12.01.2007

Журавлев Вадим*

СИМВОЛИКА «БЕЛОГО НЕКРОПОЛЯ»

Историческая память не может быть прочной, если не основывается на исторической справедливости

13 января года по благословению Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II в некрополе Донского монастыря в Москве состоится церемония погребения останков одного из лидеров Белого движения, генерал-лейтенанта Владимира Оскаровича Каппеля. Ранее в столице России были торжественно перезахоронены выдающийся русский философ Иван Ильин и командующий Добровольческой армией Антон Деникин.

Каков символический смысл этих акции? Какое значение имеет для сегодня для нашей страны духовное и идеологическое наследие Белого Движения? На эти и другие вопросы редакции rpmonitor.ru отвечает российский историк Вадим Журавлев.

– Вадим Викторович, недавно по России, с востока на запад, провезли прах генерала Каппеля. Каково, на Ваш взгляд, значение предстоящего перезахоронения в Москве останков одного из самых знаменитых белых генералов?

– Генерал-лейтенант Каппель представляет собой несомненно выдающуюся фигуру эпохи гражданской войны. Его яркий образ не меркнет даже на фоне фигур других вождей белого движения, воплощая в себе лучшие, эталонные черты «белогвардейца»: бескомпромиссный идеалистический патриотизм, профессиональные качества подлинной военной элиты, строгую и сдержанную православную религиозность, глубокий, внутренне пережитый политический монархизм и простоту, народность, даже «демократичность» быта и практики. Как и весь костяк белого движения, Владимир Оскарович был, в некотором особом смысле, «человеком эпохи Николая II». Выходец из нижнего слоя элиты, «сделавший себя сам», он представлял собой тип человека стремительно развивающейся, экспансирующей, устремленной в будущее царской России, и не его вина, что эта Россия так и осталась нереализованной возможностью.

В отличие от генерала Деникина, невдалеке от которого ему, видимо, предстоит быть похороненным, Каппель никогда не исповедовал либеральных взглядов, не относился к числу оппозиционных «политических военных» кануна революции, а среди колчаковских командармов был чуть ли не единственным не на словах, а на деле сохранявшим верность Верховному Правителю до конца.

Характерно, что и в советском историческом мифе имя Каппеля оказалось связано именно с понятием особого качества, образца, «элиты». В снятом в 1934 году фильме «Чапаев», первом значительном советском фильме о гражданской войне, одним из ключевых эпизодов была знаменитая сцена «психической атаки», призванная, по словам режиссеров, продемонстрировать «столкновение двух воль». Хотя в реальности войска Каппеля не имели в своем составе офицерских частей, никогда не носили черной формы, не ходили в атаки под барабанную дробь и, наконец, не соприкасались с чапаевской дивизией, действуя на другом участке фронта, совершенно не случайно, что олицетворением «белой воли» братья Васильевы избрали именно неких обобщенно-условных «каппелевцев». Репутация Каппеля и его войск вполне соответствовала образу серьезного противника, вызывающего невольное восхищение чапаевских бойцов («Красиво идут!», — «Интеллигенты…»).

То, что сегодня генерал Каппель с честью упокоится в Москве, которую когда-то так и не смогли взять его войска, не столько символично, сколько хорошо и справедливо. Не думаю, что это событие в сколько-нибудь значимой степени скажется на идеологическом и политическом процессе в современной России или, тем более, на посмертной судьбе «воина Владимира». Это просто моральный долг государственному человеку, который необходимо вернуть. Возможно тогда, некими тонкими, незримыми путями, этот факт все же повлияет на судьбы нашего Отечества.

– В последние годы были восстановлены некоторые географические названия, а совсем недавно принято решение о наименованиях островов архипелага Земля Николая II (советское название — Северная земля): остров Малый Таймыр переименуют в остров Цесаревича Алексея, остров Октябрьской революции — в остров Святой Александры, остров Большевик — в остров Святой Ольги, остров Комсомолец — в остров Святой Марии, остров Пионер — в остров Святой Татьяны и остров Домашний — в остров Святой Анастасии. Как отметили депутаты Думы Таймырского автономного округа, это решение направлено на «восстановление исторической справедливости и увековечивания памяти власти Романовых, выведших Россию за 305 лет своего правления на уровень мировой державы». Какими Вам видятся дальнейшие перспективы возвращения исторической памяти России, замены обезличенных имен на имена традиционные и осмысленные?

Я считаю, что возвращение исторических имен населенным пунктам, площадям и улицам городов, поселков и деревень актуально и необходимо. Более того, я абсолютно уверен, что рано или поздно процесс расставания с «партийными псевдонимами» произойдет неизбежно. В некоторых случаях, как, например, с Ленинградской и Свердловской областями, переименование — насущная дань элементарной логике. Совершенно вопиющей является ситуация с Вяткой (Кировом), Ставрополем-на-Волге (Тольятти), Симбирском (Ульяновском), Святым Крестом (Буденновском). Иногда мне кажется, что история чеченской войны могла бы быть совершенно иной, если бы к 1995 году Буденновск вернул бы себе свое подлинное имя.

В рамках этой проблемы существует один момент, практически не замеченный обществом и, тем не менее, на мой взгляд, очень важный. Речь идет о названиях могил времен гражданской войны. Это скромные монументы в сельской местности, в райцентрах и деревнях, но их количество исчисляется десятками тысяч, и зачастую это единственные памятники исторического прошлого в данной местности, взятые под государственную охрану. Большинство из них возведены в 1930-е годы и, само собой, представляют лишь одну из противоборствовавших сторон. Заброшенные в 1990-е, сейчас во многих местах они приводятся в порядок, восстанавливаются. Каждый из них имеет официальное название, под которым он включается в современные государственные реестры объектов культурного наследия, описывается в почти повсеместно теперь издаваемых местных презентационных буклетах, альбомах, энциклопедиях, фигурирует в сельских музеях. Эти названия в подавляющем большинстве содержат формулировки, отражающие идеологические штампы прошлого: «Место расстрела жертв колчаковского террора», «Могила партизана, погибшего в борьбе с карателями», «Братская могила жертв кулацкого мятежа». Признавая культурную и историческую ценность этих памятников, следует признать, что в их наименованиях тон, уничижающий одну из противоборствующих сторон, совершенно неуместен.

В целом процесс возвращения исторической памяти может идти двумя путями: либо — при наличии соответствующей политической воли — «сверху», либо — при длительном сохранении современной ситуации — «снизу», очень медленно и зигзагообразно. Однако в любом варианте принципиально важной предпосылкой «исправления имен» является обретение обществом нового отношения к своему прошлому.

В идеале, мне кажется, в этой области должна быть принята некая общегосударственная программа, образовано что-то вроде «государственной топонимической комиссии» с представителями во всех регионах, которая за четко определенный срок (1–2 года) должна подготовить списки восстанавливаемых названий, и потом это переименование должно быть произведено одномоментным актом центральной власти.

– Основная тема Ваших научных изысканий — история белого движения в Сибири, в том числе деятельность, личность и судьба адмирала Колчака. Расскажите, каковы главные, может быть, неожиданные для широкой аудитории выводы Ваших исследований…

– Пожалуй, самым главным выводом, который я вынес из изучения истории гражданской войны, является осознание того, что история этого времени не только не написана, к ее настоящему написанию еще почти не приступали. Наши знания о ключевых людях, событиях и идеях эпохи 1917–1922 годов зачастую много беднее, чем «база данных» о Смуте начала XVII столетия. Не решены элементарные фактографические задачи. Поразительный факт: не существует полного собрания речей и писем А.Ф. Керенского за 1917 год! И это при том, что решение такой задачи достаточно элементарно. Что же говорить о полных собраниях сочинений (прежде всего переписки) А.В. Колчака, А.И. Деникина, барона П.Н. Врангеля… Законодательство многочисленных антибольшевистских режимов практически не издано. Переводы даже наиболее важных мемуаров с французского, чешского, немецкого, японского, финского, украинского и других языков не осуществлены. По сути дела, не начиналось хоть сколько-нибудь серьезное изучение иностранных архивов: под своды многих важнейших архивохранилищ Франции, Великобритании, США, Японии, Германии, Чехии и многих других стран никогда не ступала нога отечественного исследователя гражданской войны. И все это только вершина айсберга…

Неудивительно, что в этой ситуации возникает гигантский простор для чисто идеологических интерпретаций, которые строятся, прежде всего, на той или иной заранее заданной позиции автора и подтверждаются лишь каким-либо выхваченным из контекста отдельным фактом или, еще чаще, какой-нибудь «подходящей» цитатой. При этом мало кто задается вопросом: почему собственно автор данного текста написал это, а не иное, почему он дал именно такую оценку, кем был автор по своей идейно-политической позиции, в каких обстоятельствах написан данный текст, на чем, в конце концов, основана сообщаемая им информация и т.д.

Яркий пример подобной ситуации — приобретшая широкую известность интерпретация войны красных и белых как войны Октября с Февралем. И дело здесь даже не в растиражированной усилиями публициста С.Г. Кара-Мурзы характеристике Белой армии как «мешанины кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов» (заимствованной из «сменовеховского» памфлета генерала Я.А. Слащева, готовившегося к возвращению в советскую Россия). Миф о либеральном характере белого движения устраивает сегодня очень многих авторов, зачастую стоящих на совершенно различных идейных позициях.

Реалии гражданской войны были весьма далеки от этой схемы. Как хорошо показал британский историк П. Робинсон, с культурно-антропологической точки зрения, белое движение видится скорее грандиозной «реализацией средневековых понятий мужественности». Основу, костяк белого движения составляли люди бесконечно далекие от любых версий «современного», антитрадиционного мировоззрения. Однако на протяжении гражданской войны это большинство оставалось по преимуществу «молчащим», сделавшим очень мало для формулирования своей идеологии. Если мы сумеем понять причины этого молчания, нам очень многое станет понятно и в самой Второй русской смуте.

Я полагаю, что причина здесь в том, что сами по себе «политика» и идеологическое творчество в начале XX века были однозначно ориентированны на нововременные, либеральные и революционаристские образцы. Силы революции держали монополию на сам политический язык. В этих условиях подлинной контрреволюции не оставалось ничего иного как существовать в форме «прямого действия», непосредственной практики, молчаливой экзистенции… Эмигрантская поэтесса Н.Н. Снесарева-Казакова четко выразила ощущение этой ситуации в строках: «Белых армий пути терпеливые / Выше мудрости всех мудрецов...»

Безусловно, шумные эскапады тыловых правых политиков были также чужды белому движению, как и «керенская» демагогия неонародников и левых кадетов. Собственно, знаменитая идея «непредрешенчества», обычно оцениваемая либо как пример политической неискренности сил социального реванша, либо как свидетельство идейного бессилия генеральской верхушки, на самом деле была своеобразной квинтэссенцией целомудренного, апофатического отношения к политике. «Непредрешение», так же как и нейтрализованный, профессионально-бюрократический способ комплектования органов власти и многие другие черты практики белых были важны именно как явления ортогональные любой «политике», то есть были последовательно контрреволюционны.

Здесь мы естественно переходим к другой половине Вашего вопроса. Фигура Александра Колчака заслуживает существенно более серьезного внимания, чем то, которое уделяется ей в наши дни. Действительно, существует некая «загадка Колчака», и это отнюдь не вульгарный набор из Арктики, Тимиревой, террора и золотого запаса.

Перед нами, быть может, одно из последних воплощений принципа «моральной политики», если понимать мораль как жесткую иерархию сверхрациональных директив. Словосочетание «обязательства и долг» было одним из любимых речевых оборотов адмирала, средневековый девиз «делай, что должен, и будь, что будет» — самой сутью его личности. В этом отношении Колчак был вождем, совершенно конгениальным тем фронтовым поручикам, ротмистрам, штабс-капитанам и подполковникам, которые составляли «соль» и силу белого движения. Этим же он радикально отличался от большинства тыловой «верхушки» антибольшевистских армий и правительств, в подавляющем большинстве своем пронизанных лукавой эластичностью принципов.

Несколько слов можно сказать и о мистике этой фигуры. Здесь стоит отметить два внешне не связанных факта. Во-первых, известно, что в 1916 году именно Колчаку, как командующему Черноморским флотом, было поручено подготовить и возглавить операцию по взятию Константинополя. Во-вторых, в 1919 году на востоке России при личном участии Верховного Правителя был разработан новый вариант государственного герба, в который вместо императорских корон было включено изображение креста Святого Константина с девизом «Сим победиши». В этом контексте интересно отметить, что первый из известных истории предков адмирала, турецкий военачальник первой трети XVIII века Илиас Кальчак-паша происходил из знатного христианского рода Османской империи, то есть неизбежно был так или иначе связан с византийской традицией. Однако, пожалуй, следующие из подобных сопоставлений выводы далеко выходят за рамки исторической науки.

  

*Журавлев Вадим Викторович – преподаватель Новосибирского государственного университета, кандидат исторических наук

Количество показов: 7413

(Нет голосов)