05.10.2009

Константин Черемных

НА ОБОЧИНЕ ЧУЖОГО ТРИУМФА

Много ли выиграет Россия от компромисса по иранскому атому?

МАГОМЕТ ИДЕТ К ГОРЕ

1 октября в Женеве на международных переговорах по проблеме иранского ядерного потенциала было достигнуто согласие всех участников «группы шести» о введении жестких экономических санкций против Ирана в случае, если он продолжит эксперименты с целью разработки ядерного оружия. В свою очередь, Тегеран, представленный на переговорах секретарем Высшего совета национальной безопасности Саидом Джалили, повел себя на удивление покладисто и согласился на экспорт задекларированного малообогащенного урана в Россию и Францию для переработки в целях мирного использования. Фактически речь идет о полном внешнем контроле над 75% задекларированного урана, а при нарушении договоренностей будут введены санкции. Успех переговоров пополняет политическую копилку администрации Барака Обамы.

Уже в субботу в Тегеран прибыл директор международного агентства по атомной энергетике Мохаммед аль-Барадеи, которому Иран предоставил для инспекции не только всем известный завод по обогащению урана в Натанзе, но и другое предприятие, размещенное под землей, в основании горы близ священного для шиитов города Кум. Именно обнародование сведений о том, что в Куме тайно оборудована вторая перерабатывающая установка, и считают причиной согласия президента Махмуда Ахмадинеджада на неожиданный компромисс.

Предполагается, что обнаружение второго завода также было причиной, побудившей Китай солидаризоваться в своей позиции по иранскому атому с другими членами «шестерки» – США, Великобританией, Францией, Германией и Россией. Действительно, для Китая присоединение к санкциям против Ирана не могло принести никаких очевидных выгод: Пекин является ведущим экономическим партнером Тегерана. В частности, на китайских НПЗ перерабатывается иранская нефть для последующей поставки готовых нефтепродуктов обратно в Иран; в случае введения санкций Китай теряет большой рынок сбыта.

За восторгами западной прессы по поводу исхода женевской встречи теряется важное обстоятельство: о строительстве завода в Куме стало известно непосредственно от официального Тегерана, который 21 сентября сообщил об этом МАГАТЭ. В самом глупом положении при этом оказался базирующийся в Париже эмигрантский Национальный совет иранского сопротивления, который в канун женевского мероприятия поспешил поведать миру о секретных иранских разработках, но в совсем других местах – на базе Исследовательского центра по взрывам и воздействию в самом Тегеране, а также в секретном центре близ деревни Санджарян.

Существенно, что в последнюю неделю сентября Иран начал демонстрировать и иные примирительные жесты. Так, 22 сентября в интервью Associated Press Ахмадинеджад заявил, что Иран для Америки – не угроза, а шанс, что его государство стремится не к конфронтации с другими странами, а напротив, к всемирному ядерному разоружению. Одновременно он выразил надежду на то, что администрация Барака Обамы будет «двигаться в направлении перемен», и заявил о готовности «открыто обсуждать тему атомной энергии».

Теперь утверждается, что о заводе в Куме знали и ЦРУ, и израильская разведка. Однако это не объясняет ни внезапное решение Тегерана ограничиться ядерной темой в Женеве (ранее иранская сторона сообщала о намерении поставить вопрос «о несправедливости в мире»), ни внезапного визита в США министра иностранных дел Ирана Манучера Моттаки в день открытия женевской встречи, ни вышеупомянутого изменения китайской позиции.

Саид Джалили в интервью германской Spiegel положительно отозвался о решении США отказаться от развертывания противоракетных установок в Польше и Чехии. Однако нельзя сказать, чтобы это решение Белого Дома было большим сюрпризом: еще в начале марта The New York Times недвусмысленно сообщала о таком намерении Барака Обамы.

Создается впечатление, что иранская сторона пошла на примирение по собственной инициативе, а второй завод был не более чем предметом торга. Такую версию уже высказывают российские и армянские эксперты.

«Это начало американо-иранской нормализации. Именно в ней все дело, а не в ядерной проблеме, этой разменной монете», – считает обозреватель РИА «Новости» Дмитрий Косырев. По мнению известного ереванского публициста Игоря Мурадяна, изменение курса Тегерана существенно изменит всю конфигурацию сил между Ближним Востоком и Кавказом, где роль Турции как партнера США снизится.

В суждениях Мурадяна есть бесспорная логика: Вашингтону необходим Иран в качестве партнера по урегулированию в Афганистане, с которым он граничит. Действительно, у Ирана достаточно поводов для неприязни к радикальным суннитам из «Талибана». В свою очередь, Турция не проявляет требуемой Вашингтону надежности в политике, в то же время слишком активно торгуя своей экономической ролью. При этом в сфере доставки энергоносителей она является не более чем транзитной страной, в отличие от Ирана.

НАША ХАТА С КРАЮ?

Администрация Обамы действительно склонна ориентироваться в период кризиса на отношения с крупными и самодостаточными участниками мирового процесса, в то время как страны-посредники, особенно стремящиеся извлечь выгоду из своей промежуточной роли, используются ею сугубо инструментально. Когда стало понятно, что Турция с Грузией не могут обеспечить создание транзитной железнодорожной магистрали для доставки грузов в Афганистан, от услуг Тбилиси легко отказались в пользу Еревана. Когда же армянское лобби стало требовать «впридачу» признания геноцида, а турецкое – ускоренного приема в Евросоюз, для Вашингтона стали приоритетными договоренности о воздушном транзите с Россией. Точно так же прямые договоренности с Тегераном по Афганистану и Ираку для Барака Обамы предпочтительнее, чем торговля по поводу использования аэропортов с Бишкеком, Ташкентом и Душанбе.

Неудивительно, что польское руководство устраивает истерику, пытаясь запугать Вашингтон тенью имперской России, а армянские авторы, в свою очередь, ставят Москве на вид предательство Ирана, а следовательно, и предполагаемого трехстороннего альянса Москва–Тегеран–Ереван. Что характерно, в этом альянсе армянская сторона представляет себя равной по значению двум другим, что не очень соответствует географическим и политическим реалиям. Несмотря на то что в своих многовекторных метаниях официальный Ереван, как и другие постсоветские режимы, не столь часто вспоминает об этом трехстороннем альянсе – а когда вспоминает, то речь чаще идет о конкуренции с Азербайджаном и Турцией за предполагаемый газовый транзит. Похоже, что Польша и Турция в самом деле переоценили свою геополитическую роль и «переторговались» за преимущества в транзите и торговле, равно как и в политическом посредничестве.

Тот же Игорь Мурадян, обвиняя Москву в трехкратном предательстве Тегерана, не отрицает, что сам Тегеран был давно настроен на примирение с Вашингтоном на удобных для себя условиях. Если так, то более уместно было бы поставить вопрос о том, могла ли Москва этому сближению воспрепятствовать в своих интересах, действуя в том же стиле, что и Вашингтон.

В самом деле, сближение Тегерана с Вашингтоном еще менее выгодно Москве, чем Пекину. Дело не только в том, что Иран к России ближе, чем Америка. С одной стороны, Россия «завязана» с Ираном в общей проблеме Каспийского моря и его поныне неразделенных ресурсов. С другой, транспортировка собственно иранских, равно как и туркменских энергоносителей через иранскую территорию на Запад для России более чем невыгодна. И наконец, разрядка напряженности на Ближнем Востоке, которой благоприятствует вашингтонско-тегеранский консенсус, скорее понизит, чем повысит мировые цены на энергоносители, столь витально значимые для сегодняшней российской экономики, нравится это нам или нет.

Махмуда Ахмадинеджада можно считать надежным или непредсказуемым партнером – это дело вкуса. Однако избежать невыгодного нам поворота в политике важной для нас страны, причем не просто одной из близких стран, а крупнейшей в регионе державы, можно лишь построив с этой страной такой формат отношений, где над непосредственными интересами материальной выгоды преобладает некая более высокая общность. Построение такого особого политического формата не обязательно требует больших экономических затрат: важно скорее выражение своей позиции в тот момент, когда значимому для нас соседу угрожает опасность. Такая опасность совсем недавно, весной этого года, прямо угрожала Ахмадинеджаду, когда против него солидарно выступил весьма влиятельный альянс внутренних оппонентов с серьезными и очевидными внешнеполитическими возможностями. Однако в период выборов президента Ирана и непосредственно после них Россия делала вид или действительно считала, что это ее мало касается. А в значимой для нас стране делались соответствующие выводы.

Более того, Россия вела себя таким образом, как будто от смены руководства Ирана ее собственные позиции только выиграют, несмотря на то, что иранская демократическая оппозиция прямым текстом проклинала Россию. Во всяком случае, в период президентской кампании в Иране российская сторона не выразила официального протеста в связи с очевидной попыткой разыграть в Иране сценарий украинского Майдана. Такие аллюзии пришли в голову самим руководителям Стражей иранской революции, которым опять же в одиночку затем пришлось отвечать перед миром за издержки подавления хорошо организованного и щедро профинансированного бунта.

Не была в ту пору публично опровергнута и версия о том, что Москва договорилась с Вашингтоном об обмене неразмещения средств ПРО в Восточной Европе на присоединения к антииранским санкциям. Напомним, слух о такой договоренности распространила The New York Times в связи с личным посланием Барака Обамы Дмитрию Медведеву в начале марта этого года. Теперь израильская Maariv утверждает, что «чейндж» был придуман третьей стороной – Шимоном Пересом, «крестным отцом» израильского мирного и военного атома. И до сих пор этой версии никто не опроверг. Более того, она звучит правдоподобно как в связи с августовской российско-израильской встречей на высшем уровне, так и в связи с тайным визитом премьер-министра Биньямина Нетаньягу в Москву.

Характерно, что как сама версия об особой роли Переса, так и интерпретация повестки дня неофициальных переговоров в Москве 7 сентября распространяется крупнейшими израильскими изданиями. А официальная Москва сначала делает вид, будто их вовсе не было, а потом неохотно опровергает сама себя, хотя переговоры вроде как были больше нужны израильской стороне. И когда министр иностранных дел Израиля Авигдор Либерман с наглостью выбившегося в люди провинциала диктует европейским странам их политическую линию в отношении того же Ирана, итальянская и австрийская пресса открыто возмущается, а российский политический и медиа-официоз столь же «политкорректно» молчит.

Еще большей тишиной в российской прессе окружен доклад Голдстоуна и связанные с ним дебаты в ООН. Создается впечатление, что в Москве терпеливо ждали, пока память о кровавой драме в Газе рассосется сама собой. Ан нет – не рассасывается. И сегодняшний информационный вакуум вокруг обвинений Израиля в военных преступлениях в российской прессе напоминает благоразумную тактику хрестоматийного литературного персонажа, считающего, что в его лета «не должно сметь свое суждение иметь».

СТРАТЕГИЯ РЕВЕРАНСОВ

Для столь малого государства, как Израиль, бахвальство о своей эксклюзивной роли в мировой политике вполне естественно. Особенно в ситуации, когда другие обстоятельства недвусмысленно свидетельствует об утрате этим посредником своего прежнего значения для крупных держав.

Еще в начале прошлого года разведка США публично признала, что с начала 1970-х годов намеренно не афишировала факты разработки Израилем собственного ядерного оружия. Уже тогда предполагалось, что за этим саморазоблачением последует требование присоединения к Договору о нераспространении, который Израиль поныне не подписал, так как официально не признал себя ядерной страной. Летом этого года администрация Барака Обамы вполне прозрачно намекнула на намерение исключить Израиль из категории избранных. А 23 сентября в Вене на международной конференции МАГАТЭ большинство государств-членов – впервые за 18 лет – по предложению Египта проголосовали за резолюцию, призывающую Израиль присоединиться к ДНЯО и предоставить свой реактор в Димоне для осмотра международными инспекторами. До сих пор подобные документы не принимались в связи с противодействием со стороны США, но на этот раз американская позиция оказалась в меньшинстве.

В свою очередь, Организация Объединенных Наций созвала комиссию по расследованию обстоятельств военной кампании Израиля в секторе Газа в декабре 2008 – январе 2009 года, когда с арабской стороны погибло 1050 (по другим данным – 1400) человек, преимущественно мирного населения, а с израильской – не более 13-ти солдат. Группа юристов во главе с авторитетным судьей из ЮАР Ричардом Голдстоуном подготовила доклад, в котором признавался факт военных преступлений с обеих сторон. Ожидалось, что вопрос будет вынесен на голосование в Совете по правам человека ООН, и ответственных лиц Израиля, включая тогдашнего министра обороны Эхуда Барака, инициировавшего вторжение, ожидала такая же процедура, как и участников югославского конфликта. Лишь в последний момент, 2 октября, от подачи доклада Голдстоуна в Совет отказалась сама подающая сторона – делегация Палестинской автономии во главе с Махмудом Аббасом.

О том, что политическое влияние Израиля объективно слабее, чем когда-либо в его истории, свидетельствовало и беспрецедентное интервью Збигнева Бжезинского журналу The Beast 20 сентября. Стратег не просто резко отозвался о намерениях Иерусалима предпринять воздушный налет на Иран, но и пригрозил, что в этом случае, поскольку воздушный маршрут проходит через контролируемую США территорию Ирака, американские летчики будут вынуждены сбивать израильские бомбардировщики. При этом он напомнил об эпизоде с американским научным судном Liberty, которое израильская сторона в 1967 году разбомбила, приняв за египетский военный корабль.

В ходе встречи с Дмитрием Медведевым в августе Шимон Перес уверял, что Израиль не намерен бомбить Иран. Однако уже 21 сентября заместитель главы израильского МИД Данни Аялон и начальник Генштаба ВС Израиля Габи Ашкенази заявляют, что «никакие возможности не исключены», и в том же духе высказывается Нетаньягу в период последующего визита в США.

Не исключено, что «задний ход» Махмуда Аббаса в ООН объясняется некими гарантиями, предоставленными Вашингтоном от лица Иерусалима сразу же после встречи «шестерки» в Женеве. Впрочем, по мнению Роберта Мэлли, руководителя ближневосточного отдела International Crisis Group, администрации Обамы не удастся добиться каких-либо сдвигов в израильско-палестинском урегулировании без участия крупнейшей палестинской партии ХАМАС. Такое же мнение, как известно, разделяет экс-президент США Джимми Картер, проводивший прямые переговоры с руководством этой организации.

Москва значительно раньше Вашингтона установила контакты с лидерами ХАМАС, однако без всяких объяснений этот формат дипломатии был свернут; ведущий российский государственный телеканал «Вести» летом прошлого года занялся распространением давно опровергнутых сплетен о том, что ХАМАС якобы является «детищем «Моссада»; в период побоища в Газе российские СМИ были по горло заняты новогодними утехами; наконец, когда тот же Перес, вопреки своей репутации умеренного политика, согласился на проведение в Москве конференции по Ближнему Востоку при условии отсутствия ХАМАС, возражений в ответ не прозвучало. Тот факт, что ХАМАС по меньшей мере морально поддерживается Ираном, не является ни для кого секретом, в том числе и для Картера. Но Картер почему-то позволяет себе исходить из реального соотношения сил на Ближнем Востоке, а официальная Москва до сих пор сдувает пылинки с насквозь проворовавшихся и фатально непопулярных – после отзыва доклада ООН тем более – наследников давно почившего Арафата, хотя не контролирует их ни на мизинец.

Иранская политика значительно гибче, чем ее принято изображать в прессе. Разумеется, Тегеран не откажется от возможности обогащать ядерное топливо на российской территории, если альтернативы такому варианту не будет. Однако для того, чтобы помимо бизнеса со значимой для Москвы страной возникли прочные политические отношения, предполагающие серьезные взаимные обязательства, Москва пока не приложила никаких усилий. Действия по пути наименьшего сопротивления как в политике, так и в энергетике никогда не дают желаемого результата. Кроме того, по таким политическим «мелочам», как выражение позиции в ситуации вооруженной или информационной агрессии, судят и о качестве дипломатии в целом. А в качестве нет промежуточных значений: государство в критических ситуациях проявляет свою субъектность, тем самым напоминая о своих постоянных, неизменных интересах и взглядах на международное право, либо живет сегодняшним днем.

ДОРОГА В ПУСТЫНЮ

В истории с загадочным визитом Нетаньягу в Москву бросается в глаза то обстоятельство, что израильский премьер прибыл на частном самолете, принадлежащем компании «Мерхав» Йосефа Маймана. Это явление не менее симптоматично, чем прибытие тещи Виктора Ющенко на его инаугурацию в Киев на самолете бизнесмена Дмитрия Фирташа.

Корпорация Йосефа Маймана, бывшего офицера «Моссад» со специализацией на африканском направлении, не только разрабатывает шельфовое месторождение у берегов Израиля в Средиземном море, но и имеет прочные позиции в Средней Азии. Так, в Туркменистане «Мерхав» является инвестором номер один в нефтепереработке и химической промышленности.

Нельзя исключить, что повестка дня тайного визита отнюдь не ограничивалась «передачей Москве списка выявленных российских граждан, помогавших Ирану в ядерных технологиях», – тем более что заподозренный в осуществлении тайной поставки сухогруз Arctic Sea сегодня болтается неприкаянным в международных водах Канарского архипелага. Не обсуждались ли заодно с иранским атомом вопросы о более традиционных источниках энергии, в обеспечении которыми Израиль досадно зависит от Египта?

Как известно, в августе руководство «Газпрома» вспомнило о своем проекте доставки газа в Израиль по продолжению «Голубого потока». Интересно, что партнер российской корпорации Бени Штайнмец сегодня числится в списке крупнейших бизнесменов Израиля, обогнав многих застигнутых кризисом финансистов и девелоперов. Прежний топ-менеджмент корпорации, помнится, пестовал на Украине премьера Павла Лазаренко и его «днепропетровский клан», с которым сегодня приходится иметь дело в лице Юлии Тимошенко и Игоря Коломойского – без особо благоприятного политического результата...

В начале сентября согласие российского премьера на пересмотр принципа «take or pay» в газовых контрактах с Киевом чуть не довело до масштабного политического скандала, породив слухи о расколе российского истэблишмента на две части. Подоплека выяснилась позже, когда европейские компании, ссылаясь на украинский пример, захотели таких же поблажек и для себя. Перспектива недополучения экспортных доходов повышает актуальность урегулирования спорных вопросов между «Газпромом» и президентом Туркменистана Гурбангулы Бердымухаммедовым, который накануне поставил вопрос о «справедливой цене на газ». Тем более что на туркменские запасы газа претендует Китай, для которого «голубое топливо» становится ценной альтернативой иранской нефти.

Совсем недавно Москва пыталась прибегнуть к решению проблем, возникших в Туркменистане у «Газпрома», с помощью президента Венесуэлы Уго Чавеса. Попытка сорвалась – возможно, в том числе и по той причине, что у туркменского лидера оказались и другие советчики. Мы уже обращали внимание на совпадение между открытием в Ашхабаде постоянного посольства и визитом в Туркменистан трех топ-менеджеров германской RWE, ранее не поладившей с «Газпромом» и предложившей свои услуги в качестве нового партнера проекта Nabucco (см., например, здесь).

Вряд ли случайно 28 сентября в туркменскую столицу отправилась губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко, незадолго до этого принимавшая представительную израильскую делегацию. По данным «Туркмен-Информ», главным предметом обсуждения в ходе трехдневного визита был топливно-энергетический сектор. 30 сентября Матвиенко отбыла из Ашхабада на Инвестиционный форум в Сочи, а уже два дня спустя Гурбангулы Бердымухаммедов, накануне ставивший вопрос о «справедливой цене на газ», распорядился отправить делегацию на переговоры в Москву. Хотя это и не афишировалось, глава Петербурга выступала, очевидно, в первую очередь в качестве лоббиста «Газпрома», стремление угодить которому в любых прихотях неделей ранее изумили не только петербургскую, но и международную культурную общественность.

Некогда Валентина Матвиенко, имеющая солидный дипломатический стаж, посещала Тегеран, и даже была первым крупным российским политиком, познакомившимся с тогдашним мэром Тегерана Махмудом Ахмадинеджадом. Однако с тех пор российская дипломатия не поручала ей задач на Востоке – не считая Эмиратов, откуда для «Газпрома» привезли проектировщиков петербургского офиса. К примеру, ее давно запланированный визит в Египет так и не состоялся.

Зато российская дипломатия впечатлила западную прессу своим прилежным старанием «оказать давление на Иран»: американский Newsweek прямо-таки спел панегирик заместителю министра иностранных дел Сергею Рябкову, рьяно взявшемуся в Женеве за дело, в том числе и в контактах с китайской делегацией. Доходящее до неприличия стремление угодить самым заинтересованным сторонам не могло не обернуться серьезными рисками прежде всего именно в области газового транзита – имея в виду возможность реанимации изначального, трансиранского проекта Nabucco. Но сиюминутные задачи, будь то корпоративные или просто «перезагрузочные», представлялись, очевидно, более важными.

Несомненно, Россия чего-то хотела добиться, корректируя свою позицию в Женеве в соответствии с пожеланиями «шестерки». Хотелось бы понять, сколь судьбоносен достигнутый результат. Особенно если учесть, что отказ США от размещения ПРО в Восточной Европе вовсе не отменяет планов Вашингтона по развертыванию подобных – притом более совершенных, мобильных и трудно уязвимых мощностей – на других театрах военных (и экономических) действий. В частности, в Арктике, где акватория базирования российского атомного флота уступает место интернациональным газовым «плантациям».

Количество показов: 3995

(Нет голосов)