20.03.2010

Константин Черемных

ВЕЧНОЕ И БРЕННОЕ

Россия на перекрестье пространства и времени

Ценители мировой литературы, поражаясь подлинности быта в музее Иоганна Вольфганга Гете в Веймаре, и туристы, поднимающиеся по ступеням террасы парка Санс-Суси в Потсдаме, не задумываются о том, что эти шедевры были сохранены «русскими оккупантами». А когда об этом узнают, не могут найти этой загадке объяснения: с чего бы это русским понадобилось бережно заботиться об истории жизни чужого поэта и недвижимости чужого короля?

Тому же туристу, поинтересовавшемуся историческими местами Дюссельдорфа, покажут дом Генриха Гейне. Он сохранился, но в нем не музей, а ресторан. Музей – напротив. Вошедшему предстает фигура поэта с двумя носами и пятью глазами – так его «увидел» ваятель-постмодернист. Под стеклом – современный фолиант, где на одной странице стих Гейне, а на другой – американца Чарльза Буковского. Гейне: «Ich weiss nicht, was soll es bedeuten, dass ich so traurig bin»... Буковский: «Ты залезаешь в ванну, и я тоже залезаю в ванну, и нам хорошо».

Что это значит? Was soll das bedeuten?

Почему древнегреческая статуя «Ночи» в Летнем саду для Ахматовой – «ноченька»? Почему полуголодные ленинградцы на полузамерзшей фабрике шили маскировочные полотна, чтобы защитить ими творения не только Стасова и Захарова, но также Штакеншнейдера, Камерона и Трезини? Почему Петербург был восстановлен в прежнем классическом блеске, а красоты исторического Кельна и Франкфурта можно оценить только по фотографиям 30-х годов? Почему, наконец, послевоенная архитектура в СССР сохраняла мощное влияние классики, которую принесли в Россию потоки римлян – Кваренги, Росси, Бренна?

Мастера, поднявшие буквально из пепла Царское Село, поставили перед возрожденной позолотой дворцовых врат памятник не себе, а итальянцу Бартоломео Растрелли. Много ли вы видели памятников русским зодчим в Европе – даже там, где русские эмигранты возводили не только соборы, но и государственные здания?

Сегодняшние дипломаты, чуть ли не с оправдательной интонацией отстаивающие исторические факты Второй мировой войны, могли бы начать свою аргументацию с одного бесспорного и впечатляющего исторического факта: Россия в XX веке сохраняла от тлена европейскую культуру – то, что осталось от исторической души Европы; она делала за Европу то дело, на которое Европа была неспособна сама.

Сегодня из-под постмодернистских глыб с трудом пробиваются новые ростки уважения к классике; в том же Дюссельдорфе реставрируют старый квартал на набережной; римские специалисты по сохранению древности везут в Россию свои технологии и материалы. Осознавая, наконец, свою субъектность на фоне американского заката, Европа вновь отдает должное исторической подлинности, от которой, увы, план Маршалла оставил немного. Музеи новейшего искусства пустеют, выморочная толерантность теряется и скукоживается перед Большим Диалогом.

В России уже дольше, уже почти десять лет, возрождаются не только храмы, но и архитектурные стили, восходящие к классике и интегрирующие в нее изобретения нового века, которые подчиняются традиции и будто рады стать ее малой составной частью. Что касается самих храмов, то никому не приходит в голову строить их в форме конусов или шаров. Подобные «опции» просто не обсуждаются: это Россия.

Традиция сохраняется тем прочнее, чем крепче и долговечнее был ее первоначальный созидатель, носитель и распространитель. Сближение России с Италией и Турцией имеет в своей основе не только личную дружбу государственных лидеров, но и фундамент цивилизационных ценностей, унаследованный, через хребты веков, от трех великих империй, из которых лучше всего, исторически, географически и культурно сохранилась Россия. Православное, католическое и исламское самосознание встречаются на перекрестке наследия; три общества, наименее подверженные мертвящим постмодернистским ветрам, соединены представлениями и эстетическими, и этическими. Красота для русского человека – составная часть правды; тело, изображенное художником – дань Господу, создавшему физическое совершенство; устремленный ввысь силуэт храма – воплощение человеческой тяги к Создателю. Три великих культуры находят здесь согласие, не требующее слов.

Поиск человечеством новой парадигмы можно начинать с математических расчетов или химических опытов, но движение вверх из цивилизационной ямы начаться может только с движения человеческих душ, и первое, самое чистое слово скажут народы, не изменившие своему естеству. И только таким народам под силу соскрести грязную многодесятилетнюю накипь с униженного, подвергшегося развращению и раздроблению, духа своих европейских соседей. Только у них хватит великодушия и воспитанного поколениями такта, чтобы вернуть в лоно подлинной культуры, подлинной красоты и подлинной морали россыпь потерявших ориентиры больших и малых общностей, с Первой мировой стремившихся к мнимой ценности обособленной жизни, которая оказалась теперь пустоцветом. Впрочем, для этого культурное сообщество соучредителей нового мира должно стать авангардом, а всем нужный и, несомненно, полезный трубопроводчик – занять свое скромное место в третьем ряду.

Количество показов: 7101

(Нет голосов)