26.01.2011

Константин Черемных

КРУПНОЕ И МЕЛКОЕ

Прежде чем топтаться на поверженных кумирах, политикам следовало бы поискать новых

ДВА МАСШТАБА – ДВА МЫШЛЕНИЯ

В английском языке есть меткое слово jerk, которое означает одновременно «дергаться», «рывок» и «человечек со странностями». В политической публицистике оно применяется не только к людям – в частности, деятелям исполнительной и законодательной власти, но и к государствам – как правило, малым и зависимым. Для малых и зависимых государств дергающееся реагирование на импульсы со стороны самодостаточных держав – обычное явление, у наблюдателей со стороны вызывающее жалость. В моей памяти надолго запечатлелся разительный контраст между двумя дипломатическими работниками, выполнявшими внешнеполитическую миссию в одной и той же скандинавской стране. Один представлял интересы Ирана, другой – Румынии. Один всем своим видом и манерами воплощал чувство достоинства страны с тысячелетней историей, другой – суету и угодливость государства, возникшего случайно.

Тот из двух дипломатов, к которому идеально подходил термин jerk, был в состоянии говорить лишь об одном – о нефтепроводе, который корпорация British Petroleum обещала проложить через его страну. Он как будто не знал, что ровно то же самое BP предложила двум соседним государствам, хотя смысл был один и тот же – оседлать могучий и якобы неисчерпаемый поток каспийских ресурсов и пустить его в обход ненавистной империи. Пресловутая империя, где живем мы с вами, в то время – разговор был в 1997 году – уже не была Советским Союзом, уже не навязывала восточноевропейским соседям способ мышления, экономический уклад, хозяйственную специализацию и русскую культуру.

Но у румынского jerk'а было два типа рефлекторных реакций: положительная – на британцев и отрицательная – на русских. Самое крупное событие начала этого года – контракт между «Роснефтью» и BP на взаимовыгодных условиях – замкнул, должно быть, в jerk'овской башке рефлекторную дугу. Чего нельзя сказать о паре сотен jerk'ов из Европарламента, рефлекторно реагирующих на российско-белорусское сближение и одновременно – на дело Ходорковского. Они этого дела не читали, но не отреагировать не могут. Это способ стадного мышления, генерируемый комплексом неполноценности.

Дипломат из тысячелетней страны, с которым я общался в маленьком посольском здании-бунгало в долине реки, не обязан был следить за каждым своим движением и взвешивать каждое слово: в конце концов, он беседовал не с парламентарием или министром, а с обыкновенным российским участникам одной из многих международных конференций. Но он держал себя так, что было понятно: за ним – не только эта уютная резиденция, а большая и самодостаточная страна, которой приходилось в истории с моей страной и дружить, и воевать, и в том числе служить предметом конкурирующих вожделений моей страны и Британии. За ним было не только достоинство народа, осуществившего национально-освободительную революцию, но и знание предшествующей и последующей истории. Поэтому он все помнил и ни на что не обижался. Поэтому его речь была не надутым монологом, а внимательным диалогом. Поэтому он говорил убедительно о вещах, казавшихся малореальными. О том, что при всем внешнем сходстве Хаттами – не Горбачев, а происки внешних врагов споткнутся об альянс Ирана и Турции. Повторяю, разговор был в 1997 году.

У меня тогда не нашлось термина для той сущности, которую представлял мой собеседник. Подходящее определение мне подсказал спустя несколько лет медиа-магнат Александр Роднянский. Говоря об отечественном киноискусстве 1950-х годов и сравнивая его с архитектурой, он применил термин «большой стиль». В самом деле, стиль и в градостроительстве, и в политике бывает большой, бывает никакой, а бывает мелкий, jerk-ообразный, по принципу «чего изволите» или по методу мгновенной, первосигнальной реакции на раздражитель.

ЗНАКОВЫЕ РЕФЛЕКСЫ ПЕТЕРБУРГА

Поскольку мне приходилось общаться с профессиональными социологами, регулярно производящими опросы по государственному заказу, не предназначенными для открытых публикаций, я точно знаю, что «большой стиль» существует не только в моем индивидуальном воображении, но и в широком общественном восприятии. Самыми репрезентативными в этом отношении являются опросы об исторических деятелях разных эпох, и сопоставление результатов в возрастном разрезе.

В закрытом опросе осени 1991 года, когда страна была охвачена эйфорией ниспровержения ушедшего строя, на первом месте в рейтинге популярности исторических деятелей в петербургской аудитории оказались Суворов, Сталин, Ломоносов и Менделеев. Академик Сахаров уступил всем четверым: какого-то качества, востребованного общественным сознанием, у уже тогда хрестоматийного светоча гуманизма не хватало.

На протяжении двух последующих лет, 1992-го и 1993-го, такие величины того времени, как первый и последний государственный секретарь РФ Геннадий Бурбулис, а также интеллектуалы Карякин, Нуйкин и еще с десяток маленьких человечков, ничуть не обиженных советской властью, прилагали немалые усилия для осуществления операции, которую сами именовали «ломкой менталитета». Поскольку большое видится на расстоянии, двадцать лет спустя имело бы смысл, хотя бы в сугубо закрытом порядке, провести тот же самый опрос, включив в него вышеназванных «ломщиков».

О динамике общественного сознания по поступкам отдельных лиц и малых групп судить не приходится. Тем не менее некоторые действия, даже совершенные небольшой группой, социологи иногда именуют знаковыми.

Январь 2010 года в Санкт-Петербурге ознаменовался двумя такими знаковыми, хотя и малозамеченными событиями. Первое состояло в том, что неустановленные лица облили краской памятник светочу демократии и первому пореформенному мэру Санкт-Петербурга Анатолию Собчаку. Вторым была инициатива ГУП «Петербургский метрополитен» установить на своем офисе мемориальную доску в память о Григории Васильевиче Романове.

Метростроевцы – люди практические, и им не противопоказано мыслить и действовать на первосигнальном уровне. А поскольку эта отрасль, в отличие от многих других, сохранилась и даже осталась государственной (недавно петербургское законодательное собрание включила мосто- и тоннелестроение в перечень работ, исполнитель которых не определяется на конкурсе, а назначается городской властью), в ней сохранилась и такая штука, как профессиональная память. И эта профессиональная память судит о руководителях города не по их декларациям, а по физически осязаемому результату. Львиная доля второго по величине и рекордного по глубине заложения во всем Союзе метро была построена при Романове. А в 1995 году недофинансирование его эксплуатации привело к прорыву вод в тоннель у станции «Площадь Мужества». Эту брешь, не в последнюю очередь приговорившую Анатолия Собчака к провалу на выборах год спустя, латали потом девять лет.

Может быть, человек, державший в руках ведро с краской, живет в северо-восточном жилмассиве Гражданка, отрезанном той аварией от Большой земли. А может быть, и нет. Ведь мэр Собчак известен не только как пламенный оратор начала 90-х, но и как папа светской львицы Ксюши, а также духовный авторитет обоих участников президентской гонки 2012 года. Он ярче и живее, чем Горбачев, Ельцин и даже Гайдар, символизирует смену ценностей, приоритетов и общественного уклада. Любой вдумчивый специалист по социальным процессам должен был расценить акт десакрализации мэра-либерала как знаковый феномен, как знак перехода количества раздражения в качество.

Даже рефлекторное действие никому не известного человека может выражать сдвиг крупного, фундаментального характера. Еще шесть лет назад один вдумчивый и информированный московский аналитик предупреждал: «засилье» петербургских кадров в Москве может привести к тому, что «питерский клан» станет восприниматься в обществе столь же неоднозначно, как «карабахский клан» в Армении.

Об этом стоило задуматься. Но рефлексы солидных людей, озабоченных сохранением собственного статуса, заглушают важное сиюминутным. Эпизод с памятником был вытеснен из контента и общественного внимания архиважной проблемой сосулек, будто бы никогда не падавших с крыш до прихода к власти Валентины Матвиенко – кресло которой очень бы устроило основателя партии «Справедливая Россия» по окончании председательства в Совфеде.

Масштаб личности безошибочно определяется масштабом телодвижений даже интриганского свойства. У лидера второй по величине партии, по идее, должна быть за душой как минимум альтернативная программа экономической политики – свой набор приоритетных нацпроектов, своя финансово-экономическая стратегия для страны, свои авторитетные кандидаты на посты ключевых министров, свои внешнеэкономические инициативы, а для начала своя идеологическая платформа. Нельзя сказать, что кто-то сильно мешал партии номер два этим озаботиться. Ну хотя бы перед парламентскими выборами. Ну хотя бы с учетом искреннего и уже прямым текстом озвученного желания президента услышать альтернативные мнения о том, как стране жить дальше.

Парламентскую кампанию: между прочим: придется вести и в провинциальных городах, куда менее благополучных, чем Петербург – в Саратове: например, который его жители почему-то сегодня именуют «Засратов», в Воркуте, где не сосульки, а снежный саван скрывает под собой такое зрелище запустения, будто здесь месяц назад Мамай прошел. Отчаявшейся окраине нужна какая-то надежда, а не выхухольно-сосулечное балабольство: уже наелись. Если даже либерал-аутист Юргенс начал пугать власть «тунисским синдромом», дела у публичных политиков действительно плохи. И отнюдь не только потому, что у них не было шанса на думское большинство.

«ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО»

Разговор про Тунис в России начался не на пустом месте, а после известных событий на Манежной и несостоявшихся «контрсобытий» у Киевского вокзала, почему-то приуроченных к судебному заседанию по делу Ходорковского – событий, которые патриарх прямо сравнил с обстоятельствами распада большой страны. Разговор пошел, когда тема межэтнических отношений вытеснила более приятную либералам повестку дня «десталинизации», которую планировалось вынести на первое же в году заседание президентской комиссии по гражданскому обществу – планировалось, но не получилось. Разговор пошел, когда Центробанк опубликовал статистику не замедляющегося, а резко ускорившегося бегства капитала из страны, а аналитики неангажированных деловых изданий, своих и чужих, хором связали это обстоятельство с политическими рисками. Разговор пошел, когда Левада-Центр вернулся к измерению рейтинга не одного, а двух претендентов на 2012-й год и констатировал, что по обоим головам тандема в равной степени ударил бумерангом рост тарифов и цен. Которые и не могли не повыситься с учетом разверзающейся дыры в бюджете, со всеми вытекающими последствиями для бюджетов Петербурга, Самары и Воркуты.

Хотелось уютно судить историю, заодно улучшая – в представлении Юргенса и компании – внешний имидж, а пришлось на встрече с Общественной палатой говорить о больном. Пришлось звать и публичных политиков, и экспертов, и священнослужителей. Хотелось продемонстрировать польскому соседу всю широту своего покаяния – а оказалось, что оно там вовсе ни к чему. Ярослав Качиньский вполне откровенно объясняет, что доклад Межгосударственного авиационного комитета его не устраивает не из-за скорби по брату и не в связи с польскими выборами – а скандалит он потому, что «Россия стала слабее, а значит, [полякам] можно действовать с позиции силы». Хотелось получить европейские визы в обмен на уступки по Приднестровью, а получили новые «рогатки» для трубопроводных проектов, новые требования по пошлинам на лес, а вдобавок – «черные списки» предполагаемых ответственных за осуждение Ходорковского. Хотелось получить новые военные технологии от израильтян, а получили десяток ответных условий, а потом щелчок по носу. Хотелось связать сокращения СНВ с сокращениями по ПРО, а получили «резолюцию Маккейна». Хотелось показать аудитории, в том числе иностранной, силушку на примере выкорчевывания Лужкова, а получилось почему-то падение инвестиционной привлекательности.

За все уступки нашей страны, за которые об нее любезно вытерли ноги, должны отвечать их авторы – по меньшей мере должностями, и эти авторы об этом догадываются – отсюда и суета господина Юргенса и его братьев по разуму в Общественной палате, и мелкие лакейские старания политических ничтожеств, jerks, выторговать себе более скромные, но надежные синекуры.

Широкие массы избирателей не знают всех деталей прошлогодней политики по принципу «чего изволите?», но догадываются, что их страной помыкают еще больше, чем раньше. Лишь узким кругам знаком доклад юргенсовского института к Лиссабонскому саммиту с подробным услужливым изложением реформы военного ведомства. Но изречение о том, что кто не кормит свою армию, кормит чужую, знакомо всем и каждому. Не всем известно, что отток капитала начался после отставки мэра Москвы. Однако все знают, что нефть дорожает, а жить большинству становится только труднее. Что по-прежнему по Рублевке гоняют без правил лимузины с мигалками, а русские переселенцы из Средней Азии с тех пор как приехали ютятся в буквальном смысле слова в свинарниках. Что устроенная таким образом нация беспомощна и перед внутренними неурядицами, вплоть до элементарных природных стихий, а перед внешними угрозами и подавно. Что нацию, утратившую соединяющие скрепы, проще и удобнее дробить и унижать – методично добивать, чтобы никогда не встала. И особенно просто это делать, когда она отказывается от своей истории, то есть от самой себя.

Немудрящее напоминание о том, что слабых бьют, прозвучало из уст одного из участников нынешнего «тандема». Сегодня это наблюдение очевидно для большей доли политического истэблишмента, чем еще полгода назад. Очевидно, но далеко не в полной мере.

15 января сайт REGNUM опубликовал статью о нашей стране, написанную политиком из соседней страны – председателем армянской партии «Национальное единение» Арташесом Гегамяном. События последнего месяца приводят его к выводу о том, что «казалось бы, брошенная на свалку истории выработанная Западом стратегия расчленения России в наши дни не только реанимируется, но и вступает в горячую фазу». Автор напоминает об эйзенхауэровском законе «О порабощенных народах» 1959 года, о Гарвардском проекте 1970-х, о стратегии «Петля анаконды» Бжезинского, о недавнем выступлении Джона Маккейна, содержащем призыв «вести себя с Россией как с второстепенной державой, которой она является сейчас, а не как с великой державой, которой она была».

Нельзя сказать, что вышеперечисленные разработки не знакомы в России политологам, дипломатам, разведчикам и даже рядовым парламентариям. Нельзя сказать, что суждения Маккейна являются большой неожиданностью для российского МИД, равно как и мнение колумниста The Washington Post о том, что «Америке пора переходить в наступление, и Россия – идеальное место для того, чтобы начать это делать». Нельзя сказать, что в Кремле не догадываются о вероятности ужесточения политической линии Вашингтона к России в ситуации, когда выборы на носу, республиканцы наступают Обаме на пятки, а ярких успехов, которые он мог бы предъявить Америке, у него нет. Однако армянскому политику видно то, что просматривают верхогляды из окон высотки на Смоленской площади – а именно, что предметом «нового наступления» является не только Российская Федерация, а все пространство, которое было Советским Союзом, а раньше – Российской Империей.

Сходство резни в Оше в 1989 году и в 2010-м видно с предгорий Арарата, а из окон Смоленской площади – похоже, нет. Равно как и из окон центральных офисов солидных информагентств, в том числе имеющих корпункты в бывшем так называемом «подбрюшье». Ни одно из мэйнстримных медиа не включило ошскую мясорубку в перечень значимых событий прошлого года. Включили все что угодно, от ареста теневика в Таиланде до убийства другого теневика, он же скромный фермер, на Кубани. А в Оше вообще-то порезали не одного человека и не одну семью. Причем именно после того, как из республики был выведен, как бы за ненадобностью, российский спецназ. Какие-то люди в высоких кабинетах, возможно, считают тогдашнее бездействие России политикой на западном уровне: там не вмешивались в междоусобицу в Руанде, и нам зачем? Из Средней Азии все выглядит иначе: там делают выводы не столько о возможностях, сколько о человеческом масштабе нашего истэблишмента, и оглядываются на более надежную китайскую силу, уже помешавшую однажды Америке разжечь бунт в Узбекистане.

Экономические медиа в перечне последствий финансового кризиса в России скороговоркой называют сокращение спроса на наемную рабочую силу. Ленивая мысль о том, что всем этим нетрудоустроенным мигрантам придется куда-то деться, порой проскальзывает. Но никто не говорит о том, чем обернулось закрытие рабочих мест в России для тех бывших союзных республик, откуда к нам приехала наемная сила.

Арташес Гегамян не читал тезисов самодеятельного «Движения 11 декабря», где предлагается отменить центральную власть «как класс» и сформировать парламент «снизу», по типу «учредилки». Но почерк ему знаком. И он взывает к русским, чтобы они вспомнили сами себя, свой масштаб влияния и ответственности, свое подвижничество и свое великодушие, этот масштаб отражающее. И на всякий случай с большой буквы называет Россию Великой.

Ереванский политик бьет тревогу, а московские труженики пера чирикают над кровушкой. Сайт Lenta.ru интерпретирует знаковую потасовку на Манежной площади в Москве как проявление взлета молодого поколения, которое хочет всего добиваться самостоятельно, то есть без помощи государства. Тот факт, что модель общества, где каждый живет сам за себя, только что явила миру свою несостоятельность, публициста-украинца, творящего в Москве, совершенно не волнует. Зато его логика поразительно созвучна оценке событий в Тунисе американским дипломатом Залмаем Халильзадом: резня, дескать, это только начало, дальше будет позитивная демократизация, как в Ираке, и так, дескать, будет во всех «арабских деспотиях».

Целый ряд событий последнего месяца – от предложения субсидий Белоруссии до возобновления диалога с Турцией, Сирией, Палестиной, Ираном, от переосмысления роли русской цивилизации до признания несостоятельности судебной системы – говорит о серьезной переоценке ценностей в Кремле. Но установка июня 2010 года, выставившая ближнее зарубежье на задворки российской дипломатии, не отменена. Что касается отечественной публицистики, то она никаких сдвигов, похоже, вообще не замечает – и не краснеет от того, что ее прогноз политических результатов визита премьера Белоруссии в Москву оказывается полным враньем, и знать не хочет, что время кичливой беззаботности вышло. Только обозреватель «Росбалта» Иван Преображенский ставит вопрос о том, не пора ли подвергнуть люстрации топ-менеджмент телеканалов, продолжающих кормить аудиторию пошлой развлекухой, когда дымом затягивает уже не площадь в Минске, а аэропорт в Москве…

ДЕПУТАТ МЕДИНСКИЙ, АЙСЕДОРА И ГЕЙ-МЭН

Для общего образования репортерских коллективов, а также для улучшения собственных аналитических способностей, редакторам медиа стоило бы отправить пишущую братию в отпуск с одним поручением – почитать сайты стран ближнего зарубежья. Это познавательно хотя бы потому, что о новостях стран-соседей и их способах выживания поврозь и одиночку мы столь же мало узнаем из телевизионных сводок, как месяц, год или три года назад. Неудивительно: на круглосуточном новостном канале «Россия-24» все события СНГ комментирует один лишь экс-директор Фонда эффективной политики Кирилл Танаев. Причем комментирует с такой компетентностью, что умудряется вовсе не заметить визита главы Еврокомиссии в Баку и Ашхабад, который германские политологи называют «стратегическим прорывом».

Начинающий московский журналист откроет для себя много неожиданного на веб-ресурсах наших бывших соседей по Союзу. Например, он обнаружит, что киргизский сайт «Замандаш.орг» пользуется не менее, если не более богатым русским языком, чем московские медиа. Во всяком случае, на этом ресурсе вместо «музыкальный» не пишут «мызкальный», как на федеральном сайте партии «Единая Россия».

Самое большое откровение, впрочем, – не сам контент, а содержание форумов русскоязычных сайтов СНГ. Какие бы проклятия в адрес официальной Москвы там ни встречались, из их содержания с абсолютной очевидностью следует, что общее информационное пространство существует, живет, мыслит и страдает – в основном не благодаря, а вопреки действиям как наших, так и соседских политических элит. И это не только русский язык – это ощущение общей судьбы, которая никуда от нас не девалась – от русских, украинцев, киргизов, казахов, молдаван, и прибалтов тоже, хотя к ним это ощущение возвращается по традиции с задержкой.

Получив это сильное впечатление, начинающий журналист, рожденный позже 1991 года, волей-неволей задастся вопросом: а что же это за ткань, которая держит это пространство через два десятка лет после распада? Если нет единой экономики, единого управления, единой дипломатии – на чем это держится, как это образовалось, какими внутренними силами питается, от какого потухшего костра по сей день черпает энергию?

Если, как считает Арташес Гегамян, новое наступление новой, республиканской Америки распространяется на весь бывший СССР, то наверное, цена вопроса – не только и не столько ресурсы, контроль над которыми давно глобализирован? Ведь в пресловутом законе «О порабощенных народах» ни слова не было о ресурсах. Там говорилось: «Порабощенные нации видят в Соединенных Штатах цитадель человеческой свободы, ищут их водительства в деле своего освобождения и обретения независимости и в деле восстановления религиозных свобод христианского, иудейского, мусульманского, буддистского и других вероисповеданий, а также личных свобод... Для национальной безопасности Соединенных Штатов жизненно необходима поддержка стремления к свободе и независимости, проявляемого народами покоренных наций...»

В этом тексте не проводится различий между традиционными и преобразованными формами освобождаемых религий – пусть расцветают все цветы, пускай вместе с гроздьями мудрости зреют гроздья тотальной, непримиримой, религиозно-революционной смуты, пускай, соответственно, освобожденные народы и народцы, не успев «освободиться», стравятся между собой, оно же для Captive Nations Committee и лучше. Но что-то сильно мешало десятилетиями этим гнездам зреть в интеллектуальных кругах Кавказа – что? Бдительность советских спецслужб – или идеи равенства, доминировавшие в умах этнической интеллигенции? Кто-нибудь из современных специалистов по антитеррору оценивал этот защитный потенциал, предохранявший от десятков Бесланов и Норд-Остов?

Гегамян напоминает, что эйзенхауэровский закон никто никогда не отменял, хотя главным геополитическим конкурентом Штатов давно стала не наша страна, а Китайская Народная Республика. Здесь уместен второй вопрос: что, кроме национальных традиций, помогло этой Китайской Народной Республике объехать на повороте в экономическом развитии такое количество конкурентов? И если в этой Китайской Народной Республике что-то почерпнули из опыта и практики нашей страны, то когда это случилось – до или после 1991 года? И почему рыночник Дэн не срыл мавзолей коммунистического кормчего Мао даже ради членства в ВТО?

Я задаю риторические вопросы, ответ на который знает каждый без исключения функционер партии «Единая Россия», которая на каждой встрече с китайскими коллегами пытается выглядеть так же представительно, как ее функциональный предшественник – Коммунистическая партия Советского Союза. За редкими исключениями типа jerks.

Очень может быть, что некоторые исключения типа jerks функционально необходимы партии «Единая Россия» для каких-то других нужд – скажем, для налаживания взаимопонимания с европейскими консервативными партиями. Может быть, в рядах этих партий, как считается, наиболее востребовано опровержение мифа о русском пьянстве, а также мифа о русском тунеядстве, над которым трудился отдельно взятый депутат Владимир Мединский.

Однако у коллег из западных консервативных партий существует такое элементарное понятие, совершенно не постыдное, как частная точка зрения. Если следовать модели этих партий, частное мнение у отдельного депутата может быть и по первостепенным экономическим вопросам, могут быть платформы – как это, было, кстати, поначалу и в РКПб. Если следовать китайскому образцу, то индивидуальная позиция по политическому вопросу должна быть вынесена на обсуждение коллег, и только после общего решения может стать партийной. Когда не происходит ни того, ни другого, а нечто как бы среднее – партийный орган решения не принимает, однако создается сайт для голосования, как бы не частный, а политический – то вместо партии мы видим некое неуклюжее тело, старающееся спрятаться в кусты, но нелепо торчащее из них.

Это формальная сторона дела. Перейдем к содержательной. Депутату Мединскому зачесалось не просто потоптаться на мертвеце – это дело нехитрое, но и освободить Красную площадь от коммунистического духа (никакого тела, по его словам, давно нет) – непременно к поминальной дате 21 января. Иначе говоря, он всерьез занялся духовной войной, потому что серьезная духовная война рассчитана на массовые человеческие эмоции.

Нельзя сказать, что его порыв был благосклонно воспринят только ближайшими коллегами. Третий по скорости реакции блогер, подхвативший инициативу, имеет ник gay-man и слоган «Моя совесть чиста, благо я ею никогда не пользуюсь». За ним последовал основатель нового мировоззрения, проживавший с 1992 по 2006 год в США и ныне обучающий русский народ свету истины, состоящему в близости к природе, а также «вспоминающий» об исторической победе русов над китайцами. Сайт некоей Айседоры-Леночки, которой передал соответствующее послание коллега Мединского Роберт Шлегель, украшен рекламой Сайентологической церкви. Этот замечательный набор напоминает о праздновании первой годовщины независимости России 12 июня 1992 года в Петербурге, к которому, помнится, приурочили свои мероприятия четыре структуры – радиостанция «Свобода», Лига сексуальных меньшинств, Церковь Христа и Богородичный центр.

Отличие состояло в том, что в мэйнстримных медиа инициатива одного и весьма своеобразного депутата была подана с такой важностью, будто г-н Мединский был фигурой уровня Солженицына или хотя бы Вацлава Гавела. Медиа-среда рефлекторно оживилась, понеслись стократно обсосанные версии о том, что кто завещал или не завещал, и как к этому относились ближайшие родственники; некий юноша в эфире «Радио Россия» сообщил, что именно из-за Ленина Российская Империя проиграла Первую мировую войну; к полупартийно-получастному опросу добавилось еще несколько десятков опросов на ту же тему.

И что? Какие уроки мы из этого извлекли? Треть населения против good bye Lenin. Что с этой третью делать, если она не хочет reset? Ignore? Кто возьмет на себя это ignore в неуютную зиму предвыборного года? Никто. Какой другой свет в замерзших окошках, у нас и за ближним кордоном, мы зажгли? Никакой. Чем занимались-то? Упражнялись по мелочи. Чтобы что? Чтобы все знали, что есть такой профессор МГИМО Мединский, а также гей-мэн, очиститель знания Левашов и Айседора-Леночка?

Упражняться с историей – дело модное, которое никто никому не может запретить. Вот Гарри Каспаров, например, зачитывается произведениями Фоменко. Несколько большего труда стоит полистать литературу XX века и вспомнить, как оценивали масштаб обсуждаемой исторической фигуры крупнейшие политики XX века, независимо от оценки. Можно, подобно депутату от «Справедливой России» Татьяне Яковлевой, просто так, по-христиански, спросить собственную маму: а не будет ли тебе больно от наших упражнений с историей? И наконец, задаться вопросом для тренировки извилин: а что, действительно, мешает изрядной части русского народа избавиться от пресловутого «коммунистического наваждения»? Может быть, для этого функциональному преемнику КПСС следует добиться не менее заметных физически осязаемых результатов, чем хотя бы ленинградское метро, не говоря уже о Братской ГЭС и Центре космических полетов? А для начала – обогатить свой идеологический багаж чем-то более весомым, чем массовая кампания по строительству физкультурно-оздоровительных комплексов (по точному тексту латинского изречения, если бы здоровому телу еще и здоровый дух)? Почему бы претендентам на роль властителей умов не спросить об этом у претендентов на роль авангарда нации?

БЮРО МЕДВЕЖЬИХ УСЛУГ

Для широкого круга избирателей, независимо от политических пристрастий и этнической принадлежности, как видно по форумам, остается полнейшей загадкой инициатива господина Мединского в начале предвыборного года. Ведь уже замглавы исполкома «Единой России» г-н Шувалов занервничал: не вовремя все это, надо до послевыборного периода отложить. В самом деле, отложили же введение налога на личную собственность... Попыткой ответить на этот вопрос занялась только деловая газета «Ведомости», которая по крайней мере до конца прошлого года позиционировалась как политический бастион узкого круга интриганов, инициировавших «химкинскую войну» и анонсировавших территориальный передел России из неудержимой преданности президенту Медведеву.

Считалось, что «Ведомости» занимаются агитацией и пропагандой в полный унисон с главой пресс-службы Кремля Натальей Тимаковой. Однако теперь Тимакова отказывается от комментариев по поводу инициативы Мединского, в то время как газета «Ведомости» сообщает, что сия инициатива вынашивается неназванными лицами именно из окружения президента, как его личный «имиджевый проект, подобный историческому объединению Русской и Зарубежной православных церквей, в котором участвовал Владимир Путин», а свое воплощение получит после того, как Министерство обороны и подчиненный ему специально созданный ГУП завершат оборудование Центрального воинского кладбища где-то под Москвой, куда кроме содержания мавзолея будет также выпотрошено содержание Кремлевской стены.

Нельзя сказать, что только «Ведомости» помогают Дмитрию Медведеву в его предвыборной кампании столь изощренным образом. Чуть ли не одновременно с инициативой отмены студенческих стипендий выступил помощник президента Аркадий Дворкович. А заодно предрек, что осуждение бизнесмена Ходорковского по второму обвинению подорвет инвестиционный климат в России.

Нетрудно догадаться, что студенты, по меньшей мере середины первого курса университетов и академий – тоже электорат. Нетрудно догадаться, что лишение двух тысяч рублей – это лишение даже иллюзии независимости от родителей, или лишение возможности подрабатывать по избранной профессии (будущий медик – фельдшером, будущий инженер – чертежником), а не там, где больше заплатят. Нетрудно догадаться, что гипотетический банк, кредитующий студента по предлагаемой г-ном Дворковичем модели, платежеспособностью родителей поинтересуется, а талантом нет. И соответственно, взбунтуются студенты, подучившись у лондонских сверстников, или нет, но всяко проголосуют за инициатора подобной реформы ногами.

О мотивах помощника, подсовывающего патрону откровенную электоральную свинью, не ломал копья только ленивый. Только РИА «Новости» зачем-то отметили, что пока помощник главы государства «разбирался с темой стипендий», сам Президент посетил Палестину и Иорданию. В скобочках было специально указано: «не заезжая в Израиль». Уточнение уместно по двум причинам. Во-первых, РИА «Новости» в Иерихоне заключило официальное партнерство с палестинским агентством DAFA. Во-вторых, с кем, если не с г-ном Дворковичем, встречались осенью израильские парламентарии с надеждой на особые стратегические отношения? И кто, если не Дворкович, по данным сайта Izrus, проходил стажировку в Израиле по линии совместного института, учрежденного имиджмейкером Биньямина Нетаниягу Алексеем Ситниковым? И соответственно, через кого Иерусалим будет теперь тужиться «заковырнуть обратно» обманувшего надежды кандидата?

Если с помощником президента загадка открывается, то не все так просто с твиттером. РИА «Новости» специально напоминает, что президент сообщил о своих положительных ощущениях от посещения Палестины в твиттере. Стало быть, этот предмет вместе с Арнольдом Шварценеггером еще не выброшен за борт корабля. Между тем публицист Максим Соколов в эфире «России-24» подчеркивает в связи с вопросом о стипендиях, что не всякий российский студент чирикает в твиттере. Видимо, твиттер еще не решил, с кем ему быть.

Зато решила прокуратура: в ответ г-ну Дворковичу предложено завести на Ходорковского третье уголовное дело. Как раз накануне художница Екатерина Белявская предложила подарить Ходорковскому хотя бы виртуальную свободу: для этой цели нарисовав маску, которой может воспользоваться желающий перевоплотиться. Теперь узника, которому так подкузьмил Дворкович, будут катать на карусели, поить лимонадом и угощать мороженым – как японского тамагочи. Правда, замечено, что чем больше тамагочи кормишь, тем чаще он вопит и сучит ножками. Но это уже проблема опекунов. С Дворковичем хуже – зря ли он намекнул на создание министерства детского образования, которое сам бы и возглавил?

Стремление возглавить явно конъюнктурное направление охватило также вице-спикера Госдумы Жириновского – который, помнится, раньше и точнее всех спрогнозировал отставку мэра Москвы, а затем громче всех агитировал за укрупнение регионов. Упомянутый тогда газетой «Ведомости» «околокремлевский центр», прорабатывавший перекройку регионов в агломерации, отмашку в президентском послании не получил. И теперь Владимир Вольфович как бы от своего имени перечисляет отдельные этносы, наводняющие Москву – исключительно северокавказские, то есть «агломерируемые», Азербайджан ни в коем случае не трогая. И никто не может сказать, что этот отважный борец за русский народ перечит Кремлю – напротив, он развивает и дополняет тезисы совещания в Общественной палате. Только Рамзан Кадыров вспоминает – больше некому – как Владимир Вольфович мило ворковал с Джохаром Дудаевым на его территории, а заодно задает давно созревший и перезревший вопрос: а может, хватит уже этого шута держать в Госдуме?

После этого – не значит вследствие этого. Однако представить себе дагестанца, в суженном сознании которого Жириновский и Гозман символизируют Москву («проблема – Москва и Северный Кавказ, Москва и Северный Кавказ», – долбил вице-спикер своему собеседнику»), не очень сложно. И точно так же, как неудержимый Дворкович подкузьмил Ходорковскому, неудержимый Вольфович подкузьмил Шимону Пересу, ожидавшему Дмитрия Медведева в Давосе. Теракт в крупнейшем столичном аэропорту – более уважительная причина для отмены встречи на высшем уровне, чем какая-нибудь забастовка дипломатического персонала… Нам не дано предугадать, чем бла-бла jerk’а отзовется.

КРИТЕРИИ МАСШТАБА

Реагировать на jerks в любом смысле этого слова проще всего, казалось бы, обыкновенным юмором. Но только смеха не хватает, когда камера выхватывает из перспективы задымленного коридора оторванные конечности.

Депутат Гудков, основатель пропрезидентского движения «За модернизацию», давеча недоумевал по поводу инициативы коллеги Мединского: «Цены растут, провода падают, леса горят, реформы никак не можем провести. Нам что, делать сейчас нечего, кроме как затевать дискуссию опять: захоронить – не захоронить? Мы этим не остановим ни коррупцию, ни инфляцию»... Теперь уместно добавить: не только леса горят, но и аэропорты.

Если простые аргументы г-на Гудкова не приходят в голову функциональных преемников КПСС, им следовало бы, как и редакторам газет, разуть глаза и почитать форумы популярных сайтов. Где единороссов уже подозревают в том, что они присмотрели инвестора для мавзолея для решения бюджетных проблем – то есть в любом порыве этой партии усматривается сугубо сиюминутная и своекорыстная логика. Между тем, за все последствия вышеназванных проблем и за их предвыборное обострение придется отвечать именно им, за jerk-и сегодняшние и вчерашние – в том числе за одобрение смены власти в Москве, которая нанесла стране больший ущерб, чем опала Гусинского, Березовского и Ходорковского вместе взятых.

Большое видится иногда даже на близком расстоянии – как, впрочем, и мелкое. Стиль власти бывает либо большим, либо никаким, либо мелким, а окружающий мир, ничуть не отказавшись от волчьих законов, по нему и судит. То же самое происходит с общественным сознанием: оно чует масштаб за версту. Но увы, после десяти мелких дерганий даже большой и смелый поступок может быть воспринят как очередное дерганье, только в другую сторону.

Признак большого стиля – способность власти слушать людей и заставлять слушать себя, причем не по третьестепенным деталям оценочного характера, не по инициативам, являющим собой в лучшем случае символы, а по тем животрепещущим реалиям, которые касаются всех. И следовательно – способность подбирать на ключевые роли людей, которым эта функция не противопоказана. Например, на пост министра здравоохранения – кого угодно, только не страховщика, а на пост министра обороны – кого угодно, только не торговца мебелью (не потому, что это никчемная профессия, а потому, что у торговца мебелью в голове всегда сидит аксиома: лучший лес – у нас, а лучшая мебель – за границей). Между тем, несмотря на корректировки последних лет, в стране есть функции, зияющие отсутствием ведомств министерского уровня – национальная политика; железнодорожный транспорт; отношения с ближайшими соседями и соотечественниками. Пока реальность будет сама по себе, а система управления – сама по себе, стиль останется убогим, вторичным, никаким, а решения – сиюминутными, фасадными, ничего не меняющими, и не решениями вовсе, а дерганьем – jerking.

Признак большого стиля – самостоятельность не только в том, куда поехать или не поехать (особенно когда в другую страну по-хамски не пустили – см. «Ближневосточная фрустрация»). Это самостоятельность не только в дипломатии, но и во всех видах права – от жилищного до морского. Не знаю, действительно ли Госдума все свои реформы базового законодательства, как пишут на сайте «Столетие.ру», осуществляет в рамках одной программы Фонда Форда. Но по меньшей мере новый Уголовный кодекс и новый Градостроительный кодекс – в чистом виде иностранная разработка, грубо прицепленная к отечественной реальности. Между тем оба кодекса, равно как и вопиюще антисоциальный, попирающий людские заслуги и рвущий по живому человеческие связи Закон №122, равно как и закон о техническом регулировании, равно как и закон об отмене дорожных фондов, принимала Госдума с подачи партии, исполняющей функцию партии власти. И если в итоге суд, к удивлению президента, не может найти истину в уголовном производстве, а мэр города – создать приемлемую для людей среду обитания, то у этих обстоятельств есть конкретные авторы, у которых есть имена. И они заседают не в суде и не в мэрии, а в государственной Думе и Совете Федерации. И пока эти имена остаются непререкаемыми авторитетами, я не поверю в то, что наш парламент чем-нибудь качественно отличается от парламента Румынии.

Признак большого стиля – восприятие своей истории как данности, без страхов и предрассудков, и соответственно, способность вычленить в ней все, что можно взять с собой в будущее, выводить точным знанием равнодействующую добра и зла, заслуг и ущерба, измеряя масштабы предков результатами эпох, с которыми связаны их имена, а из личных ошибок и общих драм извлекать уроки, чтобы их не повторять. Хотя история – точная наука, сослагательное наклонение в ней не вредно; оно уже стало популярным телевизионным жанром – но увы, сама технология спора ведет его не к истине, а к разбеганию по лагерям. Между тем у истории нации столько же роковых вопросов, сколько в ней было поворотных точек, причем опыт каждого из этих моментов не утратил значения поныне. К примеру, может ли победить нация в мировой войне, если армией руководит родственник и соперник действующего монарха, или вместо победы получится смута? К примеру, кто больше способен сохранить мощь израненной еще более страшной войной державы – генсек, везущий из Америки опыт выращивания кукурузы, или самый знаменитый маршал войны? К примеру, что должно быть важнее для министра иностранных дел при выборе очередного генсека на Политбюро – личная дружба или личный вклад кандидата в промышленное и военное строительство? К примеру, чем оправдана передача власти заведомо более слабому преемнику, если без этого можно легитимно обойтись?

Не все болевые проблемы истории, и тем более не в любой момент, целесообразно выносить на общенациональную дискуссию. Но тот, кто взялся выполнять функцию авангарда, должен их хотя бы поставить перед собой, если действительно не хочет по тунисской схеме оказаться под обломками. Как либеральному интеллигенту впору сбрить бороденку и пообщаться с фанатами, так и – тем более – думским заседателям пора сбросить дорогие пиджачки и походить пешком по воркутинским рабочим поселкам и кавказским аулам. Так уж складывается наша общая судьба, что и людям субъективно, и нации объективно нужна только политика с большой буквы. Когда проводят в последний путь человека, которого можно будет назвать великим деятелем «Единой России», я поверю: эта партия созрела для того, чтобы хоронить Ленина.

Количество показов: 5943

(Нет голосов)