29.12.2006

Сергей Антоненко

БИТВА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

150 лет назад закончилась Крымская война

РЕПЕТИЦИЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

Крымскую войну сегодня не зря называют «протомировой» – войска трех империй атаковали Россию по всему периметру ее границ, на юге, Кавказе, Балтике, у стен Соловецкой обители, на Дальнем Востоке. Однако глубинный смысл вооруженного противостояния нашей страны с большей частью тогдашнего «цивлизованного» (и не очень цивилизованного) мира едва ли понятен большинству наших современников.

И вряд ли у кого-то из нас, воспитанных на советских штампах об априорно «агрессивной политике капиталистических держав» отложился в сознании тот факт, что в числе как минимум главных причин войны был чисто религиозный, а никак не политико-экономический момент – т.н. «Вопрос о Святых местах», проблема статуса православных святынь Ближнего Востока и защиты прав православного (в Палестине в основном арабского) населения.

Концентрация внимания вокруг именно этого, глубинного измерения событий 1853–1856 годов стала главным итогом Международной конференции «Крымская (Восточная) война в культурной памяти народов России и мира», состоявшейся недавно в Москве по инициативе Центра национальной славы. Напомним, что уходящий 2006 год – юбилейный: 150 лет назад в Париже был подписан трактат (мирный договор), завершивший эту кровавую войну, которая во многом приоткрыла «ящик Пандоры» последующих глобальных конфликтов.

Дореволюционные русские историки в унисон с западноевропейскими окрестили Восточную/Крымскую войну битвой «за Ясли Господни». Ее можно было также назвать «войной за гаремы», так как со второй половины 40-х годов XIX века русская дипломатия и лично император Николай Павлович хотели выкупить у древнего мусульманского рода Аламии недвижимость на крыше Храма Гроба Господня. В наследственном владении этого семейства находились также гаремные помещения, весьма смущавшие греческих монахов...

Неужели кто-то сегодня скажет, что по таким причинам войны не начинаются?! Напротив – именно по таким причинам они чаще всего и начинаются, и нынешнее предгрозовое положение на планете – лучшее тому подтверждение. Чтобы понять атмосферу тотального унижения православных христиан в Оттоманской империи, достаточно вспомнить один факт: вплоть до 1853 года османские эмиссары не отказывали себе в удовольствии попить шербета, отведать восточных сладостей и выкурить трубку в Храме Гроба Господня.

Вопрос о Святых местах как «казус белли» Крымской войны детально исследован востоковедом-арабистом М.И. Якушевым, одним из организаторов и наиболее ярких докладчиков московского форума. Историк приводит документальные данные, показывающие, как завязывался неразрешимый узел противоречий вокруг святынь Вифлеема и Иерусалима. Миссия британско-прусского посланца, протестантского епископа Михаила Соломона, уполномоченного «привести иудеев Иерусалима ко Христу»; нападение францисканцев на греческое духовенство и армянских священнослужителей в храме Рождества Христова (в результате чего с православного алтаря была похищена серебряная звезда); спор о том, кому – поддерживаемым Францией католикам или покровительствуемым Россией православным – реставрировать треснувший купол Храма Гроба Господня; такой же спор вокруг владения ключами от главных ворот Вифлеемского храма…

 

ТУРЦИЮ ЗАСТАВИЛИ ПОЙТИ НА УСТУПКИ

Межцивилизационный раскол, чреватый тотальной войной, открывается, как застарелая рана, от неосторожного движения. А о том, что Восточная война была прежде всего конфликтом цивилизаций, пишут многие – и отечественные исследователи, и, например, Генри Киссинджер. У нас есть хороший повод осмыслить урок этого столкновения, и постараться никогда больше не допустить того, чтобы Запад и Восток «пришли к нам, и нас победили» (А. Апухтин).

Нельзя не отметить и такого крайне любопытного факта: обстоятельства сложились так, что сегодняшняя евроинтеграция Турции имеет своим истоком ее фактическое поражение в Крымской войне. Поражение в главном – в возможности не замечать «райи» (стада) иноверных подданных. По окончании военных действий султан торжественно признал (и ему не оставалось ничего иного) права христиан – и католиков, и православных – в своей империи; логикой истории он теперь был вынуждаем к этому уже не одной Россией, но и своими недавними союзниками. Императорский Манифест об окончании войны подчеркивал условный характер «европейскости» Турции: «Будущая участь и права христиан на Востоке обеспечены. …Вследствие сего действия справедливости, Империя Оттоманская вступает в общий союз Государств Европейских».

В итоговом заявлении, выработанном участниками конференции отмечается, что «Крымская (Восточная) война 1853–1856 гг. явилась первой для эпохи индустриального общества войной мирового масштаба; она затронула проблемы духовно-религиозного и цивилизационного уровня стран Западной Европы, России и Ближнего Востока». Это была, по крайней мере, одна из первых войн, в которых была резко выражена ориентация на массовое убийство с помощью новейших технологий. Характерный пример: в России только после окончания военных действий узнали из откровенной и неосторожной статьи в британском «Mechanic Magazine» о проекте адмирала Дендональда удушить русские войска, оборонявшие Севастополь, газами, которые получатся от подвезенных и внезапно подожженных двух тысяч тонн угля и 500 тонн серы. Проект рассматривался специальной комиссией, но так и не был осуществлен. Упомянутый журнал признавался, что, пожалуй, можно назвать такие мероприятия бесчеловечными, но что же делать, если люди хотят воевать?..

Еще один важный момент – Крымская война выявила совершенно новую роль прессы и СМИ. Выражаясь современным языком, на полях европейского PR Российская Империя потерпела поражение. На конференции были озвучены крайне любопытные сведения о том, как турецкие агенты (кстати, лица вполне «восточной» национальности) выступали в качестве «независимых журналистов», «экспертов и аналитиков» по региону, «объективно и бесстрашно» разоблачавших захватнические планы «русского медведя». Россия же в ответ вяло отбрехивалась… Османские деньги плюс английский газетный профессионализм оказались эффективной формулой пиара. Правду о Восточной войне в Европе тогда писали считанные единицы, в частности – бельгийский журналист Виктор Жоли.

 

ЭТО БЫЛА РЕЛИГИОЗНАЯ ВОЙНА

Пожалуй, это была последняя война, исполненная истинно средневековой воинской доблести. Об античном героизме защитников города – наследника Херсонеса написано немало, эта тема не была запретной и в советское время, во многом благодаря сталинскому историку, академику Е.В. Тарле. Воздадим должное и неприятелю: в его рядах тоже не до конца истаял подлинно кшатрийский дух. Приведу один эпизод, описанный дореволюционным историком Н.Ф. Дубровиным. 27 августа 1855 года, во время решающего натиска противника на позиции защитников Севастополя, из двенадцати атак в различных пунктах одиннадцать было отбито, и только одна, на Малаховом кургане, была удачна для союзников. Здесь сыграли свою роль не только стратегическое преимущество, но и воодушевление атакующих. Свежие французские войска под огнем подходили для штурма и вступали на курган по переброшенным через ров мостам. Во рву сидели французские музыканты и играли марш. «Редко кому удавалось слышать музыку при такой обстановке», – замечает Н.Ф. Дубровин. Несмотря на ожесточенное сопротивление защитников, менее чем через полчаса после начала штурма Малахов курган находился во власти французов…

Очевидно, было какое-то трудно постижимое духовное созвучие в устремлениях романовской России и Франции Наполеона III. Именно для этих двух империй Крымская война была прежде всего битвой за святые места, а уже потом – за всевозможные геополитические преференции. Ожившая после унижений, увидевшая в племяннике Наполеона противоположность его корсиканскому дяде, католическая Церковь воспряла духом при известиях о «новом крестовом походе». Архиепископ Парижский кардинал Сибур провозглашал: «Война, в которую вступила Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная. Это не есть война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина, угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь, укротить, сокрушить ее. Такова признанная цель этого нового крестового похода и такова же была скрытая цель и всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом».

В горниле войны Россия избывала наследие безверного XVIII столетия. Есть глубокий символизм в том, что крымская кровавая страда соединила две личности, достойные служить яркими образами своих эпох. Главнокомандующий светлейший князь Александр Меншиков – выходец из куртуазно-циничного века Екатерины Великой. Мужественный воин, злой и насмешливый острослов, фактический атеист – он остался в исторической памяти как едва ли не главный виновник всех неудач войны, хотя скрупулезный анализ событий не может подтвердить столь убийственный приговор.

Высокопреосвященнейший Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический – личность совершенно иного ряда. «Крымский Златоуст», неутомимый вдохновитель защитников города, именно он 27 июля 1854 года освятил закладку храма святого князя Владимира, ставшего усыпальницей российских адмиралов. При заложении храма святитель произнес следующие слова, открывающие смысл православного сопротивления «новым крестоносцам»: «Здесь купель нашего крещения, здесь начало нашей священной истории и народных преданий. Уступить после сего страну эту кому бы то ни было, значило бы для России отказаться от купели своего крещения, изменить памяти святого Владимира… Такова, говорю, сила и таков смысл нашего священнодействия по отношению к врагам нашим!»

Служение воина для владыки Иннокентия было равнозначно аскетическим духовным подвигам. Святитель так обращался к гарнизону Севастополя: «Не поучение говорить вам мы прибыли сюда, нет, мы явились учиться у вас, славные защитники града, учиться, как исполнять заповедь Христа Спасителя: “Оставь отца, матерь твою и дом твой, возьми крест и гряди по Мне!” Впредь, поучая паству свою, мне не надобно далеко искать примеров добродетели; я скажу им: “Иди в град сей и поучись у первого встречного из братий твоих – защитников веры и мест, откуда впервые разлилось православие на родину нашу, – пади ниц, место бо сие свято есть”». Святитель Иннокентий Борисов – один из предтеч того духовного возрождения, которое на излете исторической России, в конце XIX – начале XX века, открыло и просветлило многие сокровенные смыслы русской Традиции.

 

ПРОИГРАЛА ЛИ РОССИЯ?

Парижский мир, завершивший войну, никак не прочитывался как поражение России. Французский дипломат барон де Буркнэ говорил после прочтения подписанного сторонами трактата: «Никак нельзя сообразить, ознакомившись с этим документом, кто же тут победитель, и кто побежденный». Необходимо заметить, что во многом такому повороту дел способствовала позиция Франции: Наполеон III почувствовал в России близкого по духу партнера, и даже будущего союзника (альянс между Россией и Францией стал реальностью тридцать лет спустя после окончания Крымской войны, во времена Александра Третьего)

Англия и Австрия (не участвовавшая в войне и по-мелкому пакостившая России), напротив, были разочарованы и раздражены. На переговорах австрийский уполномоченный граф Буоль выразил свое возмущение, сказав, что русский посланник граф Орлов держит себя как представитель не побежденной, а победившей державы. На это Орлов тут же заметил, что это происходит от того, что русские вообще не привыкли быть побежденными, а вот другое дело австрийцы: их всегда колотили, и поэтому они не привыкли ни к чему другому, как только к поражениям.

Согласно Парижскому трактату, поставившему точку в истории Крымской войны, Черное море было объявлено нейтральным, военно-морские силы России и Турции были уравновешены и ограничены (по шесть средних и четыре легких судна с каждой стороны). Однако не прошло и полутора десятилетий, за время которых по словам князя А.М. Горчакова, «Россия сосредотачивалась», как военная база в Севастополе и мощный Черноморский флот были воссозданы. В территориальном плане мы потеряли устье Дуная с городом Тульчей – земли, всего за несколько десятилетий до этого присоединенные к империи. Территория эта передавалась княжеству Молдавскому, находившемуся тогда под управлением Блистательной Порты. Пройдет немного времени, и Молдавия (ничего общего не имеющая с современной «Молдовой», благополучно пребывавшей в те времена под скипетром Императора Всероссийского с именем «Бессарабия») окончательно объединится с Валахией. На карте появится новое независимое православное государство – Румыния… И, Божьим судом, устье Дуная не стало причиной возникновения исторических споров России с братским единоверным румынским народом.

Парижский мир утвердил автономию дунайских княжеств и Сербии (гарантировалось «независимое и национальное управление и полная свобода вероисповедания, законодательства, торговли и судоходства», под чисто эфемерной властью султана). Мир развязал России руки для торгово-экономического и дипломатического проникновения в страны Востока. Статья IX Парижского трактата объявляла, что «Его Императорское Величество Султан в постоянном попечении о благе своих подданных», дарует фирман, «коим улучшается участь их без различия по вероисповеданиям или племенам и утверждаются великодушные намерения его касательно христианского народонаселения его Империи».

Но вернемся к проблематике конференции. Понятна инициатива наших военных историков и востоковедов – использовать «юбилейный» повод для того, чтобы попытаться закрыть хотя бы часть «белых пятен» основательно позабытой эпохи. Вполне оправдано также желание пересмотреть стереотипы, связанные с восприятием событий 1853–1856 годов в историографии. Ревизия концепции «позорного поражения отсталой николаевской России» – давно назревшая необходимость. В докладах исследователей Шеремета, Бесова, Филипповых, Артамонова, Сотниченко, Медведко и других были развеяны многие мифы о войне. К моменту подписания Парижского мира мощь и обороноспособность России отнюдь не были подорваны: казна стойко несла бремя расходов, невоенные расходы за время войны не только не уменьшились, а увеличились; полностью отмобилизованная и прекрасно вооруженная (790 044 ударных ружья современного образца) русская армия в 2,6 млн человек (больше, чем в метрополиях и колониях наших противников) даже к моменту окончания боевых действий грозно нависала над Европой.

Итоговое заявление форума утверждает, что Россия не только не была разгромлена на полях сражений (по сути, пришлось оставить только Южную сторону Севастополя), но и отстояла главное, ради чего вступала в битву: «основные цели войны относительно правового, международно-признанного в договорном порядке обеспечения основных прав православного (восточно-христианского) населения Османской империи были достигнуты и был сохранен принципиально важный для социокультурной памяти человечества status quo Святых мест Палестины».

Но думается, что изложенный в ходе двухдневных заседаний огромный массив информации тянет на нечто большее, чем опровержение штампов – начинает прорастать новое представление о духовной доминанте геополитики, о религиозном факторе как важнейшем для понимания основ российской и международной военно-политической активности в Новое и Новейшее время. Восточная война предстает последней рыцарственной религиозной войной и первым конфликтом цивилизаций, открывающим совсем иные времена…

P.S. Несколько значимых фактов в заключение:

·                   Владимирский собор в Севастополе, памятник его обороны, усыпальница адмиралов М.П. Лазарева, В.А. Корнилова, В.И. Истомина, П.С. Нахимова после революции был закрыт, разграблен мародерами. Пребывал в запустении, полуразрушенным. К концу советской эпохи начали реставрировать собор, но – не усыпальницу! Когда несколько лет назад начались работы по восстановлению погребения в крипте храма, захоронение напоминало мусорную яму. Сейчас в его крипте лежат символические надгробные плиты с именами флотоводцев, но под ними, по сути, – братская могила, в которой среди ветоши и нечистот с трудом удалось обнаружить всего несколько человеческих косточек…

·                   Приглашенный на конференцию генеральный секретарь Конференции католических епископов России священник Игорь Ковалевский призвал смотреть на Крымскую войну как на событие историческое, а не религиозное, заявив в кулуарах конференции, что попытки по-новому взглянуть на историю Крымской войны – это не что иное, как идеология. («Интерфакс»).

·                   Организационным Комитетом конференции были разосланы приглашения в московские подворья представителям братских поместных Православных Церквей. Однако интерес к теме борьбы за права православных на Ближнем Востоке проявил лишь владыка Нифон, епископ Филиппопольский (г. Шахба в южной Сирии), представитель Блаженнейшего Патриарха Антиохийского и всего Востока при Святейшем Патриархе Московском и всея Руси.

Об авторе: Сергей Антоненко – шеф-редактор Вестника актуальных прогнозов «Россия: Третье Тысячелетие», редактор отдела истории религии журнала «Родина»», член Рабочей группы по подготовке конференции «Крымская (Восточная) война в культурной памяти народов России и мира».

Количество показов: 6727

(Нет голосов)