RUS ENG
 

ГЛАВНАЯ
ГОСУДАРСТВО
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
ЭКОНОМИКА
ОБОРОНА
ИННОВАЦИИ
СОЦИУМ
КУЛЬТУРА
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
ПРОЕКТ «ПОБЕЖДАЙ»
ИЗ АРХИВОВ РП

Русский обозреватель


Новые хроники

24.11.2009

Константин Черемных

УРОКИ «РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА»

Абстракции президентского послания корректируются не премьером и не партией, а реалиями кризисного мира

КАЖДОМУ СВОЕ МЕСТО?

В российской прессе третьего уикенда ноября доминировали две темы: скоропостижная смерть шоумена Романа Трахтенберга и съезд партии «Единая Россия». Шоумен 41 год назад родился под фамилией Горбунов в Ленинграде, а инфаркт постиг его в Москве. Напротив, главная партия страны созвала свое мероприятие не в столице, а в Петербурге.

Одинаковое внимание СМИ к двум разнородном сюжетам – политическому и, так сказать, культурному – можно было бы объяснить испорченностью «желтой» прессы, если бы такая неразборчивость не была присуща и медиа-официозу. Во всяком случае, телеканалу «Вести», который за комментариями об итогах съезда обратился в первую очередь не к профессиональному политику, не к промышленнику или экономисту (что в период кризиса было бы естественно), а к выдающейся деятельнице гламурной индустрии Ольге Слуцкер.

Во вторую очередь после шоу-вумен микрофон достался депутату Госдумы Виктору Дедову, в третью – губернатору Иркутской области Дмитрию Мезенцеву. С функциональной точки зрения второй и третий по значению герои символизировали законодательную и исполнительную власть, а с сословной – рабочий класс и военно-пропагандистский корпус. Каждому свое место.

Баланс был соблюден и при кооптации новых членов в Высший Совет главной партии страны. Здесь в первую голову упоминалась губернатор принимающего города Валентина Матвиенко, олицетворяя вместе с Госсоветом также 1) национальную фармацевтическую отрасль, с которой начала свою карьеру и которую ныне активнее всего лоббирует; 2) сообщество ветеранов комсомола, недавно отметившего 90-летие; 3) дипломатический корпус, ставший для нее трамплином после исчезновения комсомола как института (но не обязательно как класса). Далее следовал не менее многозначный Александр Шохин – брат одного из первых воротил частного бизнеса; министр труда в самом реформаторском правительстве России; предводитель крупного бизнеса в нынешней ипостаси.

Культура, в полном соответствии с сюжетом культового фильма Павла Лунгина «Такси-блюз», дополнила высший орган партии тонким музыкальным интеллектуалом Игорем Бутманом и отвязным национал-романтиком Федором Бондарчуком. Параллель с «Такси-блюзом» усугублялась специализацией тонкого интеллектуала: он был не писателем и не актером, а именно саксофонистом, как персонаж Мамонова. И как Билл Клинтон, что по понятной причине также актуально.

В идеологической самоидентификации главной партии страны баланс, однако, соблюден не был. «Единая Россия» объявила себя не либерал- и не социал-, а просто консервативной, то есть правой партией. Что для периода кризиса – несколько неожиданный выбор, а для истории самой партии – можно сказать, возвращение к истокам времен изначального «Единства» (1999) от безразмерной толерантности пантеона на пропагандистских плакатах, где Достоевский уживался с Гребенщиковым (2003).

Консерватизм был интерпретирован как приверженность традициям, который, как подчеркнул Борис Грызлов, вовсе не противоречит развитию. Этот выбор, как пояснил партийный лидер в эфире «Вестей», был вдохновлен статьей президента страны «Россия, вперед!», обнародованной 10 сентября. Вообще-то совсем недавно избирателю был явлен другой, более пространный президентский текст, более ответственный и важный по статусу, и завершенный тем же призывом с таким же восклицательным знаком – Послание Федеральному Собранию. Но Борис Вячеславович об этом документе вроде как забыл. И нельзя сказать, чтобы этот текст часто вспоминали в предшествующие дни и в медиа-официозе.

Вокруг президентского послания возник не то что бы вакуум, но некая коллективная молчаливая недоговоренность, хотя в первые дни после его оглашения те, кому требовалось по чину и по конъюнктурному интересу (от губернаторов до директора ИА «Регнум» Модеста Колерова, в восторге даже вспомнившего о Богородице), сопроводили его подобающими похвалами, а кому не требовалось – эпитетами в диапазоне от брезгливого разочарования (Николай Сванидзе) до юмористического сравнения с письмами майора Дымовского (Максим Соколов).

Этот полувакуум был заполнен 21 ноября на партийном съезде. Речь премьер-министра содержала в себе все элементы, приличествующие обращению к нации о том, что для нее действительно актуально. Он говорил о реальном положении в жилищном строительстве, производительной экономике, в системе высшего образования, в таможенной и тарифной сфере. Он говорил о том, что для импортозамещения, поддержки внутреннего спроса и создания рабочих мест необходима защита внутреннего рынка, включая корректировку госзакупок и антидемпинговую политику. Он увязывал планы с текущей статистикой. Он назвал временщиками владельцев производств, хищнически эксплуатирующих основные фонды. Он поднял вопрос о субсидировании и страховании экспортных кредитов. Он увидел надежду в позитивной демографической динамике, увязав с нею перспективы страны.

Этот разговор об экономической действительности, компоненты которой связаны между собой логическими цепочками, был разительным контрастом нагромождению абстракций в послании президента, где смешались часовые пояса, школьные завтраки, «единый научный центр, сфокусированный на всех направлениях», глобальное термоядерное СП и повсеместные благотворительные НП.

В то же время никто не смог заподозрить премьера в противопоставлении своей персоны главе государства. И сам Владимир Путин очень старался, чтобы о таком противопоставлении никто и не подумал. На следующий день после оглашения президентского послания, в точном соответствии с фигурировавшим в нем тезисом об особом внимании к продвинутым формам молодежного искусства, премьер самолично и даже как бы внезапно нагрянул на традиционный конкурс рэпперов, где объявил, что находится с ними на равных, на одной (сценической) площадке. Лишь особо изощренный экспертный ум мог бы усмотреть в этом признании некий оттенок грустного ерничества: дескать, все мы теперь находимся в одном и том же цирке.

Еще одной мерой профилактики досужих сплетен о противоборстве в Кремле послужил публицистический опус обозревателя «Ведомостей» Максима Трудолюбова о «разделении труда» между президентом и премьером России. Он увидел свет не в Москве и не в родной газете, а по месту стажировки автора – в Соединенных Штатах, на страницах одновременно (!) International Herald Tribune и New York Times, с оперативным распространением через «Инопрессу» во множестве русскоязычных изданий ближнего и дальнего зарубежа.

Ничего сенсационного обозреватель Трудолюбов миру не сообщил. Но судя по его собственным словам, молчать он просто не мог – ибо каждый американец, догадавшийся о его гражданстве, от шофера такси до профессора, непременно его спрашивал: так кто же на самом деле правит в России? Больше недели стажер не стерпел – и внес остро необходимую ясность: тандем президента и премьера, дескать, целенаправленно поделил между собой электоральную массу, обратившись соответственно к активному молодому меньшинству «людей, постоянно работающих в интернете» и «к значительно более широкой аудитории».

Стажер Трудолюбов специально оговорился, что публичные заявления первых лиц в России предназначены скорее для зондирования реакции общественного мнения, после чего удачные тезисы берутся на вооружение, а неудачные отбрасываются. Для пущей ясности автор, уверяя аудиторию в том, что ему ближе образ мыслей Медведева, предположил, что «при нынешнем уровне государственного пиара не вполне понятно, верит ли сам Медведев в то, что он говорит». А если верит, то ему еще придется доказать, что сказанное осуществимо.

Откровения стажера поспели как раз к открытию съезда самой главной партии, ориентированной на большинство. И привлекало бы в отечественной аудитории куда больше внимания, не осиротей внезапно радиоканал «Русское радио» вместе с сайтом romantrahtenberg.ru и его труднопереводимыми рубриками «Приколы», Трахмульдоты» и «Вые...оны».


БОРЬБА С САМИМИ СОБОЙ

Нельзя сказать, чтобы забота нации о собственном образе в глазах других наций служила приоритетом лишь для заведомо слабых государств, изо всех сил старающихся самоутвердиться на мировой сцене. Большие и сильные державы мира, включая дореволюционную Россию и Советский Союз, пользовались самыми разнообразными пропагандистскими средствами для распространения в мире не только своих силовых ресурсов, но и своего примера (культурный фронт «холодной войны» и состоял в состязании примеров). Пример складывается из кажущихся мелочей, сочетание которых не может быть столь же противоречиво и неряшливо, как жизненная реальность. Если страна заинтересована в восстановлении своего влияния, она обязана создать себе привлекательный образ, и в этом должна быть внутренняя логика. Если мы заявляем, что красота спасет мир, нам следует беречь свои культурные памятники, являющиеся признанными мировой цивилизацией образцами искусства. Если страна не может терпеть, когда ее памятники военного времени сбрасывают с пьедесталов, она не должна терпеть и антуража «клуба грязных эстетов», где посетителя встречает голая девка со свастикой на рукаве. А если сыплющий матом ведущий этого клуба – сын ветерана войны, как господин Горбунов, он же Трахтенберг, то этот позор должен быть позором особо крупного масштаба.

Нельзя сказать, что поведение крупного партийного чиновника обязательно отражается на репутации высших государственных лиц. Но если эта партия считается главной, а членство в ней – едва ли не обязательным для высших региональных чиновников, то порочащие имущественные и личные связи второй по величине фигуры в партийной фракции не могут быть простительны. Иначе эта партия не выполняет той функции, для которой предназначена.

Нельзя сказать, чтобы восприятие одного государства другими определялось исключительно образом ее ведущих политиков: внешний облик страны создается и поведением ее состоятельного сословия за рубежом, и действиями глав корпораций. Тем не менее, нравится нам это или нет, о стране судят по ее руководству. И чем значимее объективная стратегическая роль страны в мире, тем больше к этому руководству предъявляется внешних требований. Лидер может «шестым чувством» догадываться об уровне этих требований, если же не догадывается, то ему обязан в этом помочь обслуживающий его персонал. По большому счету это в такой же степени вопрос приличий, как оба вышеназванных случая.

Номинально обновленная референтура Дмитрия Медведева во главе с профессионалкой из режиссерской семьи с опытом работы в пресс-службе «Газпрома», конечно, в заведомо дурной интенции заподозрена быть не может. Послание-2009 открывается и завершается проникновенными словами о Великой Победе, что задает определенную «планку» всему тексту. Обращение к нации, победившей в самой кровопролитной и масштабной войне в человеческой истории, – не то же самое, что дежурная ежегодная речь. Тем более что напоминание о трагедии и опыте ее преодоления в период кризиса более чем оправданно. Стоит напомнить, что Послание зачитывалось спустя пять дней после годовщины парада на Красной площади, с которого боевые расчеты вместе с техникой уходили на фронт. Горькая, суровая – и мобилизующая, открывающая второе дыхание – констатация «отступать некуда» была и в самом деле созвучна времени. Такая констатация была бы понята и оценена нацией и оправдана миром.

Ничто не мешало ей прозвучать. Обратная связь, установленная с обществом современными электронными средствами, позволяющими воспринимать и идеи, и переживания неравнодушных сограждан, мгновенно реагировать на них и получать новые необходимые уму и сердцу импульсы, создавала беспрецедентные возможности говорить, без кавычек и преувеличений, как живому с живыми, и находить нужные слова для тех, кому особенно трудно, и для тех, кто перед лицом общей беды мог бы использовать свои материальные возможности как для помощи ближнему, так и для поддержки целых регионов и отраслей.

Известно, что в дискуссии, заблаговременно инициированной главой государства, участвовали люди разных поколений, убеждений, призваний и профессий. Помимо приоритетов военно-промышленного производства – для нужд собственной армии и флота, а не индийских и не китайских, профессионалы напоминали и о многих других приоритетах, благо именно Дмитрий Медведев в недавнем прошлом отвечал за исполнение приоритетных национальных проектов. И даже на либеральном сайте «Газета.ру», где продуктивные инициативы многократно разбавлялись интеллигентской рефлексией, можно было найти вполне предметные предложения, например, в области глубокой переработки нефтегазового сырья.

Как было сразу же признано в том числе и критическими обозревателями, в текст Послания были действительно интегрированы некоторые рекомендации экспертов. Так, в докладе «Модернизация как построение нового государства» Ильи Пономарева, Михаила Ремизова и соавт. присутствовало упоминание о специальных учреждениях для беспризорников. Но авторы доклада предлагали использовать в этих учреждениях советский опыт 1920-х годов, а в тексте Послания сферу призрения предполагалось поручить самодеятельному «третьему сектору», механически мотивированному налоговыми льготами. В свою очередь, очерченные в Послании горизонты энергоэффективности ничуть не противоречили визионерским представлениям Максима Калашникова. Но романтика супердержавного строительства была из этого контекста не то что ампутирована, а стерильно экстирпирована вместе с окружающими тканями.

Предположительно перспективная некоммерческая сфера, изобилующая спонтанно возникающими волонтерами (выбирающими предмет своей заботы, очевидно, по принципу личной симпатии), рисуется развесистой, как цветущий сад, вместе со школами по новому проекту аккуратно прикрывающей неприглядные элементы реальности, вроде морально устаревших моногородов и опустелых полей. Но и депрессивные элементы благополучно соединяются меж собою, через пространства тундры и тайги, болот и высокогорий волшебными виртуальными ниточками, для свивания которых к местности можно вовсе не прикасаться: достаточно мощных спутников и невидимых глазу кабелей, и образ будущего (этот термин, похоже, неоднократно воспроизводился семью няньками-советницами), расцвеченный широкополосной интернет-картинкой, преобразовывал нищету реальности. Волшебство проявилось и в том, что не гармонирующие с этим образом элементы настоящего попросту исчезали из поля зрения. К примеру, «хрущевские» дома, в которых установка счетчиков, как известно каждому современному работнику жилкомсервиса, вовсе не экономит расходы жителя, а напротив, их приумножает.

Хотя глава государства в канун своего выступления сообщил, что предлагает помечтать, в нарисованном образе странным образом отсутствовала такая малость, к примеру, как современные дороги и электросети. В единственном пассаже, где речь шла об инфраструктуре, существующие в данной области проблемы сводились к упорядочению ценообразования. При этом допускалось, что нечистых на руку чиновников в отдельных случаях требуется не только укорять, но и сажать.

Впрочем, оставались совершенно непонятными методы сокращения издержек. Ведь отечественная инфраструктура стоит дорого не только из-за откатов, но и из-за расходов на компенсацию отчужденной земельной собственности ее владельцам, равно как и на инженерную подготовку в пространственных, технических, геологических и климатических условиях, не сопоставимых с Европой, к общему знаменателю которой предполагалось привести дорожное, равно как и жилищное строительство. А одновременно – волшебным образом приумножить число проектировщиков и квалифицированных специалистов по технадзору, чтобы согласование любого проекта занимало не более трех-четырех месяцев.

Образ будущего вкупе с моногородами категорически исключал также госкорпорации, искоренение которых предполагало либо приватизацию, либо прекращение существования по исполнению уставной задачи. При этом некоторые структуры подобного типа были только-только созданы, что вызывало в памяти строчку Гребенщикова о нашей борьбе с самими собой. Аудитория, вспомнив о недавнем разоблачительном докладе Чайки–Чуйченко, имела основания подозревать, что самая короткая жизнь ожидает ведомство под началом третьего «Ч» – Анатолия Чубайса. Однако помощник президента Аркадий Дворкович порадовал «Союз правых сил» сообщением о том, что корпорация «Роснано» будет как раз акционирована наряду с «Ростехнологиями» и ВЭБом. В наэлектризованном воздухе повис вопрос о «Росатоме»: время истечения срока его существования было слишком неочевидно, тем более что одна из пяти поставленных стратегических задач как раз состояла в развитии атомной энергетики.

В авторстве еще одной сформулированной в тексте задачи – пресловутого сокращения временных поясов – никто не сознается. Проще всего было заподозрить электроэнергетическое лобби, ведь неизбежным следствием начинания станет потребность жителей Урала или Зауралья просыпаться на работу среди глубокой ночи и, соответственно, жечь больше электричества. Однако в остальной части текста не прослеживается никакого внимания к традиционной энергетике, за исключением конечного пункта ее последней распределительной фазы – самого осветительного прибора.

Светодиод, предназначенный для замены традиционного прибора, был единственным связующим элементом между ценностями отечества и модернизации, благо технология была разработана отечественным ученым еще в начале 1920-х годов. Может быть, по этой причине недостатки светодиода в виде дороговизны производства и издержек утилизации (сопоставимых с утилизацией ядерного топлива) остались за кадром. Впрочем, первородство изобретения также не было никак артикулировано, будто спичрайтеры его постыдились...

Символ лампочки мог бы при качественной проработке текста связать между собой, к примеру, тему технического прогресса с темой преодоления коррупции, тем более что продвинутые электронные технологии в самом деле могут быть для этого использованы. Однако спичрайтеры меньше всего позаботились о связи между поднятыми темами, и даже об описании нынешнего состояния соответствующих сфер экономики, управления и законодательства, позволяющего понять, от какой «печки» мы пляшем.

От посланий глав государств парламентам во всех странах, где этот жанр практикуется, ждут целеполагания. Заявленные в Послании, хотя и отодвинутые в неопределенное будущее, трансформации в технологиях можно, разумеется, формально причислить к целям. В свою очередь, тезисы о корректировке ценообразования и ускорении согласований могут сойти за директивы. Но кроме достаточно расплывчатого общего термина «модернизация», цели с директивами ничего не соединяет.

Цель развития по определению должна обозначать некое новое качество. Мечта об этом качестве может вдохновить и привести в движение критическую массу активного населения, коли она «бьет в точку», ассоциируется с подспудными чаяниями, коли ради этого далекого достижения возникает массовое желание уже сегодня если не жертвовать собой, то хотя бы усовершенствовать себя под эту цель, приложить к этому внутреннее усилие, сделать себя лучше. Цель внедрения широкополосного интернета в глухой деревне, может быть, востребована небольшой праздношатающейся группой провинциальной молодежи, однако этот идеал не может заменить всех прочих урбанистических потребительских благ. Что касается большинства той же самой провинции, то вряд ли оно возьмет в толк, в чем тут, собственно, состоит благо. Особенно учитывая, что мировая сеть является источником как знаний, так и примитивных искушений, которые сами по себе ни на что не вдохновляют, а только занимают время. Если интенция состоит лишь в ограничении самого праздношатанья, то эта благородная задача сугубо вторична, поскольку общественное здоровье не является прямой функцией от степени занятости граждан абы чем.

Целеполагание отвечает не только на вопрос «что?», но и на вопрос «зачем», «чего ради». Чего мы хотим? Стать такими же людьми, как среднестатистические европейцы? Но мы не станем. У нас другой масштаб, который сам по себе ставит наше выживание в зависимость от размера приложенных сил с души населения. Катастрофическое снижение производительности труда, размеры простаивающих мощностей и незадействованных ресурсов, неадекватность использования человеческого потенциала элементарным задачам восстановления, без которых не удовлетворить и элементарные потребности, не говоря об изысканных – все это известно, многократно названо, и в том числе протранслировано в обращениях к главе государства от самых разных по профессии и убеждениям людей и организаций.

Мы не станем европейцами даже разделившись на много маленьких единиц, поскольку они могут оказаться только беднее, а по масштабам – все равно больше среднестатистических европейских стран. В том числе и потому, что нам неинтересно быть европейцами, что в истории развития нашей культуры доля последовательных «западников» составляла ничтожное меньшинство образованного класса, не говоря обо всем населении. И эти «западники» ориентировались совсем на другую Европу, на Европу модерна, но даже ее реальность, как известно на примере Герцена, их быстро разочаровывала.

Директивы, которые остались сами по себе, безусловно актуальны, но в отрыве от прочих объективно требуемых трансформаций нереализуемы. Для преодоления инфраструктурной отсталости нужны одни ресурсы и кадры, для преодоления чиновного лихоимства – другие. Но и то и другое требует мобилизации соответствующих институтов и профессиональных групп, что, в свою очередь, требует отбора, а отбор – система, подчиненная критериям качества человеческого материала. Оно, в свою очередь, вовсе не обеспечивается количеством горячего питания и часов школьной физкультуры по утрам.

Что касается самого императива преодоления трудностей, в котором как в кислороде нуждается любое кризисное общество, то он не может генерироваться ни из перечня директив, ни из живописания образа будущего, тем более если оно сведено к потребительским ценностям. В своем послании Конгрессу Барак Обама повествовал не об идеальной школе будущего, а напротив, о запущенном вконец образовательном учреждении в Южной Каролине, в котором «протекает потолок, осыпается штукатурка, а уроки 6 раз в день прекращаются из-за шума проходящего поезда». Однако не пообещал ни посадить местных чиновников, ни даже осчастливить измокших южнокаролинцев широкополосным интернетом (или это достижение прогресса там и под дождем не ржавеет?), а только лишь процитировал письмо девочки из этой школы, которое заканчивалось словами «Мы не сдаемся!» На чем и сорвал самую бурную овацию, хотя за этой фразой последовало еще четыре абзаца, все они уже не об отдельных отраслях, а о всей нации, которой трудно как никогда, но которая не сдается. Ибо речь шла не о материальной, а о духовной стороне национальной идентичности, определяющей перспективы выживания. Если есть дух, есть и нация, как бы ни протекал потолок.

Не знаю, как зовут обамовских спичрайтеров, но подозреваю, что эта команда изучала в том числе и классическую русскую публицистику – с ее реитерациями и инверсиями, с ее апелляцией к широкому читателю, с описанием существующих пороков, сопровожденных энергетическим импульсом жизнеутверждения – от юношеских лицейских стихов Пушкина но надгробной речи Достоевского Некрасову. Впрочем, сила Америки и основана на способности впитывать в себя все самое эффективное из иных культур – от живописи до инженерного ума, от ораторского мастерства до таланта программирования.


ПОЗОР МЕЛОЧНЫХ ОБИД

Вряд ли существенное различие между посланиями Дмитрия Медведева 2008-го и 2009 годов можно убедительно объяснить одним лишь кризисом. На самом деле два послания не отличаются друг от друга столь разительно, как статья «Россия, вперед!» от 10 сентября и составленное как бы на его основе послание от 12 ноября. И это различие, что бы кто ни говорил и как бы ни оправдывался, не в стилистике, а в содержании.

Из текста Послания выпали как раз те пассажи статьи, которые могли воодушевить аудиторию. Те три абзаца, в которых речь шла не о технологиях и не о полезных усовершенствованиях в области права, а об особенностях российской истории и традиции, которые должны помочь ей выжить и возродиться. Тот фрагмент, где упоминалось о склонности и способности России помогать попавшим в беду малым государствам, не пасуя перед превосходящей внешней силой. Та часть повествования, где были названы союзники России – государства ШОС, ЕврАзЭС, СНГ и ОДКБ.

Что случилось за два месяца и два дня?

Случился саммит глав государств ШОС, где объем контрактов, заключенных Россией и Китаем, оказался на 40% меньше ожидаемого. А главный вопрос – о ценах на газ для Китая – так и остался неразрешенным. Как и сроки поставок. Как и их источник, поскольку два претендента на владение дешевым по себестоимости добычи Ковыктинским месторождением – «Газпром» и ТНК–BP – так и не разобрались между собой.

Это было бы не так обидно, если бы тот же Китай не наращивал в разы товарооборот со странами Средней Азии, в том числе и в сфере строительства трубопроводов, а одновременно – объемы инвестиций в высокотехнологические отрасли этих стран, особенно Казахстана.

Случилось подписание соглашения с Турцией по «Южному потоку», к которому «в довесок» Россия обязалась помочь государству – сопернику в регионе, в том числе по тем же газопроводным проектам – построить еще и нефтяную «трубу», не приносящую нам существенной прибыли, притом альтернативную давно запроектированному болгарско-греческому проекту.

Это было бы не так обидно, если бы с Болгарией тут же не заключил альянс Азербайджан, задумавший транспортировать сжиженный газ из грузинского порта Кулеви. А Турция, в свою очередь, не заручилась поставками газа из Ирана и Ирака для Nabucco, в результате чего российские закупки бакинского газа оказались просто выброшенными деньгами.

Случилась, наконец, встреча глав государств СНГ в Кишиневе, куда вместо одиннадцати президентов прибыло четыре, и то скорее для переговоров между собой, а не с Россией. В свою очередь, в учения только что созданных коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ внесли серьезный вклад лишь два государства из девяти.

Это было бы не так обидно, если бы снисходительное предложение «похоронить бабушку СНГ» прозвучало не из уст малоизвестного политического деятеля самой бедной в Европе страны под названием Молдова. И если бы Москва, при всей своей номинальной политической и экономической мощи, смогла всерьез повлиять на исход политической борьбы даже в этом малом и ресурсно необеспеченном государстве.

Однако все эти провалы не были результатом только происков врагов и/или коварства союзников. Тот же болгарско-греческий нефтепровод был бы давно построен, если бы за участие в нем не сцепились российские копании. Тот же Казахстан охотнее участвовал бы в проектах ядерной энергетики с Россией, а не с Францией и Китаем, если бы Россия активно использовала уран для своих АЭС и заодно помогла Казахстану модернизировать бывшую Шевченковскую станцию.

16 ноября ведущий «Вестей СНГ» Кирилл Танаев с несвойственной ему детской обидой перечислял объемы товарооборота между Китаем и странами Средней Азии. Торговля Москвы с этими республиками могла быть куда конкурентоспособней, если бы российская экономика не копировала внешние образцы, не поддавалась на внешние соблазны, не зависела от американского фондового рынка. Правда, Кирилл Танаев об этом не сказал. И Дмитрий Медведев об этом, к сожалению, не сказал тоже.

Накопление обид самым явным образом выражается в умолчании неприятных деталей. В жизнерадостных сообщениях об успехах по продвижению «Южного потока» опускается тот факт, что кабальная сделка с Турцией явилась лишь результатом категорического нежелания «Газпрома» иметь дело с Украиной. Равно как и о том, что нежелание Минска и Ташкента участвовать в маневрах КСОР происходило вовсе не из стремления насолить Москве, а из отказа участвовать в «антитеррористических» сценариях в Средней Азии в жанре, явно навязанном вовсе не из Москвы, а из Вашингтона.

Точно таким же образом ни Кирилл Танаев, ни Глеб Павловский, ни прочие официозные эксперты не говорят нам о том, почему, собственно, наши соседи по СНГ не имеют права на выгодные контракты с теми же западными партнерами, с которыми Россия согласилась на самые тесные и многообещающие связи. И какую альтернативу Россия им предложила, и на каких основаниях, кроме топливных контрактов, вообще строится дружба на постсоветском пространстве.

То, что строится на песке, рассыпается от порыва ветра. Когда воздушные замки, рассчитанные на вечно благоприятную экспортную, кредитную и инвестиционную конъюнктуру, посыпались как карточные домики, объектом обиды оказались так называемые неверные друзья. И особенно самые близкие нам по истории и культуре новые государства, которым помочь – при наших-то возможностях – не составляло никакого труда. Причем для этого не обязательно требовались деньги: с Белоруссией можно было вполне обойтись бартером (сырье в обмен на технику), и выиграли бы обе стороны.

Как ни странно, такого переосмысления до сих пор не наступило – даже после того, как наших соседей начали заманивать в Восточное партнерство ЕС (см. здесь и здесь); даже после того, как им были предложены выгодные условия по закупке топлива для АЭС, вплоть до создания полного ядерного цикла.

И нельзя сказать, чтобы наши союзники не ждали много лет, пока наконец таможенный союз, валютный союз или тот же ОДКБ станут наконец дееспособными соглашениями. Нельзя сказать, чтобы наши соседи не соглашались годами на заведомо малоприбыльные условия транзита и аренды. Нельзя сказать, чтобы наши политтехнологи, тужась «вырастить» в их странах выгодные нам политические силы, делали ставку на самых достойных, способных или хотя бы популярных политиков.

Теперь наши союзники по определению, бывшая часть единой нации, победившей в самой суровой войне, полагаются не на нас, а на Европу, Китай и в значительной мере друг на друга. Это реальность не кризисного года, а многолетнего процесса нами же навязанного взаимного отчуждения. Другое дело, что последний год ничего не изменил, что 95% дипломатии по-прежнему делались не дипломатами, а «Газпромом».

Вместо трех абзацев о союзниках в президентском послании возникло два абзаца о том, что дипломатическая деятельность должна оцениваться по результату. Авторы «Русской доктрины» могли бы порадоваться, что хотя бы в этой области их многократно звучавшие тезисы не оказались пустым звуком. Но из второго абзаца следует, что эта эффективность оцениваться должна вовсе не по качеству отношений между народами, а... по количеству передовых технологий, «поставленных на гора» дипломатами. После подобных откровений о том, о чем вообще откровенничать не принято, беднягам послам будет не до качества – только бегай от разведчиков из «высокотехнологичных» стран и проверяй каждый гвоздь в своих офисах на высокотехнологичные «жучки».

Самое интересное состоит в том, что при всем при этом отечественных изобретателей следует, исходя из того же самого текста, воспитывать таким образом, чтобы они сызмальства, со студенческой скамьи, рассчитывали на применение своих изысканий на свободном международном рынке – иными словами, там, где больше заплатят. Если мы можем заплатить больше, почему мы договариваемся с Францией о закупке военных судов? И зачем дипломатам добывать технологии, если предмет добычи будет тут же выставлен на мировой рынок?

Сочетание обиды на друзей с заискиванием перед заведомыми конкурентами было типичным свойством украинской политики, над которым мы привыкли посмеиваться. Но Киев умудрился не только не растерять старых друзей, но и приобрести новых, а Москва в точности скопировала украинский стереотип и в краткие сроки умудрилась довести его до гротеска. При этом догадываясь о том, кто лично повинен во всех вышеназванных и прочих провалах, но не предъявляя этим по факту «антилоббистам» собственных интересов ни малейших претензий.

Детская обида молодой и экономически слабой страны, даже если она сама виновата в своих неприятностях, вызывает пусть иногда брезгливое, но сочувствие. Детские обиды империи на потерю своего влияния вызывают злорадство независимо от того, каким образом это влияние растерялось. То же касается заискивания, копирования образцов, старания попасть в те же клубы, куда приняли других. Империям этого не прощают, и их лидерам тоже, даже если они приступили к обязанностям недавно и расхлебывают недальновидность предшественников и коллег.


НЕ ХУДШАЯ ИГРА

После оглашения президентского послания акции российских компаний не подпрыгнули, а поползли вниз. Этот спад не был ни провальным, ни фатальным, поскольку для резкого сдвига на любом рынке, где присутствует субъективизм, играют роль сильные эмоции. Испытать таковые от Послания-2009 было невозможно, хотя чего-то подобного ждали. Чего-то, но не в такой степени.

Как известно, отношение к Украине в западных странах отличается двойственностью: даже те официальные лица ЕС, у которых происходящее в Киеве вызывает откровенное отвращение, соглашаются на поблажки не в последнюю очередь из-за страха перед возможной дестабилизацией. Внешний наблюдатель, оценивая перспективы украинского кризиса, как и любого другого опасного явления, пытается посмотреть на действующих лиц глазами жителей бедствующей страны. Когда пейзаж официальной Москвы приобретает украиноподобные черты, истэблишмент крупных и самодостаточных держав, свободный от комплексов зависти и мелкой мести, не испытывает от этого восторга.

Америка, уже сделав красивый (и одновременно экономичный) жест в форме отказа от размещения ПРО в Восточной Европе, удерживается от искушения лишний раз пнуть бывшего глобального оппонента по случаю 20-летия падения Берлинской стены. Даже в ослабленном кризисом состоянии нация, делающая ставку на нематериальную сторону своей идентичности, позволяет себе великодушие и не травмирует чувства русских. Подобные мотивы по определению незнакомы европейским странам, в особенности имеющим имперское прошлое: очевидная слабость России для их элит – как бальзам на душу.

Об этом Россию открытым текстом предупреждает Китай. Официальный Пекин фактически вступается за Москву в тот момент, когда Дмитрий Медведев отправляется на Стокгольмский саммит Россия–ЕС. Утром 18 ноября в передовой статье (!) «Жэньминь Жибао» напоминает российскому руководству, что ему придется иметь дело с новой, «лиссабонской» Европой.

«Лиссабон будет держать фронт против Москвы. Эта новая система стран большой Европы неизбежным образом будет оказывать новое давление на Россию, будет пытаться пододвинуть свою модель управления “сверхнацией” – поближе к РФ и даже в ее пространство», – предупреждает главная по существу и по функции газета Китая.

Мотивы Пекина продиктованы скорее здравым смыслом, чем эмоциями. Если для Америки Россия без руля и ветрил, с расходящимися интенциями лидеров, знаменует утрату тактического союзника в Азии (где беспомощность Москвы уже более чем очевидна), то Китаю российский обвал неинтересен по еще более широкому ряду рациональных соображений. Что бы ни говорилось в тех или иных выступлениях российских лидеров, даже сопоставимых по статусу с докладом председателя ЦК КПК, в представлении Китая главным стратегическим ресурсом России являются именно полезные ископаемые, а возможность ими пользоваться в случае хаоса становится ненадежной. Более того, в Пекине привыкли иметь дело пусть не с совершенными, но крупными российскими экономическими субъектами – не с «ЮКОСом», так с «Газпромом» или «Роснефтью», а не с конгломератом ни за что не отвечающих посредников и субпосредников.

Пекин рассчитывает, что его услышат. Однако в Кремле, очевидно, больше ориентируются на экспертов вроде главного редактора журнала «Россия в глобальной политике» Федора Лукьянова, которые заверяют, будто с ратификацией Лиссабонского договора «ничего не изменилось».

В итоге поездка в столицу Швеции оборачивается для критика петровской модернизации не менее унизительным конфузом, чем в Кишиневе: ни одно из основных соглашений не подписывается, продление Соглашения о стратегическом партнерстве увязывается со вступлением в ВТО, Концепция энергобезопасности отвергается с порога. Более того, уже данное Швецией «добро» на прокладку газопровода Nord Stream через Балтику, оказывается, может быть взято обратно, если Россия немедленно не гарантирует, что нарушение газовых поставок через Украину не повторится в этом году.

Москве и «Газпрому» удается сохранить лицо лишь по счастливому случаю: на 19 ноября уже запланирована встреча российского и украинского премьеров в Ялте. Там Владимир Путин ведет себя так, как будто его страну по-прежнему считают полноценным участников клуба растущих наций, а не неэффективной экономикой. Он делает вид, что является хозяином положения, хотя соглашается – вместе с главой «Газпрома» – на очевидные экономические уступки, а именно на повышение транзитного тарифа и отказ от штрафов за невыбранный газ. Но в то же время, в соответствии с прежними договоренностями с Юлией Тимошенко, Россия и Украина восстанавливают партнерство в авиастроении, а поставщиком топливных сборок для ее АЭС остается российский концерн «ТВЭЛ».

Владимир Путин умудрился сыграть столь достоверную роль привычного обществу самого себя, что добился вполне искренне прозвучавших комплиментов украинской коллеги Юлии Тимошенко. Причем не только в свой личный адрес, но и в адрес Союза Независимых государств, которому не далее как месяцем ранее читались эпитафии.

Конечно, его украинская коллега играет на слабости «Газпрома» – как финансовой, так и политической. Но по сравнению с теми грязными играми, которые мы привыкли последние годы наблюдать, это не худшая игра. Хотя бы потому, что постсоветские политики волей-неволей научились благородным жестам. Хотя бы потому, что новые, пусть и вынужденные правила игры порождают новые феномены в культурной области.

Феномен первый. На съезде «Единой России» Борис Грызлов публично предложил «Газпрому» построить высотный офис не на берегу Невы напротив Смольного, а за далекой северо-восточной околицей Петербурга. Вряд ли это предложение пришло ему в голову совсем без подсказки. Резон есть: вынужденная отказаться от продажи газа по докризисному принципу take or pay, корпорация теряет слишком существенную прибыль, чтобы позволить себе беззастенчивую роскошь перед лицом кризиса. Похоже, только геополитическое унижение способно избавить монополиста от чванства и – кто бы мог подумать? – даже признать в чем-то свою неправоту. И это избавление, может быть, – более важный показатель происходящего в России, чем «разделение труда», о котором известил мир старательный стажер Максим Трудолюбов.

Феномен второй. «Судейство» на детском «Евровидении» в Киеве стало хоть и непрямым, но безошибочным признаком открытого доброжелательства в адрес России, которого давно не наблюдалось. Наша Катя Рябова со своими нелепо таращившими глаза припевочками не заслужила второго места, и это видно всем участникам, это слышно по интонациям дикторов. Нам уступили это второе после голландцев место, к нам проявили великодушие не только украинцы и белорусы, но даже грузины. Это не убавляет стыда, но дарит ощущение, которое казалось безвозвратно потерянным: мы все же не одни в этом мире, с нами считаются не из-за нашей силы, не по принуждению. И белорусского мальчика никто не заставлял петь на русском, а не на титульном языке, и уж тем более македонскую солистку никто не заставлял сопроводить свой воздушный поцелуй словами: «Я вас люблю!».

Фора для России в Киеве – явление совсем другого качества, чем футбольная уступка в Любляне взамен за «Южный поток». Здесь другая цена вопроса – не материальная. На эту тему в русском языке, уважение к которому не экспортируется вместе с газом, есть хорошая пословица: не имей сто рублей...

Среди не связанных между собой тезисов Послания-2009 случайно или намеренно прозвучала весьма уместная, хотя и не соответствующая мечтательному контексту фраза: не надо надувать щеки. Хотя о корпорациях с преобладающим государственным участием (в отличие от госкорпораций) при этом не говорилось ровно ничего, ее адресат легко читается, и этого заслужил. Газовое чванство послужило далеко не последней причиной «оранжевых революций» в странах СНГ. Отказ от него в пользу комплексных и взаимовыгодных решений, восстанавливающих эффективные связи в цепочках реальной экономики, окупится неизбежно и к общей выгоде единокровных, хотя и неодинаковых народов.

Дети разных народов, выступившие на «Евровидении», впечатлили зрителя своей трогательной неиспорченностью: тонны гламура, ежедневно обрушивающиеся на их головы через широко- и узкополосный Интернет, их словно не коснулись; «грязная эстетика» в этот день точно отдала концы вместе с Трахтенбергом. Может быть, у тех, кто этих участников отбирал, было больше вкуса, чем у постановщиков взрослого «Евровидения». Может быть, этот явно консервативный вкус – явление того же порядка, что и рост цен на классику, а вовсе не на «продвинутое новое искусство» на сегодняшнем рынке живописи. Может быть, на граждан Европы 10-12 лет экономический кризис действует каким-то особым образом, не давая сформироваться чванной накипи. А может быть, они просто хотят быть лучше распутных родителей, разменявших культурные традиции на китч, а материальное наследие – на деривативы.

Этот культурный сигнал тоже в некотором роде является посланием – из реального мира тем, кто пытается задумать будущий мир, отталкиваясь от абстракций и не желая видеть действительности только потому, что она обидна.

Спор о том, куда идти дальше и какие ставить цели, не завершен. На том же съезде «Единой России» член новообразованной комиссии по модернизации предлагает во имя нашего завтра избавиться от «паразитической» Академии наук. Похоже, дров будет поломано еще немало, прежде чем сформулируется адекватная времени повестка дня страны. И тем не менее, нечто произошло в этот день 21 ноября – нечто более важное, чем за несколько последних лет.

Хотя переоценка ценностей в один день не происходит и вообще не дается легко, сегодня очевидно, что на поле мировой политики, не знающей сантиментов, выходят ценности нематериального характера. Слово «союзник», в отличие от слова «партнер», не меряется в долларах и евро. И не надо врать и паниковать: союзники у нас непременно будут, когда мы наконец адекватно оценим меру вещей, определяющую авторитет страны в мире, и научимся извлекать уроки если не из недавней истории, то хотя бы из неудачного опыта персонификации страны. Когда Катя Рябова, в частности, не просто споет про Маленького принца, но разберется в смысле этой сказки.


Количество показов: 7045
(Нет голосов)
 © GLOBOSCOPE.RU 2006 - 2024
 E-MAIL: GLOBOSCOPE@GMAIL.COM
Русская доктрина   Институт динамического консерватизма   Русский Обозреватель   Rambler's Top100