 «Островной» вопрос для Пекина – это вызов не только государственной идеологии КПК, но и самому Китаю как потенциальному мировому лидеру
КАПИТАЛИЗМ, КОПИРОВАВШИЙ СОЦИАЛИЗМ
Китай всегда стремился доказать, что его современная модель развития ни в чем не уступает так называемым «молодым азиатским тиграм». Поэтому государственная пропаганда КНР не упускает удобного случая, чтобы высмеять тайваньское руководство и продемонстрировать своему населению реальные или утрированные признаки его слабости и непопулярности. В свою очередь, для США небольшой остров у побережья провинции Фуцзянь служил не только военным, но и смысловым плацдармом. «Республика Китай», провозглашенная на острове политиками и военными из разгромленной коммунистами партии Гоминьдан, несколько десятилетий исправно выполняла роль модельной демократии - системной антитезы маоизму. Столь же исправно идеологическая машина Запада культивировала образ «маленькой, но гордой» территории, застрявшей костью в глотке у «красного дракона». Со времен Антибольшевисткого блока наций эта кость с ритуальной регулярностью разыгрывалась в среде диссидентствующих интеллектуалов из более крупных, но «покоренных коммунизмом» восточноевропейских стран. Все они мечтали, вздохнув полной грудью после освобождения от постылого кураторства Москвы, воплотить у себя дома тайваньское «экономическое чудо». И все с ритуальным единогласием числили Тайвань моделью демократии, словно не замечая, что на острове, как и на материке, фактически царит монополия одной партии, и словно фрейдовский невротик, вытесняли из своего сознания тот факт, что эта партия - Гоминьдан - была когда-то основана другом и единомышленником Ленина, доктором Сунь Ятсеном.
Имя Сунь Ятсена и поныне носит центральный бульвар Тайбэя, но взаимоотношения острова и материка с мировыми державами успели существенно измениться после окончания «холодной войны». Формальная демократия, зародившись одновременно с советской перестройкой, получила развитие (хоть и весьма далекое от европейских образцов) именно после распада СССР, в девяностые годы - от первого раскола партии Гоминьдан в 1993-м до победы Чэнь Шуйбяня, кандидата от оппозиционной Демократической прогрессивной партии в 2000 году.
Становление многопартийности на острове пришлось как раз на период благодушного признания Соединенными Штатами принципа единого Китая, с явным потеплением отношений Вашингтона и Пекина при Билле Клинтоне, которого доселе не могут ему простить «ястребы»-неоконсерваторы. Тем не менее победа кандидата от ДПП была воспринята в Пекине крайне болезненно. Оказалось, что руководство КНР значительно больше устраивал привычный однопартийный режим Гоминьдана, с его жестким централизованным руководством и такими же, как в Китае, пятилетними планами экономического развития. Считается, что Пекин особенно болезненно отреагировал на инициированный Чэнь Шуйбянем роспуск Совета по воссоединению - бюрократической структуры, существовавшей со времен «холодной войны». Фактически еще более неприятным сюрпризом для КПК явился новый образец островного паспорта, где вместо слова «Республика Китай» значилось «Тайвань».
ОСТРОВ С ПИРАТСКИМ ПРОШЛЫМ
Новая самоидентификация Тайваня вызывает в Пекине множество неприятных исторических аллюзий. Остров Тайвань, округлый и покатый, как скользкая рыба, веками находился на пересечении интересов и аппетитов многих держав. Политически интегрированный в состав Китая в период династии Минь, он впервые «провозгласил независимость» уже в 1662 году, когда бывший пират Жэнь Чэнгун, возведенный в ранг командующего флотом, отказался подчиниться новому императору из династии Цин и основал здесь суверенное «королевство Дуньнин». Остров послужил для него таким же убежищем и таким же политическим оплотом, как почти три столетия спустя для Чан Кайши. Империи Цин потребовалось больше двух десятилетий, чтобы захватить остров и расправиться с самозванцами, для надежности отправив офицеров Жэня в ссылку в северные провинции.
Разгромить опальное войско, впрочем, оказалось куда легче, чем справиться с самим пиратством. Криминальные традиции, зародившись еще в период борьбы за остров между голландцами и японцами, благополучно дожили до сегодняшнего дня. Наследники пиратов вновь воспользовались слабостью империи в 1894 году, провозгласив на Тайване первую в Азии республику. Вместе с японскими войсками, спустя год высадившимися на острове, пришла знаменитая «якудза», от которой берут начало многие нынешние кланы тайваньской мафии. Американцы, занявшие остров в 1945 году, тут же столкнулись с «народным» бунтом, предлогом к которому послужил арест местного «сигаретного барона». Именно массовое неповиновение, вдохновляемое теневиками, заставило американцев еще до коммунистической революции в Китае официально ввести на острове военное положение, которое просуществовало до 1987 года.
ГОМИНЬДАН И ЯКУДЗА
Тайвань двадцатого столетия, несомненно, войдет в историю как один из самых дорогостоящих американских проектов. Традиции тайваньского общества не очень благоприятствовали превращению острова в «государство-витрину». Только жесткий режим военного положения и полный контроль над общественностью и прессой мог создать условия для широко разрекламированной модернизации - то есть для предоставления Тайваню особого места в мировом разделении труда. Во всяком случае, без диктатуры не состоялась бы радикальная аграрная реформа, осуществленная в интересах более «продвинутых» городских кланов в ущерб «отсталым» землевладельческим. Ее движущей силой, разумеется, были не «гарвардские мальчики», а гоминьдановский военно-политический аппарат. Американские концерны были только заказчиками полицейских трансформаций, целью которых было высвобождение сельской рабочей силы для найма в городские сборочные производства, перешедшие с текстильной и обувной специализации на сборку деталей для компьютеров.
Модернизация тайваньской модели, как и южнокорейской, была предпринята как по чисто экономическим (аутсорсинговым) соображениям, так и по сугубо политическим мотивам. К середине семидесятых годов уже была известна «ахиллесова пята» коммунистической экономики - ее отставание в области электроники массового потребления. Специализация цехов изменилась; «цеховики» остались прежними.
Под «крышей» партии Гоминьдан, по данным современных авторов, благополучно сосуществовали представители семей «якудзы» с наследниками шанхайского «Зеленого синдиката» (Цин бан), с которыми партия наладила партнерство еще в период борьбы с имперской властью. Тот же Цин бан был востребован Гоминьданом для расправы с шанхайскими коммунистами в 1927 году, после чего три мафиозных лидера были назначены советниками Чан Кайши в чине генерал-майоров. При военном режиме на откуп теневиков были практически отданы выборы в местные муниципалитеты, что благоприятствовало сращиванию капитала местных группировок с местным бизнесом. Переход этого бизнеса на электронные рельсы принес теневым менеджерам баснословные прибыли.
Теневую сторону тайваньской модели мировая пресса десятилетиями игнорировала. Криминальные сети если и описывались в литературе, то под деликатным псевдонимом «вертикальных фракционных сетей». Имелись в виду теснейшие связи между кланами гоминьдановских партийных деятелей с местными группировками.
Неприглядная изнанка тайваньского процветания в искусственно созданной технологической нише впервые приоткрылась в 1984 году, когда в США был убит тайваньский диссидент Цзян Нань. Оказалось, что покушение было исполнено мощнейшей группировкой под названием «Союз бамбуковой рощи», а заказано тогдашним главой тайваньской военной разведки Ван Силином. Однако о масштабах деятельности теневиков стало известно много позже.
В условиях централизованного управления основным источником дохода теневиков был хорошо знакомый российскому читателю «распил» бюджетных средств. Мафия особенно охотно паразитировала на распределении подрядов на общественные работы. Только в июне 2000 года новый министр юстиции Чэнь Диннань признал, что коррупция при использовании государственных средств ежегодно поглощала 510 миллиардов тайваньских долларов (около 17 миллиардов долларов США), то есть почти треть всех государственных расходов. Оказалось, что только на ликвидации последствий землетрясения 1999 года мафия «заработала» свыше 32 млрд тайваньских долларов.
МИФ О ОБРАЗЦОВОЙ ЭКОНОМИКЕ
Вплоть до сегодняшнего дня особо истовые поборники «тайваньской модели» противопоставляют Тайвань Южной Корее с ее семейными концернами (чеболями), утверждая, что Тайвань, в отличие от прочих «азиатских тигров», именно благодаря «чистоте» своей экономики не пострадал от финансового кризиса 1997 года, а напротив, вышел из него с некими уникальными преимуществами.
Фактически за вторую половину 1997 года падение экономики Южной Кореи составило 49% ВВП, а Тайваня - 41%. Незначительное преимущество состояло лишь в том, что в Корее под ударом кризиса оказались гиганты автомобильной и химической индустрии, а тайваньские производители винчестеров, материнских плат и электронных чипов в основном уцелели, благо падение курса местной валюты меньше сказывалось на сбыте относительно дешевой и повсеместно востребованной продукции.
Именно азиатский кризис привел в итоге к смене власти на острове. Вообще-то он мог бы вовсе обойтись без политических последствий, если бы не предпринятая накануне самой правящей партией демократизация. Отпущенная на свободу общественная мысль озаботилась, естественно, проблемами коррупции, семейственности и прочими родимыми пятнами пресловутой партократии. На этом и погорел Гоминьдан, добрых полвека служивший американскому политическому хозяину в роли руководящей и направляющей колониальной силы.
ПЕРЕСТРОЙКА НАЧАЛАСЬ, «ПРОЦЕСС ПОШЕЛ»
Еще совсем недавно Тайвань был образцовой колонией двадцатого века. Им управляли «сукины дети, но наши сукины дети», управляли безусловно творчески, как того и требовал статус главной «витрины капитализма» в Азии. Поголовное обучение сборочному ремеслу, над которым умиленно ахали восточноевропейские интеллектуалы, обеспечивало прибыль корпораций-заказчиков и способствовало накоплению мощного собственного капитала.
Восточная Европа так и не дождалась эксклюзивного «витринного» статуса, а Тайбэй его потерял. Оттепель после «холодной войны» сыграла злую шутку с претендентами на особые геополитические роли. Та же самая оттепель была зорко воспринята в Китае как повод для собственной творческой трансформации. Когда по воле и замыслу Дэн Сяопина в Китае была сделана ставка на те же сферы экспортного производства, отставание Тайваня с его процентом «отката» на единицу продукции было предопределено.
Сегодняшние геополитические реалии, казалось бы, делают роль «витрины» еще более актуальной в контексте американо-китайского противостояния. Однако время упущено. Благодушный выбор в пользу демократизации свел на нет те несомненные преимущества, которыми располагал «маленький, но гордый» ручной тигр.
В этом, очевидно, и кроется основной мотив «изменения концепции» Тайваня как геополитического инструмента. Его стратегическая роль остается неизменной, но Пентагон уже не рискует поставлять Тайваню лучшие образцы вооружений. Не из страха перед Пекином, а из-за отсутствия гарантий в том, что высокоточное оружие не попадет, в силу нарастающей политической неуправляемости, не в те руки.
В начале июня этого года Чэнь Шуйбянь в результате криминального скандала был вынужден отказаться от части своих полномочий в пользу премьер-министра. Похоже, Тайвань постепенно скатывается до не особо почетного статуса типовой, а не модельной демократии. Чтобы вернуть его на прежние гоминьдановские рельсы, потребовались бы такие расходы, каких сегодня не может себе позволить американский бюджет.
Как говаривал Михаил Сергеевич, процесс пошел. Гигантские состояния, извлеченные из былой особой функции острова, вкладываются в экономику материка. Единственным средством удержания Тайваня от поглощения Китаем является его «тайванизация» - формирование мифа об особой нации, с историческими ссылками на пиратское королевство Жэня Чэнгуна и недолговечную «республику Формоза».
Внешнеэкономическое влияние обновленного Тайваня уже деятельно выполняют теневики из «Союза бамбуковых рощ», «Союза четырех морей» и прочих группировок, вздохнувших полной грудью после освобождения от опостылевшего кураторства одной партии. Их расцвет, закономерно совпавший с бумом развлекательного бизнеса, проституции и наркоторговли на острове, сегодня беспокоит Пекин больше, чем военный потенциал Тайваня.
«ТИГР» ПРЕВРАЩАЕТСЯ В «ЗМЕЮ»
Превращение «тигров» в труднопредсказуемых змей - новый вызов для китайского дракона. Вызов, с которым невозможно справиться традиционными военными и экономическими средствами.
В Пекине внимательно прислушиваются к рассуждениями тайваньских «демократических прогрессистов» о будущем «множестве разных Китаев» на азиатском пространстве. Такое множество уже не раз возникало, всегда было связано с аппетитами регионального криминалитета и всегда оборачивалось большой кровью.
Так что делать с тайваньской змеей, реинкарнировавшей из тигра - пытаться проглотить или ждать укуса?
Тайваньский вопрос для Пекина - это не столько вызов государственной идеологии, сколько вызов Китаю как таковому, индикатор его силы или слабости. Его значение выходит далеко за рамки «борьбы двух систем» и даже проблем двадцатого века. Это вопрос о способности китайской сверхдержавы удерживать, сплачивать и направлять гигантскую человеческую массу, от решения которого зависит будущее не только КНР, но и всей Евразии. Ни больше ни меньше.
P.S.
15 сентября, когда эта статья уже была подготовлена к публикации, РИА «Новости» сообщило о том, что тайваньские власти всерьез рассматривают возможность подачи заявки на вступление в ООН в 2007 г. под именем «Тайвань», а не «Китайская Республика», как в предыдущие годы. Об этом заявил официальный представитель министерства иностранных дел Тайваня Люй Цинлун. По словам тайваньского чиновника, с таким заявлением 14 сентября выступил президент Тайваня Чэнь Шуйбянь в ходе интернет-пресс-конференции с американскими журналистами. «Мы всерьез рассматриваем вопрос об изменении названия с «Китайская Республика» на «Тайвань» при подаче заявки на вступление в ООН в следующем году», - заявил официальный представитель Тайбэя. Итак, кризис вокруг Тайваня вступил в новую фазу. Продолжение следует.
|
ENG 
