Секулярный национализм может стать одним из факторов геополитического распада страны
ИДЕЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИЗБРАННОСТИ
До ХХ века русское национальное самосознание носило религиозно-имперский характер. И лишь относительно недавно мы стали свидетелями рождения абсолютно нового «русского национализма», утратившего свои традиционалистские основания.
В наше время русский национализм набирает политические обороты и дискуссия вокруг него усиливается. Мы имеем дело с совершенно новым явлением секулярно-демократического русского национализма, проявленного как в буржуазном национал-либерализме, так и в откровенном этническом нацизме. Для России самое деструктивное, что есть в этих двух связанных между собой явлениях, - это антиимперский, узкоместнический дух, который Николай Трубецкой удачно назвал «великорусским сепаратизимом». Это явление - объективно и неизбежно, оно продиктовано самим фактом существования Российской Федерации как государства, отказавшегося от значительной части своей бывшей территории, как государства, которое смиряется со своим распадом.
Любой национализм неизбежен до тех пор, пока есть его онтологический субстрат - нация. Другой вопрос, что этот национализм может и не знать о том, что он национализм, не осознавать себя таковым. Именно в таком бессознательном состоянии пребывал национализм европейских этносов до эпохи Нового Времени, то есть до начала формирования "национальных государств". Национализм как идеология возможен только тогда, когда нация (в лице своей национальной элиты) начинает обосновывать свое существование не посредством самой себя ("мы хотим жить, потому что мы хотим жить"), а посредством над-национальных, универсальных ценностей ("мы хотим жить, потому что в этом есть смысл для других"). Поэтому любая, даже самая маргинальная националистическая идеология цепляется за хоть какие-то внешние аргументы, убедительные для других. В этом состоит внутреннее напряжение любой националистической идеологии: ставя в центр внимания права и интересы отдельной нации, она все время должна эти права и интересы оправдывать в глазах других.
Религия Моисея, ветхозаветный иудаизм, дал повод древним евреям породить первую в истории мира ярко выраженную националистическую идеологию избранного народа. Вот эта идея национальной избранности стала парадигмальной для всех идей национальной исключительности в будущем, так что любая попытка предложить такую идею любому народу остается ничем иным как идеей "Нового Израиля". В случае ветхозаветного иудаизма представление о Боге содержало мощную тенденцию выхода за пределы любого племенного начала: к идее Бога универсального, Бога над-племенного, Бога всех и для всех, определяющего, кто избран, а кто нет.
В этом плане столь антисемитский по своему содержанию германский нацизм был лишь извращенным потомком ветхозаветной идеи национальной исключительности. Однако столь сложнородственное наследие было возможно только в том случае, если между теологической универсалией Ветхого Завета и банальным языческим эгоцентризмом немецких «наци» было необходимое опосредующее звено, определившее всю специфику европейского самосознания - особым образом воспринятый христианский национализм Средневековья и Нового Времени.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР КАТЕХОНА
Библейская идея «избранного народа» только в том случае могла иметь успех у языческой Европы, если бы Европа перестала быть языческой, то есть приняла эту идею через Христианство. Как принявший Христа Израиль стал «Новым Израилем», так принявший Христа Рим стал «Новым Римом», что в политической плоскости имело прямые последствия: оказалось, что миссия Израиля (избранного народа) и миссия Рима (избранного государства) наследуется, передается, а следовательно, ее можно присвоить силою меча или силою мысли.
Канонически «Новым Римом» оставалась православная Восточно-Римская Империя (Византия), основанная первым, принявшим Христианство, римским императором Константином Великим. В новозаветной традиции есть даже особое специальное обозначение такого канонического государства (и государя), который должен был бы удерживать антихриста перед его приходом в мир: «Катехон» (из 2-го Послания апостола Павла к Фессалоникам). Немецкий теоретик права Карл Шмитт писал по этому поводу в 1847 году: "Необходимо мочь назвать Катехон для каждой эпохи. Это место никогда не пустовало, иначе мы бы не могли существовать. Каждый великий император христианского Средневековья считал себя с полной верой и сознанием Катехоном, и он действительно был им. Невозможно написать историю Средних веков, не видя и не понимая этот центральный факт. Есть эпизодические, временные, частично фрагментарные обладатели этого задания".
На протяжении всего Средневековья и на православном Востоке, и на католическом Западе доминировала идея национально-государственного избранничества, и среди многих народов возникал соблазн считать себя Новым Израилем, и среди многих государств возникала уверенность в своем «катехоническом» назначении. В русской традиции это мессианское самосознание появилось очень давно, вскоре после принятия Христианства, когда в XI веке уже первый русский митрополит Илларион Киевский в своей книге "О Законе и Благодати" пророчествует русским стать первенствующим из христианских народов. И когда в середине XV века падает тысячелетняя Византия, только Московская Русь остается единственным независимым православным государством в мире, отчего и возникает идея Москвы как Третьего Рима. За этим следует установление в XVI веке Царства и Патриаршества. Так возникает особый, мессианский великорусский национализм, абсолютно религиозный и абсолютно имперский по своему духу.
Все последующие внутренние конфликты русских - это конфликты внутри русского национализма, внутри различных путей понимания его содержания и сущности. До ХХ века русский национализм продолжал быть «средневековым», то есть религиозно-имперским по своей природе, и только совсем недавно мы увидели рождение абсолютно нового русского национализма, утратившего свои традиционалистские основания, национализма современного, секулярного республиканского государства.
ЭРА ПОЛОСАТЫХ ФЛАГОВ
Новый национализм - это национализм Новой Европы, новоевропейский национализм, отказавшийся от религиозных универсалий Церкви и Империи. У этого национализма есть даже год своего рождения, 1648 год, когда после затяжной тридцатилетней «войны всех против всех» (Гоббс) Вестфальским мирным договором было установлено, что отныне все европейские государства руководствуются не религиозным, католическим, а новым, секулярным международным правом. И потому никого больше не интересует ваша вера, а интересны только четко очерченные границы вашего «суверенитета» и ваша готовность участвовать в международных отношениях на новых, светских основаниях. Универсалия религиозного права, основанного на Откровении, была заменена универсалией атеистического права, основанного на «общественном договоре». Кстати, с европейских знамен стали снимать церковные символы и монархическую геральдику, дабы никого не смущали, и оставляли только их расцветку - так возникли новые полосатые флаги-индексы. Появилось первое светское государство - "Соединенные Провинции" (нынешние Нидерланды), красно-бело-синий триколор которого взял Петр I для нашего коммерческого флота, поменяв в нем только расположение полосок...
С концом Первой мировой войны, когда в Европе исчезли четыре империи, имевшие религиозно-политический статус, принцип светского национального государства ("Государства-Нации") стал доминирующим. Именно таким государством должна была бы стать РСФСР, объединяющая вокруг себя национальные республики в единый Советский Союз. Однако, чрезвычайно важно отметить, что если эти самые новоявленные советские республики начали вырабатывать в себе самосознание самостийных этнических государств, то великоросская РСФСР осталась наследником имперского центра. Русско-советский экспансионизм ХХ века был усеченной, лишенной своего религиозного основания, новой исторической версией традиционного русско-имперского мессианства всех предыдущих веков. Поэтому строго анти-националистическая политика советского воспитания была связана не только с его интернационально-коммунистической, идеологической основой, но и с естественным для великорусского самосознания имперским, вселенским пафосом. И только когда в 1991 году СССР распался, а на место РСФСР пришла Российская Федерация, первое в истории России великорусское государство с не-имперской идеологией, возникли основания для нового, секулярного русского национализма.
Конечно, с первых лет существования РФ новый русский национализм казался весьма маргинальным и неорганичным явлением, почему его политические воплощения, как правило, были вопиюще неадекватными. Либералы-космополиты тогда считали, что с исчезновением имперского государства скоро исчезнут любые проявления русского национализма вообще. Однако господа либералы просчитались: они не учли того, что с исчезновением идеократической основы российской государственности, правой («Третий Рим») или левой («Третий Интернационал»), ее последним основанием остается этнонациональный субстрат - русская нация. В этом заключается корневая родственная связь между национализмом и демократией. Политолог Гия Нодия по этому поводу сказал, что «идея национализма невозможна - даже теоретически - без идеи демократии, и демократия никогда не существовала без национализма».
Название нового государства не абстрактно, его полноценным правовым синонимом является имя конкретной страны - Россия, и поэтому вместе с заменой имперской правовой универсалии на либеральную параллельно произошло никем не предвиденное обращение народа к узконациональному основанию самой государственности: вместо «безличного» СССР появилось личное «Россия» - и в этом сходятся как национал-либералы, так и откровенные нацисты. Еще в 90-е годы это обстоятельство было не так очевидно, но вот уже в 2000-е годы, когда подросло первое пост-советское «свободное» поколение русских, не прошедших советскую школу интернациональной морали, это обстоятельство породило такой социальный феномен как новый русский национализм.
ЗАПЕРТЫЙ В СЕБЕ НАЦИОНАЛИЗМ МУТИРУЕТ В НАЦИЗМ
Новый национализм, точно названный «национализмом РФ» или «национализмом триколора», является национализмом новых великороссов, считающих, например, малороссов и белорусов чужими, инородцами, иностранцами... Естественно возникает желание воспротивиться такому извращенному национализму, но прежде, чем попытаться победить противника, нужно понять его правду. Нужно точно определить для себя, что кажется нам неприемлемым - национализм как таковой или его извращение? Глубинная правда любого национализма заключается в естественной потребности национальной идентичности.
Сам национализм есть ничто иное как активное переживание своей национальной идентичности. И у русских как Нации, сколь бы сложной ни была их культура и их этногенетический состав, безусловно присутствуют определенные параметры своей конкретной национальной идентичности, хотя бы методом исключения: если существует «не-русское» (и «не-русские»), значит существует «русское» (и, соответственно, существуют «русские»). Это - первая правда русского национализма. С моей точки зрения, русскость немыслима вне трех исторически определивших ее качеств: 1) русского языка, 2) русского государственного самосознания, и, наконец, 3) русского Православия как традиции, создавшей эту саму государственность и этот самый язык. Однако сегодня мы можем встретить экстравагантную точку зрения, что вся эта тысячелетняя основа не столь важна для русского самосознания, как важен некий этнический субстрат, который, видимо, оставался неизменным и политически идентифицируемым всю эту тысячу лет. Новые секулярные националисты, таким образом, борются со всей тысячелетней историей России и фактически отменяют собственную идентичность. Можно ли сказать тогда, что на этом их правда заканчивается и начинается откровенный нацизм? Нет, потому что остается последняя, достаточно беспомощная за отсутствием универсальных оснований (универсальной религии и государственности), но живая потребность Нации чувствовать себя хозяином на собственной земле.
Сермяжная правда русского этнического национализма заключается в том, что какие бы мессианские и имперские проекты, да вообще любые проекты, ни проходили на этой территории, они всегда будут проходить за счет русских. И эта объективная правда накладывается на субъективную правду о том, что каким бы замечательным ни было Российское Государство (а оно по многим основаниям было всегда весьма замечательным), заподозрить его в адекватном уважении к своему собственному русскому населению нельзя. Это - вторая правда русского национализма. Это трагическое обстоятельство усугубляется тем фактом, что по крайней мере со времен Петра I российская власть всегда была чужда своему русскому населению по многим возможным основаниям, хотя императоры лично обычно не желали такого отчуждения, но сама парадигма, заложенная Петром, не позволяла им преодолеть это отчуждение. В итоге в русской национальной субкультуре сложилась традиция своеобразного сопротивления собственной государственности, понимаемой как не-русской, если не прямо анти-русской, что породило эксцессы особого русского «национал-анархизма». Именно благодаря этой порочной традиции (хотя не только) было возможно разрушение Российской Империи, Советского Союза и надвигается угроза распада Российской Федерации: сами русские уже не могут чувствовать себя живым материалом для строительства очередного евразийского государства.
Таким образом, первое, что необходимо понять в отношении русского национализма, - это его историческая неизбежность. Любая политическая сила рано или поздно будет вынуждена учитывать этот объективный фактор. И речь идет именно о национализме, а не о нацизме: в России невозможно никакое, даже слабое подобие нацистского государства по всем возможным причинам. Поэтому те, кто сегодня пугают нас «коричневой угрозой», только подменяют реальную проблему придуманной. А реальная проблема заключается в том, что нормальному, органичному, культурному русскому национализму, укорененному в мессианско-имперской традиции Великой России, не дают проявить свою политическую волю, чем только способствуют его внутренней мутации в сторону агрессивного этнического национализма. Что же касается самого агрессивного этнонационализма, всегда балансирующего на грани банального нацизма, то он опасен вовсе не своими перспективами «прихода к власти», которых в России у него нет, а своей возможностью стать центральной шестеренкой в общем механизме геополитического распада России.
Чтобы этого не произошло, наше государство должно осознать, что каким бы приятным оно ни хотело казаться для всего внешнего мира и для всех своих гостей, оно в первую очередь должно быть приятно подавляющему большинству своего населения - русским. Это означает, во-первых, соблюдение конкретных приоритетов в сфере культурной политики, то есть открытую аффектацию тех самых параметров национальной идентичности, о которых говорилось выше, а во-вторых, пересмотр своей политики в сфере этнической иммиграции и инокультурных влияний. Наконец, это означает полную легализацию русского политического национализма как неизбежного и необходимого явления в любом уважающем себя национальном государстве.
|
ENG 
