08.01.2010

Константин Черемных

РАЗВОРОТ ТАНДЕМА. Часть 2. ПРОЩАНИЕ С НАЧЕТНИЧЕСТВОМ

Если либералы хотят умереть с музыкой, пусть вначале расплатятся по счетам

Окончание. Начало см. здесь: http://www.globoscope.ru/content/articles/2762/

ВТОРОЙ КАНОН

В лексике советской эпохи – не диссидентской, а вполне официальной – был весьма емкий и содержательный термин «начетничество». Он применялся к служебному рвению, формально исполняющему то, что велит начальство.

Президентское послание оказалось весьма действенным тестом на выявление начетчиков как в Госдуме, так и в исполнительной власти, не исключая руководство госкорпораций. Глава «Ростехнологий», явившись на предновогоднее заседание Комиссии по модернизации, был точно так же убежден в том, что люминесцентные лампы «катят» в качестве примера инноваций, как садовод Василий Захарьящев – в успехе своего законопроекта о реформе часовых поясов.

Тот же советский синдром, впрочем, унаследовали и либералы. Как едко заметил в передаче «ПЦ» на Russian.ru Максим Шевченко, что кончина Егора Гайдара отмечалась в каждом из либеральных изданий с таким же стереотипным надрывом, с которым в газетах 1953 года оплакивался Сталин. Но в многочисленных некрологах, где исполнителя рецептов Джефри Сакса именовали не иначе как «великим строителем», не упоминалось о том, что в последние годы жизни Гайдар считал самой перспективной экономикой не Америку и не Евросоюз, а Китайскую Народную Республику. Эта деталь выпадала из конъюнктуры и путала мозги референтной группы.

Референтная группа либералов почему-то уверилась в том, что в Кремле твердо решено воспроизвести модель горбачевской перестройки. Между тем еженедельные журналы, имеющие репутацию интеллектуальных поставщиков Кремля, в канун Нового года занялись серьезным обсуждением альтернатив либеральной экономической модели.

В статье норвежца Эрика Рейнерта, опубликованной в последнем номере «Эксперта», обобщается опыт экономистов «второго канона» – дирижистского, в частности Фридриха Листа, Генри Кэри, Йозефа Шумпетера; проводится граница между мнимым и реальным экономическим ростом; напоминается о том, что именно крупная индустриализация создала реальный цивилизационный прогресс; поясняется, что суть производительного капиталистического общества состоит не во всеобщей и максимальной олигополистической (!) конкуренции; экономический рост современной Бразилии, ставшей локомотивом латиноамериканского континента, связывается с ролью государственного Банка развития. Автор резюмирует: «Капитализму требуются стратегическая координация и управление. Это могут быть инвестиционные банки, как считал Шумпетер. Это может быть централизованный план, как действовали Сталин и многие успешные правители ХХ века. Либо это может быть их сочетание. Какое именно сочетание – это уже вопрос прагматики. Главное, вспомнить уроки прошлых успехов».

В том же издании Георгий Дерлугьян, профессор Северо-Западного университета (Чикаго), подчеркивает, что индустриальные прорывы в России всегда достигались в условиях жестко централизованной политической власти. А заодно срывает флер с технологий, которые сегодня принято считать прорывными: «На столь превозносившемся фронте новых технологий неолиберальная глобализация, если судить трезво, тоже не особо впечатляет достижениями. Интернет, сотовая связь и туманные наноперспективы пока и близко не имели того эффекта в реальной экономике, который некогда оказали, скажем, паровоз, автомобиль, электротехника или пластмассы. Остается фармацевтика, одна из основных сфер использования биотехнологий. Но она слишком очевидно связана с государственными исследовательскими программами, соцобеспечением и страхованием, чтобы служить подтверждением правоты неолиберализма...»

Необходимость пересмотра экономической стратегии редакция журнала объясняет кардинальным изменением мироустройства: «Если ведущие западные политики всерьез заговорили о введении налога на международные финансовые транзакции (налог Тобина, о котором еще пару лет назад могли себе позволить публично говорить только явные маргиналы), то значит, мир резко меняется».

Изменение мира – тот момент, когда страна может прорваться в будущее, а может деградировать до феодальных отношений. Авторы предновогоднего номера «Эксперта» ставят эту дилемму в максималистской форме – лучше поздно, чем никогда. Поиском альтернатив неолиберальной модели под Новый год занялись и другие мэйнстримные еженедельники – «Профиль», «Русский репортер»… Однако, тенденция.

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ ЛИБЕРАЛА

О предстоящем введении в России аналога тобиновского налога Владимир Путин объявил во Владивостоке 29 декабря. Вряд ли он успел изучить свежий номер «Эксперта» – идеи, которые носятся в воздухе меняющегося времени, могли дойти до премьера множеством путей.

Президент и премьер, каждый по-своему и в собственной манере, отвергли модернизационное начетничество и потребовали от подчиненных реальных, осязаемых научных и экономических результатов. Единичные либеральные публицисты с особо чутким воспринимающим аппаратом уже осознали направление новых ветров. Во всяком случае, иначе трудно объяснить истерику Юлии Латыниной, треть своей последней передачи на «Эхе Москвы» посвятившей попытке доказать, что эпоха Сталина не была модернизационной.

Леонид Радзиховский, предлагая руководству страны «холить и лелеять» ударившихся в панику либералов, благо они представляют собой заведомый аллерген для общества, прав: никто не может дискредитировать Латынину убедительнее, чем она сама.

Либеральная мысль в состоянии горячечного страха не только окончательно дискредитирует себя в слишком очевидной попытке с ходу переписать запечатленную в национальном опыте главу истории, связанную с самым стремительным и абсолютным экономическим успехом, но и скатывается в банальную этническую нетерпимость. В последнем писании мадам Латыниной руководитель «Алмаз-Антея» Игорь Ашурбейли у нее оказывается антигероем ввиду азербайджанского происхождения – в отличие от «умницы Соломонова», провалившего проект «Булавы». Некоторые другие трактовки, основанные по обыкновению на «информированных источниках», поражают безудержностью вранья: по ее утверждению, на съезде «Единой России» падали со стульев по причине нетрезвого состояния. Действительно пострадавшая из-за отсутствия ограждений в зале выставочного комплекса «Ленэкспо» вице-губернатор Петербурга Алла Манилова, до сих пор из-за тяжелой травмы не вышедшая на работу, стопроцентно выиграет иск на предмет клеветы. Впрочем, именно на суд публицистка и нарывается, судя по ее предшествующему опусу с игрой слов, начинающихся с буквы «г».

В перестройку подобным образом нарывалась на пребывание в 15-м отделе милиции Валерия Новодворская, а за несколько часов до Нового года – 82-летняя правозащитница Людмила Алексеева. У либералов и в самом деле плохи дела, если им больше некого выставить на несанкционированное мероприятие по случаю 31-го числа месяца (даже сочувствующим невдомек, что это не юбилей, а аллюзия на номер статьи Конституции о правах граждан на собрания). Последним инстинктом либерала является стремление привлечь интерес публики к собственной страдающей персоне, распинаемой как Магницкий, но несильно. Это видовая особенность поведения, по патогенезу атавистическая: так падают на асфальт избалованные трехлетние дети, причем обязательно под ноги няньке. Самый эффективный способ ответа был апробирован на Новодворской 7 ноября 1990 года, когда милиция попросту отказалась ее брать. Это была тяжелейшая фрустрация.

ПРОГУЛКА ДЛЯ МУЖЧИН

Примечательна закономерность: Владимир Путин удостаивается наиболее язвительных нападок в СМИ, когда не соответствует образу сильного, а Дмитрий Медведев – наоборот, когда старается поломать созданный для него имидж мягкого политика. Замечание о словах, «отлитых в граните», вызвало в блогосфере множество немудрящих лингвистических аллюзий. Однако Юлии Латыниной показалось этого мало, и она разразилась тем видом юмора, который худсовет Первого мединститута, оценивая качество студенческих капустников, именовал «фекально-анальным».

Нежелание главы государства впихиваться в предназначенное амплуа, таким образом, является самостоятельным поводом для истерики. По либеральному разумению, Медведев просто не имеет права проявлять силу иначе как при роспуске силовиков, ибо в противном случае он сливается с премьером, а это не соответствует навязанной роли.

Однако хлесткое характеристика-прозвище, отвешенное публицисткой, не подействовало на объект влияния. 3 января Дмитрий Медведев вышел на лыжную прогулку вместе с Владимиром Путиным. Из всех непредусмотренных новогодних сцен эта, немая, оказалась самой эффектной. И самой эффективной, поскольку, не требуя никаких расходов, отбирала легкий спекулятивный хлеб у мириадов мировых и отечественных писак, а уже прославившихся кремлевских инсайтом с размаху сажала в лужу.

В самом деле, Красная Поляна близ олимпийского Сочи – лучшее место для демонстрации: а) олимпийского спокойствия двух мужчин в хорошей спортивной форме на фоне отнюдь не безмятежного мира, вступающего во второй год финансового кризиса; б) согласия в тандеме; в) отсутствия противоречий по вопросу о самой Олимпиаде, на тему которых активно спекулировали отдельные, якобы особо информированные публицисты.

По существу для этой демонстрации с тройственным месседжем по крайней мере три повода.

Во-первых, 2009 год благодаря восстановлению цен на энергоносители завершился не с таким провальным минусом, как предсказывали алармисты, с сохранением финансовых резервов в том же объеме, что и год назад.

Во-вторых, ни инфляция, ни безработица не вышли за пределы показателей обычных, некризисных лет, никаких серьезных социальных потрясений не случилось, и пресловутое Пикалево осталось исключением, а не правилом.

В-третьих, внешнеполитическая ситуация к концу года сложилась на редкость удачно для России: а) в ноябре-декабре был осуществлен прорыв на Востоке, как дипломатический, так и внешнеэкономический (возвращение российского бизнеса на нефтепромыслы Ирана и Ирака; крупномасштабные контракты с Индией и Вьетнамом; завершение первой очереди амбициозного проекта ВСТО, еще недавно казавшегося неосуществимым; б) в Евросоюзе Швецию, инициатора «Восточного партнерства», сменила Испания, не отягощенная историческими и геоэкономическими претензиями к России; в) Соединенные Штаты, расплачиваясь за непомерные гегемонистские планы с насаждением «оранжевых переворотов» по всему российскому периметру, были накануне трижды посрамлены: в Афганистане и Иране, где задуманные планы переворотов с треском провалились; в Копенгагене, где дорогостоящий экосаммит обернулся для американских демократов, пришедших к власти под «зелеными» лозунгами, полнейшей потерей лица; наконец, в Пекине, где 27 декабря было окончательно и бесповоротно объявлено, что никаких коррекций курса юаня Америка не дождется.

Двое мужчин в хорошей спортивной форме, угощаясь чаем после размеренного активного отдыха, вполне догадывались о том, что относительно благоприятная для России ситуация является в большей степени стечением обстоятельств, чем заслугой каждого из них, вместе или по отдельности. Но столь же очевиден был и тот факт, что общие недруги обязаны своими неприятностями прежде всего самим себе, и над ними просто невозможно было не позлорадствовать, равно как и над их клевретами. Ведь никто, к примеру, не принуждал Саакашвили взрывать воинский мемориал, да еще и таким неряшливым образом. И точно так же никто не принуждал Украину выступать посредником в тайной торговле оружием между Северной Кореей и боевиками из Шри Ланки.

Двух мужчин в спортивной форме объединяет не только фиаско общих врагов, но и свобода от общего наваждения.

Противопоставление «молодого модернизатора» и «политика, стоящего одной ногой в прошлом», не только мыслилось, но и озвучивалось персонально президентом Соединенных Штатов Бараком Обамой. А сонм интерпретаторов от Рара до Белковского исполнял не более чем ретрансляционную роль.

Однако на рубеже 2009–2010 годов любое суждение господина Обамы, равно как и чиновников Госдепа и приближенных к ним экспертных светил, «весит» гораздо меньше, чем значили еще полгода назад. Притом не относительно, а абсолютно.

Стакан, налитый наполовину, оптимист считает наполовину полным, а пессимист – наполовину пустым. Относительный подход вполне применим к российской экономике: один опишет ее как полумертвую и обреченную, другой – как полуживую, но способную скачком возродиться, и этот спор сегодня остается трудноразрешимым. Но в новой мировой реальности есть и абсолютные, неопровержимые показатели, сегодня более наглядные и поучительные, чем вчера или позавчера – скажем, объем внутреннего долга США или физический прирост китайской индустрии.

От какого года и от какой первопричины ни отсчитывай американское падение, оно сегодня очевидно всему миру и измеряется не только в процентах рецессии, не только в низком качестве прироста (о чем открытым текстом говорят профессиональные российские банковские менеджеры в государственном телеэфире), но и в тающем, как шагреневая кожа, стратегическом влиянии на карте мира. Если в Foreign Affairs признают, что в ближайшее время положение США в мировой экономике «ухудшится чудовищным образом», то это что-нибудь да значит. В свою очередь, китайская модель, долго не раскрывавшая своих преимуществ, развернулась в последние три года во всю мощь, которая ныне ни одним уважающим себя аналитиком не оспаривается. И эта мощь показала себя убедительнее и выразительнее всего на экосаммите, где Запад с треском проиграл альянсу Востока с Югом.

Дмитрий Медведев видел Барака Обаму в Копенгагене, где на последней встрече лидеров «индустриальных экономик» он скромно сидел сбоку с потухшим лицом, из которого будто выкачали воздух. Его лозунговая «надежда» (hope) отдала концы. И соответственно, производная надеждочка российских либеральчиков на прилет в Москву спасительного самолетика для вызволения из Бутырки, в которую они просятся, не подкреплена никакой субстанцией – даже деривативной.

Медведеву и Путину придется снова завоевывать доверие большинства, и это вряд ли будет просто. Им придется, говоря словам Дж.К.Гэбрайта, делать выбор не между хорошим и плохим, а между гибельным и просто неприятным, и убеждать в необходимости жертв на лучшем из худших путей. Но у этих двух мужчин есть шанс повернуть страну на путь нормального, производительного догоняющего развития. Они могут вдохновить соотечественников, если захотят, если напомнят им о склонности своей нации, своего рода, к подлинной, то есть индустриальной модернизации. Либералы уже никого не вдохновят, и поминки по Гайдару убедительно знаменуют их похоронный настрой.

В период президентства так называемого диктатора и сталиниста Владимира Путина либералы хозяйничали, как хотели, в российском законодательстве о банках, вкладах, градпланировании, техническом регулировании и школьном образовании. Им никто не мешал. Более того, им дали дополнительную фору. Результат налицо, и его материальное выражение составляет не ноль, а абсолютный минус. Приумножение этого минуса означало бы не просто продолжение игры в геополитические поддавки, а вовсе бессмысленный и ничем не оправданный мазохизм. Следовать их правилам игры – значит в перспективе хоронить себя вместе с ними.

Куда больший смысл, в том числе и экономический, состоит в том, чтобы примерно спросить с либеральных разработчиков и исполнителей за упущенную государственную выгоду, не говоря о прямом ущербе. Первый звонок уже прозвенел, когда имя Чубайса появилось в списке ответственных за аварию на Саяно-Шушенской ГЭС. Он изворачивается что есть сил, доказывая не только свою непричастность, но и хоть какую-то пользу от своей деятельности вначале в энергетике, а потом в «наносфере». Но этой веревочке, как и аналогичным веревочкам его братьев по разуму (к примеру, Евгения Ясина, который вдруг решил заняться рекламой «умных» экологических домов), не виться вечно: прокурорская бухгалтерия рано или поздно сведет затраты с прибылью, и либеральным теоретикам и практикам мало не покажется.

Руководители страны хотят вписать осмысленную и достойную главу в ее историю. В отличие от мазохистского поведения, этот мотив нормален, естествен и понятен нации, равно как и нациям-спутницам, которых удерживает в российском поле тяготения физически осязаемый, отлитый в камне, алюминии и стали груз общей истории, сплавленный опытом общего успеха. Многое из этого опыта мы можем не только сообща вспомнить, но и сообща воспроизвести. К тому же многое из этого опыта мы не имеем права забывать, если мыслим себя пусть не полюсом мира, но хотя бы цивилизацией.

Количество показов: 7925

(Нет голосов)