19.03.2010

Маринэ Восканян

АБЕРРАЦИЯ ПРОГРЕССА

От постиндустриального мифа – к экономике знаний

Для обозначения современного западного общества часто используется термин «постиндустриальное». Хотя к теории постиндустриализма есть масса претензий в части ее академичности, де-факто последние десятилетия именно она оставалась для развитых стран главной моделью, теоретически объясняющей принципы и направления социоэкономического развития.

ФОРМА И ЕЕ НАПОЛНЕНИЕ

Концепция постиндустриального общества была разработана американским социологом Д. Беллом в его работе «Грядущее постиндустриальное общество» (1973 г.). Основные признаки такого общества – во-первых, переход от товаропроизводящей к обслуживающей экономике, что означает превосходство сферы услуг над сферой производства; во-вторых – изменения в социальной структуре общества, когда классовое деление уступает место профессиональному; в-третьих, это рост «информационных» секторов экономики; в-четвертых, расширение неприбыльного сектора, в том числе государственных услуг в сферах образования и здравоохранения. Впоследствии постиндустриальная концепция была продолжена теорией информационного общества. Отличительной чертой информационного общества, помимо уже указанных, также является создание глобального информационного пространства, обеспечивающего эффективное информационное взаимодействие людей, их доступ к мировым информационным ресурсам и удовлетворение их потребностей в информационных продуктах и услугах. Предполагалось, что высшая ценность и основной товар нового общества – теоретическое знание.

Особо важной деталью постиндустриальной теории является роль человеческого фактора в экономике – поскольку знания и информация создаются людьми, то образованные и высококвалифицированные «интеллектуальные работники» становятся главным ресурсом для развития. Это означало, что знания и творчество должны стать центральными темами для любой экономической деятельности, а «социальные лифты» продвинут самых способных. Очевидно, что к подобным трудовым ресурсам неприменимы жесткие вертикальные схемы управления, их должны заменить более демократичные модели управления предприятиями и организациями. Да и шире, общество с критической массой такого «класса» должно было бы стать более свободным и самоуправляемым. В такой социальной структуре подлинным «гегемоном», как предполагалось, будут не владельцы капитала, а «информационные пролетарии». Сама по себе эта картина крайне отрадна. Светлое будущее, нарисованное западными исследователями, оказалось поразительно похожим на идеальный коммунизм, понимаемый как высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников.

Удалось ли этой далекой от идеологической борьбы постиндустриальной мечте осуществиться? Да, сегодня, спустя несколько десятилетий после появления ее теорий, можно сказать, что мир «золотого миллиарда» действительно стал постиндустриальным. Но как это обычно бывает, не совсем так (а во многом и совсем не так), как предполагали отцы-основатели постиндустриализма – Дэниел Белл, Питер Дракер, Элвин Тоффлер и Мануэль Кастельс. Реальный постиндустриализм оказался весьма далек от светлого мира, где восторжествовало знание, прогресс и информационное равенство.

УСЛУГИ ВМЕСТО ПРОИЗВОДСТВА

Самый серьезный аргумент против постиндустриальной теории – то, что подобная экономика может существовать только в специфических условиях глобализации и жесткого «мирового разделения труда».

Если мы рассмотрим отраслевую структуру и соотношение занятости в ведущих западных странах и Юго-Восточной Азии, то увидим, что главное условие постиндустриальности в развитых странах выполняется – большая часть экономики связана со сферой услуг. Типично постиндустриальной является американская экономика. Если в 1970 году на сферу услуг приходилось 61% рабочих мест в США, то в 2008 году в США услуги составляли уже 79,6% ВВП, а занято в этой области было 76,8% работающих. В Китае, для сравнения, в 2008 году доля промышленного сектора составила 48,6%, услуг – 40,1%, в ВВП РФ доля услуг – 56,3%.

В американском секторе услуг сосредоточено 80% всех работников умственного труда и 87% кадров высшей квалификации. В 2006 году около 85% всего взрослого населения США в возрасте 25 лет и старше имело законченное среднее образование, а приблизительно 28% – законченное высшее образование тогда как в 1970 году среднее образование имело менее 54% американского населения и лишь 10% закончили университеты и колледжи. Вроде бы все согласовывается с теорией – лучшие кадры заняты в образовании, здравоохранении, науке, финансах и торговле, работе транспорта и связи, услугах госучреждений, где и создают большую часть национального дохода.

ПРОТИВОРЕЧИЯ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ

Но, хотя страна может и на все 100% сосредоточиться исключительно на производстве интеллектуального и сервисного продукта, это не отменяет того факта, что ее граждане по-прежнему нуждаются в одежде, предметах быта, автомобилях и прочих материальных ценностях. Говоря проще, вещах в физическом понимании. Сейчас большая часть материального производства из развитых стран переместилась на мировую периферию. А увлеченные производством и потреблением нематериальных ценностей жители стран «золотого миллиарда» вовсе не отказались от «вещизма». Как раз наоборот, их мир наводнен дешевыми предметами потребления, и количество вещей у среднестатистического жителя постиндустриального мира сегодня намного больше, чем раньше. Фактически элитарный постиндустриальный мир сегодня и может существовать только за счет того, что на другом конце земли низкоквалифицированное и малооплачиваемое население шьет для него кроссовки и собирает мобильные телефоны. Более того, вести за собой это население в «царство знаний и прогресса» ни в коем случае нельзя – если все оно захочет заниматься умозрительным трудом, сидя за офисным лэптопом, то кто же будет что-то производить?

С другой стороны, надо заметить, что постиндустриальная модель не обязательно должна быть такой людоедской. В середине XX века многие искренне верили, что технический прогресс приведет к серьезной автоматизации и роботизации производств, позволив освободить людей от тяжелого низкоквалифицированного труда за счет развития технологий. Но вместо суперавтоматов, которые сами собирают телевизоры и шьют джинсы, и обслуживающих эту автоматику немногочисленных образованных и высокооплачиваемых рабочих, развитые страны предпочли альтернативу в виде фабрик с полуручным трудом малограмотных азиатских крестьян, готовых трудиться «за еду». Действительно, развивать сложные производственные технологии и оплачивать обслуживающих их квалифицированных работников дороже. Возможно, такой путь не позволил бы постиндустриальным трендам развиваться быстро, жители развитых стран не могли бы с такой частотой менять свои ноутбуки, автомобили и модную одежду. Они совершенно точно не могли бы иметь тот высокий уровень жизни и потребления, который имеют сейчас. Очевидно, что такой «самодостаточный постиндустриализм» мало нуждался бы и в тотальной экономической глобализации. Можно предположить, что в таких условиях действительно могло бы существовать общество знаний – где труд граждан создает интеллектуальную инфраструктуру государства и экономики, и они добровольно отказались от сверхпотребления в пользу сознательной творческой самореализации. Причем даже не столько в спекулятивной области услуг, сколько в сфере «умной неоиндустриализации». Но только все это возможно, если граждане такого государства – не Homo Economicus’ы по своему мировоззрению.

Рассчитывать на подобное в реальности не приходится. В итоге одни не отказались от сверхприбылей, а другие – от возможности работать комфортно и потреблять дешево. И постиндустриализм пошел по традиционному пути колониальных империй, оставив в прямом смысле всю «грязную» работу странам «третьего мира». Эта модель сегодня – явно клуб не для всех. И дело не в том, что развитые страны «сговорились» кого-то туда не пускать. Если какая-то страна готова перестроиться, сделав ставку на интеллектуальную составляющую своей экономики, и отказаться от реального производства, добро пожаловать. Но кроссовки все равно кому-то шить придется.

ИЗБЫТОК «ПСЕВДОЗНАНИЙ»

Оставив в стороне вопросы справедливости, можно допустить, что постиндустриальное общество в принципе невозможно для всей планеты и имеет ограниченный ареал распространения. Пусть так. Но и реальная постиндустриальная жизнь развитых стран сегодня все равно во многом не соответствует высокой планке концепции общества знаний.

Посмотрим на структуру постиндустриальной экономики США. Как минимум половина этого пирога – торговля, финансы, риэлтерские услуги, страхование, профессиональные и бизнес услуги. Являются многочисленные технологии управления, поддержания и развития этих секторов знаниями? Безусловно. Но знания ли это в высоком смысле слова? Слова об оптимизации и повышении эффективности красиво звучат у экспертов-профессионалов. Но что же на деле означает для конкретных потребителей применение этих знаний и информационных потоков?

Последние психологические достижения – для того, чтобы усиливать влияние рекламных роликов. Сложнейшие программные инструменты Business Intelligence – чтобы просчитывать, на какую полку супермаркета лучше поставить рекламируемый в этом ролике товар, чтобы его купили студенты, а на какую – чтобы он привлек внимание домохозяек. Многомесячные обучающие курсы для менеджеров, чтобы они придумали, в какую упаковку лучше поместить жевательную резинку. Разработки в лучших лабораториях материалов, которые заставят имиджевые гаджеты потерять вид и качества ровно к концу гарантийного срока. А ведь эти знания действительно стоят «на плечах гигантов» – всей современной науки, прошедшей долгий путь от античных мыслителей до ядерной физики.

Объем информационных потоков также является индикатором постиндустриальности. Ежедневно на людей обрушиваются тысячи рекламных и новостных сообщений, музыкальных видеоклипов и телепередач. Попробуйте сегодня отыскать предмет, на котором ничего не написано и который ничего не рекламирует. Коммерческие буквоцифры на обороте проездного билета, на растяжке над автотрассой, на коробке печенья, в радиоэфире и в почтовом ящике. Большая часть электронных коммуникаций и содержимого Сети составляет развлекательный контент. Последние технические достижения позволяют в любой точке пространства изучать в онлайне светские сплетни и анекдоты, и просматривать в самом высоком разрешении фотожабы и видеоприколы. Еще одна «информационная» составляющая – это символическая гиперреальность. Потоки символических значений, которые «тащат» за собой бренды, имиджи, товары. Формально все это – информация.

В итоге постиндустриализм достиг самых больших высот не в повышении уровня образования людей и создании возможностей для творческого труда, а во многом (хотя, к счастью, не во всем) свелся к виртуозным технологиям манипуляции массовым сознанием и информационному обслуживанию коммерции. Общество знаний получилось, но какое-то не очень полноценное.

ПОСТИНДУСТРИАЛИЗМ НЕ БЕЗНАДЕЖЕН?

Критический взгляд на нынешний постиндустриализм многих привел к радикальной позиции отрицания такой социальной и экономической конструкции. Мол, это пшик развитого капитализма, а нынешний кризис всем еще покажет, чего стоят утопические мечты «золотого миллиарда». Очень не хотелось бы, чтоб теорию постиндустриализма саму по себе постигла судьба левых идей – когда далекая от идеала практическая реализация огульно дискредитирует все проблемное поле. Весьма вероятно, что постиндустриализм – вовсе не единственно возможный вариант будущего для западных стран и России, и кризис серьезно изменит «сервисные экономики». Но сама идея общества, где главным ресурсом являются знания и технологии, вполне заслуживает право на жизнь. Только реализовывать ее надо самостоятельно, а не за счет менее удачливых соседей по земному шару.

Впервые опубликовано в журнале «Однако» №13 2009

Количество показов: 6005

(Нет голосов)