|
 Фактическое отделение Косово от Сербии ставит на повестку дня вопрос о создании там независимого государства под протекторатом НАТО. Как реагировать России на этот процесс? Принять его как данность и использовать возникший прецедент с выгодой для себя? Или решать проблемы Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии, опираясь на собственную юридическую логику, одновременно поддерживая при этом позицию Белграда?
С одной стороны, господствующий взгляд на Сербию как на естественного и «извечного» союзника России на Балканах не позволяет мириться с отторжением Косово. С другой стороны, можно встретить мнения, что узаконенная аннексия части сербской территории создает важный международный прецедент, которым можно воспользоваться к выгоде России в вопросах, связанных с некоторыми «самопровозглашенными» государствами на постсоветском пространстве. Конкретно, речь идет о возможности признания суверенитета Абхазии и Южной Осетии, отколовшихся от Грузии, и Приднестровья, отделившегося от Молдовы, с перспективой принятия указанных территорий под протекторат России и последующим вероятным их присоединением к РФ.
Чтобы разобраться в этом вопросе, остановимся вкратце на истории возникновения названных государственных образований, а также некоторых моментах использования т.н. принципа самоопределения народов в международной практике.
Государство Албания возникло после Первой Балканской войны 1912-1913 гг. в результате компромисса великих европейских держав, поддерживавших разные стороны конфликта. При невозможности удовлетворить территориальные притязания Сербии, Черногории, Греции и Болгарии к Турции так, чтобы ни одно из победивших государств не чувствовало себя обделенным, великие державы поддержали решение, согласно которому большая часть спорных земель досталась новому государству, не имевшему никаких исторических корней. Значительную роль в таком развитии событий сыграла победа Италии над Турцией в войне 1911-1912 гг. При формальном протекторате шести государств (Италии, Франции, Австро-Венгрии, Германии, Великобритании и России) над Албанией, наиболее реальным протектором постепенно становилась Италия.
В годы Первой мировой войны Албания превратилась в театр военных действий между силами двух коалиций, совершенно не обращавших внимания на такой формальный предмет, как международно признанный суверенитет Албании. Внутри Албании гражданская власть была поделена между феодальными кликами, черпавшими поддержку в низкопоклонстве перед теми или иными воевавшими странами. После войны был короткий период (1924-1928 гг.), когда развитие Албании могло пойти иным путем. В результате народного восстания государство возглавил православный епископ Фан Ноли, что само по себе было удивительно для мусульманской по преимуществу Албании! Христианско-революционное руководство Албании предприняло ряд шагов по утверждению суверенитета этого государства. Однако реакция исламского большинства похоронила возможность самостоятельного развития Албании.
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ГРАНИЦЫ И «ПРАВО СИЛЫ»
События, сопровождавшие возникновение Албании, четко показывают, что с начала ХХ века главным инструментом международной легитимации любых изменений на Балканах является согласие всех или подавляющего большинства сильных акторов международной политики. Конечно, поддержка «сильных мира сего» в любом случае является важнейшим гарантом тех или иных политических процессов. Просто в ситуации с переделкой карты Балкан, развертывающейся уже второе столетие, решающий момент внешней легитимации выражен особенно отчетливо.
Приоритет легитимации внешними центрами силы перед легитимацией по принципу «права народов на самоопределение» получил также четкое подтверждение в результатах Первой мировой войны - именно тогда, когда был провозглашен взятый в кавычки принцип. Судетских немцев не спрашивали, хотят ли они жить в Чехословакии. Решение австрийского бундесрата о таможенно-валютном союзе с Германией (еще демократической, веймарской) было аннулировано под давлением «держав-победительниц» Первой мировой. Населенная немцами Саарская область 15 лет не могла воссоединиться с Веймарской Республикой (и потом еще почти столько же времени после Второй мировой - с ФРГ). Большая часть Австрийского Тироля была присоединена к Италии (только в 1960-е годы итальянское государство признало наличие там «этнического меньшинства»). А населенная словенами область Триеста и после Второй мировой осталась под суверенитетом Италии. И т.д. и т.п.
Само Королевство Югославия, правопреемницей границ которого после Второй мировой войны стала ФНРЮ (с 1963 г. - СФРЮ), возникло в результате сложной комбинации тайных договоров держав Антанты, заключенных перед и во время Первой мировой, и соглашений, завершавших ту кровавую европейскую драму. В принципе, для победоносной Антанты не существовало легитимного препятствия, чтобы провозгласить независимую Хорватию (а также, может быть, Словению и, возможно, Боснию). Но только при одном условии - если бы в политических настроениях народов Балканского полуострова наличествовало достаточно массовое восприятие подобного политического проекта. А его не было. Сербия довольно удачно, причем страдальческим образом (четырехлетняя иноземная оккупация), сыграла роль верного союзника Великобритании и Франции. Хорватия, долго бывшая верной кайзеру Францу, притихла после поражения Восточного Райха (Österreich). Да и до Первой мировой настроения «югославянского единства» были довольно сильны. Но уже в 30-е годы прошлого века, особенно после убийства короля Александра, стремление к хорватской обособленности в первый раз возобладало над выгодами разделения власти в державе родственных народов.
Важнейшим фактором восстановления единой Югославии после Второй мировой войны явилось наличие Коммунистического Сопротивления во главе с И.Б. Тито. «Партизанская империя»[i] Тито (хорвата по национальности) была, кстати, раньше признана Западом, чем Советским Союзом, в качестве легитимного владетеля послевоенной Югославии. Когда Уинстон Черчилль узнал, что единственной силой, борющейся в Югославии против гитлеровцев, является Народно-Освободительная Армия Югославии (НОАЮ) во главе с Тито, он приказал оказывать помощь только ей, а не четникам Михайловича и не кому-нибудь другому. На замечание одного из своих советников, что «это же коммунисты», легендарный британский премьер ответил: «Вы что, собираетесь после войны жить в Югославии? Нет? Ну, и я тоже!».
УДАР ПО СЕРБАМ КАК АКЦИЯ УСТРАШЕНИЯ РОССИИ
После Второй мировой войны существование Югославии как своего рода «третьей силы» в геополитическом европейском раскладе поддерживалось «холодной войной». И характерно, что крах Югославии произошел сразу после крушения двуполярной силовой модели мировых отношений. В конце 80-х - начале 90-х годов имелось несколько вариантов развития национально-государственных отношений на Балканах. Слободан Милошевич стремился утвердить чистую национальную модель. Легко согласившись на независимость Словении, а также Македонии (этнически - Западной Болгарии, согласно еще Сан-Стефанскому договору 1878 г.!), он пытался произвести ревизию балканских границ в соответствии с границами этническими. Милошевич взял курс на создание национального сербского государства.
Но этот курс вошел в противоречие с тогдашними интересами Запада (в широком смысле). Присоединение (или хотя бы автономия) этнически сербских территорий что в Хорватии, что в Боснии, не предусматривались западными планами по обустройству Балкан. И когда в 1995 году Хорватия насильственным путем ликвидировала Республику Сербскую Краину, это вообще не вызвало никакого резонанса в «международном сообществе». Напротив, поддержка Югославией сербской общины Боснии уже в 1992 году привела к бойкоту Югославии западным сообществом. Правительство мусульманского меньшинства в Боснии было признано легитимным, а сербское большинство провозглашено мятежниками.
Совершенно понятно, что симпатии и антипатии Запада во всех этих случаях определялись конкретными интересами, среди которых далеко не на последнем месте стояло приобретение позитивного имиджа в исламском мире. В равной степени интересы католической Хорватии могли быть гораздо ближе к сердцу заатлантическим стратегам, чем интересы православной Сербии. Но отметим, что почти столетие назад упования Сербии оказывались для Запада более приоритетными, чем стремления других национальных общин Балкан, и дело тут было не только в большем международном весе России, выступавшей покровительницей Сербии (далеко не всегда к своей выгоде). Так что не следует преувеличивать роль конфессионального фактора. Он обычно не определяет, а только лишь подкрепляет уже принятое решение.
Коллективный Запад (назовем это так!) в конце ХХ века не мог не вмешаться в балканскую историю, если не хотел окончательно потерять свое историческое лицо как единственного легитиматора трансформаций европейской политической карты. Романтика евро-атлантической демократии: страдающий народ жаждет спасения, которое тут же и приходит в виде В-52, бомбящих заблудших подданных тоталитарного правителя! Сильная национальная Сербия была гораздо менее податливым материалом для «демократической переделки», чем любой из антисербских осколков бывшей Югославии. Поэтому Западом и был взят курс на легитимацию сепаратных балканских новообразований.
Кроме того, это было предупреждением в адрес России. Сербско-хорватский конфликт разгорелся непосредственно перед развалом Союза ССР, весной 1991 года. В это время уже было очевидно, что СССР переживает момент глубочайшей трансформации, если вообще способен его пережить, не умерев. В Российской Федерации набирали силу настроения в пользу создания этнически однородного Русского государства, включающего, наряду с РФ, также Беларусь и сопредельные части Украины и Казахстана. (Вспомним знаменитый проект А.И. Солженицына «Как нам обустроить Россию», опубликованный в сентябре 1990 г.). Подобное образование, возникшее на волне национально-революционных антикоммунистических настроений, было бы гораздо более жизнеспособным и адекватным вызовам внешнего мира, чем РФ образца 1991 года. Но - не возникло... И заранее заданную роль здесь сыграл спешно взятый на вооружение подход Запада: признать административные границы социалистических республик легитимными государственными границами. На примере Югославии Москве давали понять, что этот и только этот подход будет использован и по отношению к республикам бывшего ССССР.
Поэтому любые попытки самоопределения сербского народа за пределами границ «Республики Српской в составе СФРЮ» остаются пока в истории лишь как героические восстания с неудачным исходом, а сепаратистское движение албанцев Косово быстро получило квази-легитимный статус со стороны «вершителей судеб демократии» во всемирном масштабе.
ПОЧЕМУ НАМ НЕ НУЖНО ССЫЛАТЬСЯ НА «ПРЕЦЕДЕНТ ПРИШТИНЫ»
История возникновения независимых государств в ХХ веке показывает, что определяющим моментом этого процесса является легитимация т.н. «мировым сообществом», то есть центрами силы, оказывающими определяющее влияние на мировую политику. В настоящий момент в качестве таковых могут рассматриваться, очевидно, только США и, в меньшей степени, Евросоюз. Впрочем, при имеющихся частных разногласиях по отдельным вопросам, нет сомнений, что по обе стороны Атлантического океана имеется солидарность в отношении как балканских, так и российско-кавказских дел. Эта солидарность выразилась во время агрессии против Югославии в 1999 г. и продолжает регулярно демонстрироваться при решении вопросов, связанных с разделом «югославского наследства», и при обсуждении действий России на Северном Кавказе.
Чем вызвано такое отношение, которое неизбежно будет предопределять «двойной стандарт» Запада в отношении Косово и постсоветских непризнанных государств? В первую очередь тем, что ориентация кавказских новообразований и ПМР в сторону России объективно ослабляет позиции Большого Запада. Кроме того, она реанимирует принцип самоопределения наций не в качестве политической конъюнктуры, а как результат реального политического волеизъявления народов, что подрывает возможность пользоваться этим принципом для утилитарных целей сторонних акторов. Наконец (и это, быть может, самое главное), независимость Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья отзывается неприятными кое для кого воспоминаниями о величии Советской державы! А прекращение ее существования, между прочим, не зафиксировано ни одним международным документом!
Моральная сила позиций ряда непризнанных государств постсоветского пространства зиждется во многом на таком факторе, как подчеркнутое следование великодержавной традиции. В этом смысле Абхазию, Южную Осетию и Приднестровье нужно рассматривать в качестве ирредентистских образований - правопреемников исторической российской (+ советской) государственности. Сами эти непризнанные государства всячески настаивают именно на таком своем статусе. Недаром главным государственным праздником Осетии - по эту и по ту стороны Большого Кавказа - является день перехода осетин под российское подданство (1774 г.), т.е. соединение двух родственных боевых народов в одной имперской семье. Недаром главным мобилизационным мотивом ПМР всегда было следование традициям советского интернационализма (т.е. все того же имперства).
России в ее политической практике необходимо четко разделить эти два понятия: сепаратные и ирредентистские образования. Отделение Косово от Сербии, попытки отделения некоторых республик от РФ - это сепаратизм. Поддержка образования ПМР, РА и РОЮ - это ирредентизм (по аналогии с итальянским национально-освободительным движением конца XIX в.). Россия, как правопреемница СССР, имеет полное право присоединить к себе те непризнанные государства (конечно, в согласии с их волей), которые черпают притязания на свою легитимность в том, что они не участвовали в роспуске СССР и никогда не признавали на своей территории суверенитета государств, возникших в результате это роспуска.
Более того, следовало бы даже провозгласить это как доктринальный принцип российской внешней политики: все государственные образования, возникшие на территории бывшего СССР и заявляющие о своей правопреемственности с Союзом, автоматически являются находящимися в составе Российской Федерации. И ссылки на прецедент Косово тут не только не нужны, а попросту вредны, так как всегда могут быть использованы для оправдания сепаратизма, например, Чечни. Россия не может поддерживать сепаратизм. Ее действия должны быть основаны на принципиально иной посылке - на легитимном праве преемницы СССР.
Если существующее Российское государство поставит целью взять под свой суверенитет тяготеющие к ней новообразования, никакой формально-юридический аспект не сможет этому помешать. И главным образом потому, что кардинальным фактором легитимации изменений на политической карте Европы всегда были интересы и воля великих держав. Сейчас есть только три великие державы: США, ЕС и РФ. Ни первая, ни вторая, даже вместе взятые, не обладают достаточными средствами к тому, чтобы воспрепятствовать целеустремленным и твердым действиям России по исправлению политической карты ее окоема. Если бы они - такие действия - реально имели место быть.
[i] Термин взят из статьи М.В. Ремизова «Проект "государство-цивилизация"». // Конституция России. Новый строй. М.: Ин-т национальной стратегии, 2005.
|
ENG 
