13.11.2010

Константин Черемных

«ПРЕДДВЕРИЕ КАКОЙ-ТО НОВОЙ СТУПЕНИ»

Инструментарий второй фазы «Химки-Гейта» – букет, железяка и голова журналиста Кашина

ГДЕ ВЫ, РЫЦАРИ ПЕРА?

Каждый россиянин от мала до велика, имеющий обыкновение слушать по телевизору новости, обязан знать, что происходит с корреспондентом газеты «Коммерсант» Олегом Кашиным. Он с именем этим ложится, он с именем этим встает. Он приходит в сельпо или застревает в пробке на Третьем кольце, и заботливый эфир снабжает его новыми данными о температуре, цвете лица и частоте дыхания драгоценного Кашина. По совокупному количеству эфирного времени, уделенному электронными СМИ, история с Кашиным уступает разве что крушению Всемирного торгового центра в 2001 году и аварии самолета с политическим и военным руководством Польши в 2009-м.

Нельзя сказать, чтобы в России происходило мало нападений на физических лиц, будь то в связи с исполнением профессиональных обязанностей, с сопутствующей деятельностью (что бывает с чиновниками среднего звена), с личной неприязнью, в том числе по причинам отклоняющейся внешности или манеры поведения, по мотивам террористическим или предвыборным (что на Северном Кавказе иногда совпадает) или просто так, по пьяному делу.

Нельзя сказать, чтобы жертвами нападения в наше время чаще становились граждане самодостаточные, занятые владением, управлением и распределением, чем лица наемного труда, в силу призвания и обязанностей выполняющие общественные задачи, а также члены их семей. Даже острые конфликты между собственниками сегодня разрешаются обыкновенно в судах, а если не в закоснелых российских, то в беспристрастных лондонских или кипрских. И даже выдающийся гринмейлер Антон Баков, с рейдерскими подвигами которого (как то вторжение в корпоративный офис и опорожнение мочевого пузыря в директорское кресло) нас детально ознакомила та же газета «Коммерсант», сегодня вынужден тусоваться не в штабе парламентской партии, а вокруг новорожденной Партии дела, и то скорее по причине первозданной неопытности ее пиар-департамента.

Нельзя сказать, чтобы среди лиц общественных профессий жертвами злоумышленного насилия у нас становились чаще всего труженики пера, они же бойцы информационного фронта. В эпоху ранней перестройки, к примеру, демонстрация кинофильма Кена Кизи «Полет над гнездом кукушки» сопровождалась целой серией убийств врачей-психиатров. А в первую чеченскую войну в пыточные подвалы «повстанцев» (как их тогда величал телеканал НТВ) попадали и исполнители воинского долга (презрительно именовавшиеся тем же НТВ «федералами»), и местные чиновники-боевики из конкурирующих кланов, и даже английские инженеры – а журналисты, напротив, беспрепятственно преодолевали рогатки блокпостов, попадая в самое логово зверя, благо зверь хотел пиара. Отдельные разведенные дамы-корреспондентки катались на развалины Грозного как комсомольские боссы в приморский санаторий. А когда кто-нибудь из них оказывался в той же шкуре, что и обычный человек, у редакторов возникало искреннее изумление.

Нельзя сказать, чтобы в нашей стране существовала профессия журналиста-расследователя. Несмотря на отдельные попытки создания отделов и даже целых редакций такой специализации, не удается назвать ни одну безупречную фигуру бесстрашного и независимого от спецслужб разоблачителя, с действительным риском для жизни проникавшего в закрытые от общества среды. У нас нет таких профессионалов, как Алекс Джонс и Майк Хансон, как Роберт Вудворд и Карл Бернстайн. Хотя подобная функция востребована, поскольку у нас есть свои Богемские рощи с ритуалами для узкого круга, и свои Уотергейты, о которых публике не мешало бы знать хотя бы для общей компетенции, чтобы не вестись на мякине. Будь у нас настоящие журналисты-расследователи, профессиональные «фэкт-файндеры», мы бы знали, как принимаются за спиной у общества фатальные внешнеполитические решения, какие соображения стоят за сменой кадров, кто дергает за ниточки, чтобы установить, к примеру, что в Ростовской области не может быть игорного бизнеса, а на Кубани почему-то может.

По этой причине отечественный читатель, не знакомый с настоящей исследовательской работой, западает на Божену Рынску и внимает невротическому потоку сознания Юлии Латыниной. По этой причине даже в художественном кино у нас не выкристаллизовался образ неутомимого и бескорыстного искателя, уходящего за правдой в глубокий поиск и способного ради результата хотя бы отказать себе в бытовых удовольствиях, хотя бы достичь стандарта советского журналиста – «трое суток шагать, трое суток не спать» – искателя, мотив которого состоит в том, чтобы добытая документалистика раскрыла обществу глаза на его язвы – самому обществу, а не международному правозащитному бомонду или одному из кланов в самом истэблишменте. Напротив, успел сложиться кинематографический стереотип суетливого господина бисексуального вида в бархатном пиджачке, который если суется куда его не просят, то исключительно с подачи местных чиновников, имеющих общие интересы с бандитами из лагеря, противоположного предмету заказанного разоблачения, а потом потными бледными ручками пересчитывает баксы.

Ну что поделать – бывают такие времена и такое состояние общества, когда запрос на определенную функцию существует, а исполнителя нет. И даже можно себе представить, что власть в пароксизме «ностальгии по настоящему» может возмечтать о подлинном труженике пера, о журналисте с большой буквы, с которого могла бы делать жизнь жаждущая достойного примера молодежь. Так же, как в семидесятые годы героизировали молодого тракториста, сгоревшего при спасении урожая, не вдаваясь в подробности его личной жизни.

Такие возможности, впрочем, были. В жаркое лето этого года в стране гибли не только жители деревень, но и пожарники. И наверняка среди погибших были люди, спасавшие не только свое личное добро. Но чтобы прославить этих людей, требуется государственный заказ, исходящий из государственного представления о добре и зле вообще, и о подвиге и предательстве в частности.

МЭЙНСТРИМ, СУБКУЛЬТУРА И ЕВРОПЕЙСКИЙ СТАНДАРТ

Героизация журналиста Кашина уже подвергается критике в блоггерском сообществе, имеющем прямой выход на главу государства. Блоггеры интересуются, почему нападение именно на него (не фатальное), а не, скажем, на главного редактора «Махачкала-ТВ» Магомедвагифа Султанмагомедова (фатальное) – стало предметом особого внимания Кремля, и означает ли это, что «Коммерсант» относится к высшему сорту, а какое-то там региональное радио – к третьему. Выяснилось также, что некий пристрастный автор с сайта движения «Молодая гвардия» отнес пострадавшего незадолго до нападения не к рыцарям пера, а к предателям отечества. После чего последовало разоблачение с оргвыводами по линии «Единой России».

Бдительный «молодогвардеец» Владислав Ловицкий, он же Калашник, имел дерзость обнаружить, что даже топ-менеджеры издательского дома «Коммерсант» позволяют себе высказывания, с точки зрения закона вполне подпадающие под экстремизм и пропаганду антигосударственной деятельности. Так, заведующему отделом экономической политики «Коммерсанта» принадлежит следующая реплика:

«Не буду скрывать – 28 июля 2010 года я, как и многие мои знакомые, искренне жалел, что не участвовал в происходящем в Химках и не совершал там “грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу, совершенного: а) с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия; б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы”. То, что меня и, я уверен, многих моих читателей объединяет в этом чувстве с анархистами и антифа, шире, чем идеология, – это гражданское чувство, ради которого и пособником хулиганов прослыть не грех».

На фоне цитируемого откровения Бутрина острота «гражданского чувства» самого пострадавшего Кашина меркнет. Когда Кашин брал интервью у анонимного представителя «антифа», одного из организаторов нападения на здание местной администрации, он, как интервьюер, ни в коем случае не отождествлял себя с собеседником и его братьями по разуму. Он всего лишь позволил им высказать свое кредо. А заголовок «Каждый имеет право на пятнадцать минут силы» он предусмотрительно поставил в кавычки, как цитату. Более того, он даже выражал с собеседником несогласие – как профессионал, желающий раскрутить на дополнительные откровения. И собеседник раскручивался.

«Собеседник: В Москве существует прослойка людей, не смотрящих телевизор, – можно назвать их блоггерами, субкультурщиками, макюзерами – как угодно. Просто люди, которые на один шаг впереди, люди, для которых обыденность и норма несколько отличаются от тех, которые нам предоставляет «Первый канал».

Кашин: Все-таки не каждый макюзер станет бить окна в здании органа власти.

Собеседник: Каждый макюзер желает этого. Потому что эти подмосковные ребята и их коллеги устали быть дубовыми. Весь этот недобитый совок – он достал, действительно.

Кашин: Ваша акция (разгром административного здания) выглядит избыточно жесткой, не находите?

Собеседник: Эти люди сами задают стиль общения. Они мачо, они уважают силу и не уважают закон – а это модно в некоторых кругах, но, черт возьми, в этой стране полно людей, которые хотят поиграть по этим правилам! Вы не уважаете закон – мы тоже. Вы любите демонстрировать силу – погодите, и мы. Каждый имеет право на свои 15 минут силы в этом обществе.

Кашин, с деланным ужасом: Вы описываете сейчас гражданскую войну.

Собеседник: Я вижу преддверие какой-то новой ступени социальной эволюции в нашей стране. В этом году для обывателей стало наконец открытием, что милиция – это всего лишь одна из многих вооруженных группировок в нашей стране. Впереди еще много важных открытий. Вопрос в том, насколько хитрой окажется власть перед лицом миллионов людей, которые постепенно перестанут верить телевизору.

Кашин: Но люди все равно будут сидеть – те двое, которых поймали, кто-то еще – может быть, и вы тоже.

Собеседник: Бред, чушь. Не видать тогда России ни кредитов от МВФ, ни каких-то поблажек.

Кашин: Вам это кто-то пообещал?

Собеседник: Европейский суд по правам человека пообещал и Совет Европы. Но уверен – ничего этого не произойдет, в Кремле сидят нормальные политтехнологи, химкинский бред – слишком грубая работа для них.

Кашин: Да наоборот же – соблазнительно иметь врага, который бьет окна и милиционеров. Можно годами получать бюджеты на борьбу с таким врагом».

Последнюю реплику интервьюера совершенно не обязательно следует считать выражением его сокровенных мыслей. Иной раз – и в правоохранительных органах так делается, не только в СМИ – бывает эффективно поддакнуть собеседнику – типа, я свой – чтобы получить на-гора еще уже самые задушевные откровения. Другое дело, что такие поддакивающие фразы не принято оставлять в протоколах, а в текстах для приличия они сопровождаются вводными словами. Чтобы читатель и в самом деле не ассоциировал газету с поджигателями гражданской войны.

Не очень понятен и смысл обмена мнениями между интервьюером и макюзером относительно различных уровней милицейской вертикали. «А по-вашему, федеральные силовики в этой истории не участвуют?» – участливо интересовался Кашин у собеседника. И тот в ответ даже сделал комплимент федеральным структурам: они, дескать, не допустили бы таких глупостей – то есть арестов, как местные.

В общем, два джентльмена поговорили, после чего УВД города Химки тщетно пыталось выяснить в редакции, как же звали макюзера-анонима, и сколько нам открытий чудных, в теории социальной эволюции или в области прицельного компромата, он еще до нас донесет из своего лесного укрытия. Но редакция хранила тайну, как повстанец.

Неполиткорректный Калашник вполне уместно замечает по этому поводу, что «Коммерсант» – вроде как деловое издание, но его авторы тусуются не с бизнесменами, а с каким-то лесными братьями. Впрочем, запретить этого никто не может – равно как и продавать конфеты в магазине «Пельмени».

В Европе, на которую ссылается анонимный субкультурщик, так не принято. Мой знакомый общественный деятель из Германии, чтобы стать журналистом-фрилансером (!), должен был учиться два года и сдавать экзамены, чтобы получить удостоверение. Причем на политолога нужно заканчивать одни курсы, на экономического обозревателя – другие. Но нам подобные законы не писаны: знание предмета – не главный критерий отбора в медиа-мэйнстрим. Потерпевший Кашин был промысловиком на рыболовном флоте, гонщиком на яхтах, а потом открыл в себе литературное призвание, которое и было оценено «Коммерсантом», очевидно, наряду с подходящей совокупностью мировоззренческих особенностей.

Эти особенности у потерпевшего Кашина прорывались наружу не только на основной работе, благо он занимался еще и макюзерством, что теперь не возбраняется даже на заседаниях Комиссии по модернизации. И в качестве автора «живого журнала» прославился за одно слово куда больше, чем за десять коммерсантовских интервью. Это слово было «сраный», а прилагалось это определение к губернатору Псковской области А. Турчаку. «Сравни с любым губернатором, даже не с Рамзаном и не с Тулеевым, с любым ср*ным Турчаком – это Боос-то бескомпромиссный?» – писал он в реплике, касавшейся главы родной Калининградской области. Но Турчак имел глупость – также будучи макюзером – отреагировать, после чего макюзерское сообщество сделало все возможное, чтобы это определение от него вовеки не отлепилось.

В корпоративной среде западных медиа произведенный над г-ном Турчаком акт назывался бы verbal harassment – то есть разновидность хулиганства, наподобие приставания к незнакомой женщине на улице. Работы в солидном издании автор бы мгновенно лишился, а новую пришлось бы ждать годами.

Публичное пренебрежение к чиновнику только потому, что ему поручили патриархальный и низколиквидный регион, походя брошено не потому, что автор его лично презирает. Предметом презрения являются сами эти, как их звать – скобари, неотесанный и заведомо беззащитный народец, за который не вступятся и правозащитные инстанции – это не сексменьшинства, и даже застолбить себе статус indigenous population они недотумкали. Сия предвзятость характеризует, впрочем, больше самого пишущего, притом с психологической стороны – как провинциала, случайно попавшего в медиа-мэйнстрим и теперь смотрящего на провинцию как горный орел с вершины Кавказа. В западных медиа подобное поведение было бы сочтено недопустимо дурным тоном.

Но у нашей мэйнстримной прессы особая гордость – на «систему», но есть на госчиновников, не просто смотреть свысока, но и плевать по удобному случаю. Например, если предпринимателю Шварцману чем-то насолил заместитель главы администрации президента (на тот момент) Игорь Сечин, то «Коммерсант» публикует интервью с бизнесменом без комментариев и извинений – это дело Сечина теперь отмываться, притом на международном уровне. А с мэйнстримного издания взятки гладки, и это позволяет предполагать, что откровения Шварцмана получили одобрение не только на уровне редактора экономического отдела.

Можно ли было выбрать другого героя? Томский журналист Константин Попов не только подвергся пыткам в милицейском участке, но и умер в результате смертью, которой никому не позавидуешь. Оргвыводы последовали – вплоть до лишения должности главы областного УВД. Но Попов пострадал не при исполнении, а милиция к нему пришла, поскольку он в пьяном виде слишком громко завел музыку. Может быть, в участке он тоже что-нибудь кричал про ненавистную систему, но хулиганил не по мотивам гражданского чувства, а просто от широты русской души. И наконец, он принадлежал к немэйнстримному изданию. Как тот же Михаил Бекетов из районной «Химкинской правды», об увечьях которого широкая общественность узнала не сразу после их нанесения, в ноябре 2008 года, а лишь в ту пору, когда Химкинский лес стал всех лесов важней.

ЭКС-МИНИСТР ПОПАЛ В ОЧКО

В момент нападения Олег Кашин вообще-то тоже был не при исполнении. В его руках не было, как у Дмитрия Холодова, взрывоопасного чемоданчика с компроматом на «федералов». Нападавшие с арматурой, замаскированной под букет цветов, как дамский пистолетик в романах XIX века, не изымали у него никаких результатов журналистского труда, неприятных для влиятельных лиц и полезных для общественного просвещения. Но Кашин занимался «химкинским делом», а значит, связь с профессиональными обязанностями как бы считается аксиомой.

Более того, любому усомнившемуся в том, что нападение не было связано с темой прокладки злосчастной высокоскоростной трассы в обход города Химки через лес, а не с каким-нибудь личным конфликтом, под нос подсовываются поразительные совпадения. Мэйнстримному Кашину были нанесены удары ровно по тем же местам, что и немэйнстримному, но сегодня всем известному Бекетову – а именно по голове и по пальцам. «Чтобы глаза не видели, а руки не писали», как тут же пояснили другие необычно патетические мэйнстримщики.

Более того, за два дня до нападения на Кашина получил по голове активный сторонник Химкинского леса, по совместительству глава районной организации партии «Правое дело» г-н Фетисов, и теперь парторганизация сообщает для особо несообразительных, что оба нападения одних рук дело.

Более того, как раз на следующий день после нападения на Кашина в районном суде было назначено слушание иска по обвинению в клевете, инициированное мэром Стрельченко против Бекетова весной 2008 года, когда еще не побитый Бекетов обвинял мэрию в поджоге своей машины и умучении собаки. И мэр Стрельченко под впечатлением истории с Кашиным захотел закруглить дело мировым соглашением. От чего бессловесный после избиения Бекетов, как утверждается, гордо отказался. Хотя любому человеку с медицинским образованием одного взгляда на фото Бекетова в суде достаточно, чтобы усомниться в его способности не только выражать свою волю, но и осмыслять окружающее.

Более того, после нападения на Кашина неполиткорректные версии о том, что Бекетов пострадал вовсе не за несогласие с проектом трассы, а из-за попытки противодействовать местной коттеджной застройке, как бы дезавуируются. И нельзя не заметить, что бессловесность Бекетова в данном случае – очень удобное обстоятельство. Не для общества и не для макюзеров, а для тех на удивление могущественных интересантов, которые формируют точку зрения на Химкинский лес не только у общества, но и у всего политического класса – от «Единой России» до лично Президента РФ. Ну не сама же по себе правящая партия, по меткому и, надо сказать, политически рискованному выражению газеты «Время новостей», повернулась к лесу передом.

У этих интересантов вроде бы все до недавних пор получалось. Вопрос о власти в Москве, катализированный «химкинским делом», был уже решен. Более того, акционер компании-подрядчика, строившего дорогу, уже избавился от доли в Новороссийском морском торговом порту – сразу же после изобличения газетой «Ведомости» утром того дня, когда «Единая Россия» вдруг единодушно пожалела лес и пренебрегла трассой. Однако вопрос о власти в Московской области, где тот же бывший акционер владеет изрядными земельными ресурсами, так и не решился. И Комитетом по делам молодежи продолжал заправлять неугодный неким дамам в розовых платьях Василий Якеменко, а не Марат Гельман.

А те самые федеральные электронные СМИ, которые плакали и слюнявились о пресловутом Химкинском лесе, были готовы, похоже, запеть в противоположную дуду. Например, канал «Россия-24» назидательно воспроизвел несколько раз сюжет о германских радикал-экологах, что пытались остановить поезд с радиоактивными отходами в городе Данненберге, но были подвергнуты федеральной полицией такому же зубодробительному treatment, как химкинские макюзеры от местного РОВД. И вся концепция о «совке, который достал», разрекламированная г-ном Кашиным, тем самым чуть было не дезавуировалась.

Воду на мельницу вышеназванных интересантов исправно лил корреспондент «Радио Свобода» Юрий Тимофеев с его специфическим пристрастным интересом одновременно к Северному Кавказу и к Химкам. Подобно Кашину, он рассуждал про Рамзана Кадырова, с намеком на неких влиятельных лиц, «кого стали несколько тяготить постоянные визиты чеченского лидера в Кремль». (См. «ХИМКИ-ГЕЙТ») Впрочем, нельзя не отметить, что этот профессионал как в Грозном, так и в Махачкале, где он выяснял, кто именно из местного исламского истэблишмента имеет интерес к акциям морского порта, больше рисковал получить по кумполу, чем любой из коммерсантовских макюзеров.

Впрочем, этот риск после «дела Кашина» изрядно приуменьшится. Теперь личная безопасность фэкт-файндеров из «Радио Свобода» будет гарантирована дополнительной страховкой не только от пославшей его компании, но и от российского государства. Более того, посягнувший на его здоровье дагестанец, будь он хоть трижды муфтий, пойдет по той же уголовной статье, что и участник покушения на государственного деятеля. Во всяком случае, такую поправку в уголовное законодательство внес бывший провинциальный разоблачитель, а ныне самодостаточный федеральный депутат Борис Резник.

Другая поправка была внесена Советом по содействию институтам гражданского общества во главе с М.А. Федотовым, который в эпоху расцвета Гусинского возглавлял Минпечати. Считалось, что Федотов для этой должности подошел лучше других, поскольку в период нахождения на «вольных хлебах» посвятил себя патентному праву, а тут как раз в связи с вступлением в ВТО возникла острая потребность в борьбе с контрафактом, а заодно и в подтягивании штанов нашей обнищалой творческой интеллигенции. Но как выяснилось, Федотов в свободное время от содействия правообладателям песен и кинолент – как они жили-то без него? – втихую вместе с Гражданским кодексом правил и Уголовный! И только феноменом опережающего отражения по П.К. Анохину можно объяснить тот факт, что его проект поправок к УК был готов еще до того момента, как букет с железякой обрушился на голову журналиста Кашина.

Выражаясь депутатским языком, экс-министр попал прямо в очко. Если он в самом деле обладает сверхъестественным чутьем, беречь головы и пальцы следует также российским наемным работникам Greenpeace и WWF. Ведь поправка министра-патентоведа предполагает резкое ужесточение ответственности за посягательство на жизнь не только журналистов, но также правозащитников и экологов. Поскольку, с его точки зрения, только эти профессии – а не какие-то презренные врачишки с учителишками – «работают не на своего работодателя, а на граждан своей страны».

Работодатели истовых борцов за права человеческих и животных меньшинств обитают вообще-то, как правило, не в нашей стране, а в Лондоне, Гааге или Вашингтоне. Самих же борцов, нанятых в России, они, как правило, предусмотрительно не принуждают менять гражданство. И если защитника чьих-то особых прав наймет, проинструктирует и направит по следу Борис Абрамович Березовский, то по поправкам Федотова они будут пользоваться теми же привилегиями, что и прочие фэкт-файндеры. А их адвокаты в два счета докажут, что выполнение полученных ими спецзаданий в высшей степени соответствуют чаяниям сограждан и общества в целом.

ЗАВОДНАЯ ИЗБУШКА

Президент Белоруссии А.Г. Лукашенко однажды сказал в присутствии журналистов: «Я – первая власть, а вы – четвертая». Такой порядок заведен в его хозяйстве. И такая модель ужасно не устраивает химколюбивых интересантов, способных вертеть то передом, то задом правящую партию нашей страны.

Нельзя сказать, что модель, в которой защитники особых прав отдельных групп человеческой и природной популяции имеют большее влияние на власть, чем парламенты и суды, внедряется впервые у нас. Если бы своевременные нападения на особо избранных журналистов не использовались для расшатывания и смены политической власти, многие международные неправительственные организации (NGO) просто бы не существовали.

Обвинение в притеснении журналистов служило, например, прелюдией к перевороту в Таиланде, когда вместо Таксина Шинаватры, вздумавшего покупать истребители не у США, а у России, премьер-министром был сделан специалист по торговле наркотиками генерал Сураюд Чуланонт. А прелюдией к «оранжевой революции» на Украине послужило, как известно, дело об усекновении головы журналиста Гонгадзе.

Рыцари пера, которым уготована печальная участь, не обязательно об этом знают, а цель, ради которой их снаряжают на «правое дело», может осмысливаться ими в самом широком диапазоне – от устранения от власти отдельно взятого коррупционера до создания нового общества с молочными реками в кисельных берегах. Сама же ликвидация может планироваться на год вперед. К примеру, после смерти Политковской в узких правозащитных кругах было известно, что следующей громкой жертвой тоже станет женщина. Прослышав об этом, я забеспокоился было за Юлию Латынину и Марину Литвинович, благо последняя к тому времени уже получила в челюсть, но не угадал: имелась в виду Эстемирова.

Искрометный журналист Гонгадзе, специализацией которого были исключительно разоблачения, перед началом своей карьеры побывал в США и привез оттуда, как утверждают, немалый аванс. Может быть, по этой причине дискредитированный его трудами президент Кучма сейчас публично заявляет, что усекновение головы сделали ребята из ЦРУ – они же, надо полагать, и работодатели. В свободное время свергнутый Кучма, быть может, изучал примеры других стран мира, где апробировались подобные технологии.

Но вот что интересно: после этой истории не только Кучма, но и нынешнее руководство Украины не идет на поводу у технологов, а напротив, использует технологию в своих целях. Когда Виктору Януковичу для упразднения недееспособной парламентской республики понадобилось нейтрализовать спикера Литвина, в ход пошли пленки из того дела, которое было состряпано против Кучмы и против него самого. Международная спецжурналистская общественность еще напомнит ему этот кульбит, но своей цели он добился. И показал, что хвост при известной тренировке в изворотливости может повертеть очень большой и хорошо натасканной международной собакой.

Российская первая власть демонстрирует сегодня противоположный пример, готовясь с подачи адвоката господ правообладателей уступить четвертой власти новые возможности вращать саму себя вперед и взад, как избушку с погремушками – в чем и состоит «новая ступень эволюции», предвещенная анонимным лесным братом пострадавшего Кашина. Подходящий набор погремушек, судя по поведению депутатского корпуса и топ-менеджеров молодежных организаций, вполне готов к употреблению. Насколько полезны обществу частые и ритуальные повороты власти то передом, то задом, – вопрос открытый. Но, выражаясь в лексиконе макюзера, это мельтешенье может когда-нибудь и достать.

Количество показов: 5271

(Нет голосов)