его возможности принимать прямые военные решения, это простое выражение человеческих эмоций является чем-то более значительным, чем простое обсуждение двумя военными конкретных тактических вопросов. Когда псковский правозащитник Лев Шлосберг, лидер местного «Яблока», публично выражает несогласие с московским однопартийцем Сергеем Ковалевым в оценке югоосетинской трагедии, этот спор тоже выходит далеко за рамки кухонной беседы двух интеллектуалов-либералов.

В мире действительно что-то случилось – несмотря на то, что Михаил Саакашвили далеко не оригинально повел себя 8 августа этого года, что избранная им линия поведения, которую российский президент назвал «идиотской», в точности повторила линию поведения многих военных лидеров целого ряда африканских и латиноамериканских государств, не говоря о руководстве такого ближайшего соседа Соединенных Штатов Америки, как Республика Гаити. И вряд ли имеет смысл приглашать для оценки его действий специалистов по психиатрии: он повел себя ровно так, как в совсем недавние годы XX века вел себя любой региональный наместник американских интересов, любая, по выражению условного гуманиста Рузвельта, «наша сволочь».

Уникальность ситуации состоит в ином. Когда российский президент заявляет о том, что Россия является гарантом мира на Кавказе, генканцлер Германии, в остальном не отходя от аргументации гостящей в Тбилиси госсекретаря США Кондолизы Райс, не находит контраргументов. Перефразируя Дмитрия Медведева, можно признать: кто этого не заметил, тот слеп и не чувствует того, что происходит.

С контраргументами оказалось плохо и у двух американских телеканалов, когда один был поставлен перед фактом свидетельства с места, представленным осетинкой Лорой Тедеевой, а другому пришлось протранслировать напоминание российского журналиста о том, что американская антитеррористическая операция была непропорциональным ответом на 11 сентября. В обоих случаях вышестоящее начальство прибегло к банальной цензуре. И как раз этот вовсе не оригинальный метод, считавшийся более типичным для советской и китайской практики, ставит самые серьезные вопросы перед таким чувствительным международным сословием, как журналистика.

В отличие от ситуации с волком и ягненком, медиа-среда предполагает наличие свидетелей. Более того, смысл существования самого этого сословия состоит в независимом от национальных правительств свидетельствовании о происходящем. Притом этой функции, признанной далеко не во всех культурах мира, придана особая, почти священная роль в Соединенных Штатах, в соответствии с духом и буквой американской Конституции, которая в этой стране заменяет теологические тексты и политические доктрины. И когда американское медиа-сообщество узнает о том, что их коллеги по профессии оказались под огнем и были спасены только военной силой, у них не возникает повода для пиетета в адрес тех, кто открыл огонь, с какой бы помпой они ни позиционировались как гарант американских интересов. То же касается применения цензуры – это слишком серьезный и ощутимый прецедент, который во имя корпоративной самозащиты невозможно оставить без внимания. И очевидное изменение интонаций мировых телеканалов в освещении кавказских событий отражает не больше и не меньше как реакцию чувствительного сообщества, предвидящего, что завтра «господин волк» в камуфляжной форме прижмет к стенке интеллектуала-репортера. Это уже не политический и не национальный, а социальный вопрос.

В кавказской мизансцене есть еще одна деталь, достойная баснописца – это список вооружений, которые использовались стороной, открывшей огонь по журналистам. Грузинский самолет СУ и грузинский танк Т-72 – такой же оксюморон, как переименованный на язык чучхе советский МАЗ на вооружении северокорейского народного хозяйства. В подобном случае персонаж рекламного ролика ронял на пол баночку кофе с надписью «Сделано в Европе» со словами «В Европе кофе не растет».

И здесь, как и в случае с вышеупомянутым спором о непропорциональности военной силы, на международном поле – на сей раз не социальном, а правовом – произошло весьма существенное столкновение аргументов. 14 августа штат Нью-Хэмпшир подал в суд на швейцарский банк UBS, упрекая его в сокрытии информации об обесценении бумаг образовательных фондов. Это действие, вполне соответствующее фабуле крыловской басни, можно было расценить как весьма сильный наступательный ход в пропагандистской кампании, смысл которой состоял в возложении ответственности за американскую рецессию на Европу. Контраргумент последовал из непредвиденной точки – из Украины, где депутаты Партии регионов выяснили, что средства от оружия советского производства, поступавшего в Грузию с Украины, странным образом миновали госбюджет.

Этот украинский скандал, в отличие от десятков других, крайне несвоевременен и неприятен для «господина волка», привыкшего распространять вооружения по зонам национальных интересов США без свидетелей. С «господина волка», обещавшего Украине защиту от посягательства более сильного соседа на широком евроатлантическом уровне, при всем честном народе свалилась овечья шкура. Прикрыть этот срам чрезвычайно сложно хотя бы по той причине, что на все бесчисленные украинские сайты цензурную управу найти чрезвычайно сложно. Между тем факт свободного перемещения неофициальных оружейных грузов по украинскому пространству, составляющему часть стратегических европейских транзитов, неизбежно требует реакции Большой Европы. Которая, по понятным причинам, как раз совсем не заинтересована заметать эту фактуру под ковер.

 

СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПРЕИМУЩЕСТВО

Образ мира, вертящегося вокруг маленькой и непризнанной кавказской республики, был вброшен британской прессой скорее ради красного словца, однако оказался удивительно точным. Центробежное вращение, как в детской игре, оставляет на поле лишь самые тяжелые фигуры. Последняя неделя обернулась тестом на устойчивость.

В данном случае самым показательным фактом, характеризующим распределение политической тяжести, оказалось решение Франции принять участие в совместных маневрах с Россией, от партнерства с которой накануне отказались США и Великобритания. Самостоятельность решения в данном случае характеризует не пристрастия и не итог некоего скрытого от общества дипломатического процесса, а всего лишь простой клинический факт, состоящий в том, что у Европейского Союза – впервые с момента его создания – появилось персонифицирующее лицо по имени Николя Саркози.

Могло ли сложиться по-иному? Обязательно ли председательство Франции в ЕС предполагало эту персонификацию? Этот вопрос достаточно серьезен и стратегичен, чтобы в силу партикулярных симпатий или соображений вывести его за рамки анализа: не стоит объяснять, в силу каких причин Россия и Европа, не сливаясь по объективным причинам в единое целое, обречены историей, культурой и данностями текущей эпохи на теснейшее взаимодействие.

Поле партнерства России и Франции значительно шире полигона совместных учений. Это поле партнерства в двух экономических сферах, остающихся, в отличие от многих других стран, равно приоритетными для обеих сторон, а именно в атомной и космической области. Это поле дипломатии в том регионе, где обе страны имеют уникальный, исторически сложившийся потенциал – на Ближнем Востоке. Наконец, это нетронутая целина африканского континента, где совместная экономическая деятельность, ложащаяся на подготовленную почву языкового и политического наследства, может открыть самые неожиданные перспективы.

Конкурировать с Францией в качестве ключевого партнера в Европе могло только одно государство – Германия. Особые возможности Бонна–Берлина в сотрудничестве с Россией были не только очевидны, но и неоспоримы еще до недавних пор – даже после того, как «Газпром» договорился о партнерстве в освоении Штокмановского газового месторождения с французской Total.

Этот потенциал складывался в эпоху Леонида Брежнева, когда отношения особого доверия с СДПГ заложили основу для долговременного энергетического партнерства. Этот потенциал усилился при Горбачеве, который дал «зеленый свет» германскому воссоединению, в жертву которого был великодушно принесен ни много ни мало Варшавский договор. Этот потенциал берег и сохранял, без преувеличения, самый влиятельный европейский политик 90-х годов – Гельмут Коль. Исключительная важность этого потенциала развернула лицом к России и в итоге трудоустроила его менее яркого и самостоятельного преемника Герхарда Шредера. Не в меньшей степени догадывается о его значении и сменившая его Ангела Меркель. Возможно, доведись ей вступить в прямую межличностную и политическую конкуренцию с Сеголен Руаяль, фатального сдвига бы не случилось. Но результаты французских выборов столь же невозможно развернуть обратно, как и вернуть к жизни детей и стариков Осетии.

Не только стандарты общепринятой политкорректности, но и сложившийся веками политический и человеческий этикет не позволяет сопоставлять внешность мужчины и женщины, особенно когда мужчина заметно младше. Но мировая сцена с миллионами свидетелей беспощаднее любого конкурса красоты. В городе Сочи Ангела Меркель выглядела старше своих лет, но при этом не мудрее, а беспомощнее своего оппонента. Я отнюдь не уверен, что ее соотечественники, оценивая поведение и аргументацию германской и российских сторон на сочинских переговорах, поголовно разочарованы лидером своей страны. Но независимо от их пристрастий, трудно себе представить, чтобы они могли испытать и воодушевление, не говоря о восторге.

Российские государственные СМИ, судя по интонации до и после сочинской встречи Медведева и Меркель, искренне ожидали от нее большего, чем она могла принести. Между тем разочарование было не только предсказуемо, но и запрограммировано целым рядом обстоятельств, которые могли долго оставаться втуне, если бы не ситуация, жестко требующая оценок и решений, но никак не ссылок на невозможность разобраться в ситуации и столь же невразумительного предложения эту же ситуацию форсировать – ровно в духе того месседжа, с которым одновременно прибыла в Тбилиси госсекретарь США. А что, собственно, можно было ждать от далеко не самой волевой и далеко не самой подготовленной к военной ситуации политика-женщины, в доме которой «господин волк» обитает в полный рост?

Чем бы ни объяснялась сегодняшняя беспрецедентная с начала 80-х годов концентрация американского военного контингента в Германии – намерениями вывода на ее территорию не справившихся с азиатскими задачами частей или же, наоборот, горячечными планами новых «демократических» вторжений в ту же Азию, удивляться беспомощности генканцлера и очевидной, бросающейся глаза несамостоятельности ее суждений совершенно не следует. Более того, ее заметно обескураженный вид, словно выражающий мечту о том, чтобы пристрастные и нетерпеливые глаза мира повернулись хоть в какую-нибудь другую сторону, но только не на нее, ее усталая сутулость проигравшего, ее покорность воле обстоятельств, на которые она не способна повлиять ни в Брюсселе, ни в Бухаресте, уместно расценить самым простым и естественным образом: она осознает, что при всех своих исключительных экономических и политических возможностях ее страна непоправимо утрачивает свою функцию объединителя Европы.

Разумеется, харизма Саркози здесь многое означает, равно как и его инициатива Средиземноморского союза, нервная реакция Меркель на которую всем экспертам мира не могла не врезаться в память. Но как уже говорилось выше, за этой харизмой стоит еще и потенциал Франции, на который Европа может рассчитывать вне зависимости от цен на традиционные энергоносители, и особая, самостоятельная роль Парижа в евроатлантическом сообществе, и наконец, отсутствие за плечами той череды непоправимых ошибок, которые допустила германская сторона.

Чтобы исправить европейский расклад сегодняшнего дня, следовало бы вернуться к тому времени, когда генканцлером Германии был Коль, а президентом Грузии – Эдуард Шеварднадзе. Если бы политическая тенденция того времени сознательно и упорно сохранялась германским истэблишментом, Германия и поныне бы могла претендовать на роль влиятельного игрока как на Кавказе, так и во всем Причерноморье.

Но Гельмута Коля однажды решили разоблачить, а следом за ним – и его коллег по партии, и именно из этого коррупционного скандала и возникла, в итоге добровольного ухода на задний план мужских претендентов на христианско-демократическое наследство, фигура Ангелы Меркель. Фигура слабая по определению – хотя бы в связи с восточногерманским бэкграундом того мутного и двусмысленного объединительного времени, когда Меркель работала секретарем премьер-министра Лотара де Мезьера, позже уличенного в сотрудничестве с «Штази». Того времени, когда приватизация восточногерманской собственности обернулась скандалом вокруг созданного при Мезьере Агентства доверительного управления собственностью.

Бэкграунд вовсе не обязательно довлеет над политиком. На Владимира Путина был давно собран вряд ли менее объемный «чемодан конфеденциальных сведений», относящийся ко времени поздней ГДР. Однако фигура Путина возникла в результате отбраковки слабых, а фигура Меркель – в результате отбраковки сильных. И интенция этого навязанного выбора отражена во всех ее человеческих и политических чертах, включая доже фамилию в замужестве: окончание -el, в отличие от -er, обозначает не субъект, а средство, инструмент, приспособление (Mittel).

В резкой для французского уха и оттого цепко запечатлевающейся в памяти родовитой венгерской фамилии звучит мощный корень «плоти», «сущности» и одновременно – знак особо острой, беспощадной и самокритичной иронии. Офранцуженное ударение на -zy придает, в свою очередь, созвучие с -sie, обобщающее фигуру в качество или обозначение сословия. Семантика такого имени определяет что угодно, но только не пустое место. Харизма, сочетаясь с незаемным стратегическим замыслом, рождает мощную предпосылку субъектности самой Франции и любого союза, в котором она присутствует.

На клинические факты обижаться бессмысленно. Ангела Меркель и не обижается: она уступает, отходит на второй план, прямо ссылается на французского лидера, не называя никаких других имен. В связи с чем должен, без сомнения, кусать локти амбициозный претендент на британское премьерство Дэвид Милибэнд, деятель с не меньшим замахом на общеевропейский авторитет.

 

СРЕДИЗЕМНОМОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Невнятные политические выступления обычно быстро забываются. Из заметных политических событий, связанных с именем Ангелы Меркель, немцу приходит на ум разве что ее необыкновенно радушный прием Далай-Ламы, который можно расценить как весьма неосторожный поступок с точки зрения перспектив германо-китайских отношений, но нельзя не признать значимым политическим актом. От визита закутанной в кофту Ангелы Меркель в жаркий Сочи ни одной из сторон жесткого спора не стало ни горячо, ни холодно. И тем не менее, этот визит, от которого ей уместнее было бы воздержаться, ей припомнят недобрым словом ее же соотечественники.

Фактически потенциал Германии Гельмута Коля в кавказском регионе был растрачен уже в тот год, когда Германия самоустранилась от выбора нового грузинского лидера. Притом именно в тот решающий момент, когда наследником ближайшего партнера Коля, Эдуарда Шеварднадзе, мог стать единственный политик, имевший в руках если не ключи, то очень действенные политические и теневые рычаги в непокорной Абхазии. Для тех, кто забыл, напоминаю: этого человека, ныне скромно занимающегося бизнесом в Москве, зовут Аслан Абашидзе. Ставка на эту фигуру, потомка князей с царственным хищным именем, предоставила бы Германии незаемный и действенный потенциал отношений с Турцией, для которой особый статус Аджарии был исторической и культурной ценностью.

Однако Германия не помешала международным кланам, осуществившим «розовую революцию», привести к власти триумвират Саакашвили–Жвания–Бурджанадзе с дальнейшим предсказуемым исходом личного соперничества. Никаких усилий не было предпринято и в тот момент, когда «румяный вождь» готовил и осуществлял вторжение в Батуми. Единственным политическим актом, имевшим отношение к Грузии, был арест в Германии Ираклия Окруашвили – впрочем, вскоре оказавшимся под крылом одного из французских спецведомств.

Между тем Франция даже не в самых благоприятных условиях создала в Грузии собственную партию во главе с кадровым дипломатом Саломе Зурабишвили. Так невнятице была противопоставлена интенция, общегуманистическим разговорам – практические действия, охам и вздохам о территориальной целостности – план из шести пунктов.

В том жестком формате времени, который предшествует американским президентским выборам и, соответственно, сопровождается стараниями принести республиканскому наследнику Буша необходимые для его 75-летнего возраста ресурсные галочки – к примеру, соглашение по ПРО с Польшей или уменьшение СНГ на одну единицу, России требуется система адекватных, равноправных, взаимно заинтересованных и гибко модифицируемых отношений с субъектной, амбициозной, мужской Европой. Очень жаль, что она персонифицируется не Германией, учитывая, сколько средств вкладывалось в создание двустороннего стратегического партнерства. Но время не предоставляет выбора: родина Вольтера и Лафонтена сегодня имеет лицо, а родина Гете и Гейне – увы, нет.

Мораль достаточно ясна. Приоритеты сегодняшнего дня выводят на первый план типаж дипломата с безукоризненными манерами, быстрой реакцией, летучим остроумием и легким армянским акцентом, а стратегирование востребует воспитавший его русско-еврейский ум, украинский по рождению и тбилисский по воспитанию. Эти приоритеты соотносятся с блестящим знанием арабского мира и исключительной компетенцией в Сирии, Ливане, Греции, Болгарии. Они напоминают о давно созревшей и пока далеко не использованной необходимости возобновления российской миссии в Африке. Они протягивают пунктирную линию к ключевым и по-особому мотивированным оппонентам Джорджа Буша в американском Конгрессе. Возможностей здесь более чем достаточно, и единственным ограничивающим фактором является время. Национальной дипломатии не повредят углубленные курсы французского, а экспертному сообществу – столь же качественное овладение эзоповым языком, свойственным периоду принятия конфиденциальных решений.

Количество показов: 4276

(Нет голосов)