13.02.2007

Константин Черемных

МАНИЯ ПРЕСЛЕДОВАНИЯ

К чему стремится европейский чиновник, обвиняя Россию в своем «отравлении»?

ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЕМ?

Американский психолог Эрик Берн однажды заметил, что фамилия, доставшаяся человеку, на уровне подсознания может сказываться не только в выборе жизненного пути, но и в профессиональном успехе. Так, в анналах мировой медицины записаны, к примеру, имена невропатолога Брэйна и нейрохирурга Хэда (автора функциональной карты мозга).

Имя швейцарского правоведа Люциуса Вильдхабера, возможно, тоже войдет в анналы истории. Во всяком случае, он прилагает к этому заметные усилия: после ухода в отставку с поста главы Европейского суда по правам человека он намеревается, по слухам, писать мемуары. А ровно спустя неделю после ухода на покой он известил мировое сообщество о том, что во время последнего визита в Российскую Федерации подвергся злонамеренному отравлению.

Приверженцам теории жизненных сценариев, разработанной Эриком Берном, будет нелегко интерпретировать всемирную славу швейцарца. Имя «Люциус» этимологически и фонетически созвучно имени «Люцифер», а «wild haben» по-немецки означает «дико иметь». Случайно ли такое совпадение, как говорится, судить не нам. Россия, как принято говорить в судебной практике, – заинтересованное лицо.

 

СКОЛЬКО СТОИТ РАСШИРЕНИЕ ШТАТОВ?

По определению задачей любого суда является поиск истины. При этом при вынесении судебного решения, помимо законодательных норм, принимаются во внимание соображения морали. Одно и то же преступление может повлечь за собой совершенно разную кару, если преступник защищал близкого или же руководствовался соображениями личной корысти.

Таким образом, любой суд признает, что любая истина относительна – кроме так называемых «плоских» истин, то есть фактов жизни, не требующих доказательств.

В случае с Люциусом Вильдхабером «плоской» истиной является факт его визита в Россию в конце октября прошлого года. Равно как и повод для этого визита – официальное приглашение российской стороны в связи с 15-летием нашего Конституционного суда.

Однако конец октября прошлого года, по случайному стечению обстоятельств, ознаменовался наложением одной «плоской истины» на другую. Дело в том, что именно 31 октября истекал срок ратификации 14-го протокола к Европейской конвенции по правам человека. Этот протокол предусматривал прежде всего расширение штата Европейского суда по правам человека в Страсбурге. А для любой межгосударственной структуры, равно как и национальной, расширение штата предполагает и увеличение финансирования.

Срок ратификации протокола, впрочем, был продлен до принятия соответствующего решения российским парламентом. 20 декабря Госдума проголосовала против подписания документа. А в начале января Президент России упрекнул ЕСПЧ в политической ангажированности. В нашумевшем интервью «Нойе Цюрихер Цайтунг» Люциус Вильдхабер жаловался на личную неприязнь руководства России к своей персоне.

Между тем высказывания российского президента были лишь ответом на весьма странное требование ЕСПЧ – добиться освобождения гражданина Молдовы Илие Илашку, находящегося в заключении не в России, а в Приднестровье, и не за политические взгляды, а за вполне конкретные и доказанные террористические преступления. По скромному мнению российского президента, страсбургский суд дважды – и географически, и юридически – вышел за пределы своих полномочий.

В самом деле, тот же господин Вильдхабер отказался удовлетворить иск семьи журналиста Дмитрия Холодова на том основании, что на момент его смерти Россия еще не подписала Европейскую конвенцию по правам человека. Непризнанное Приднестровье никто и не приглашал подписывать этот документ, а фамилия тираспольского лидера, как известно, – не Путин, а Смирнов.

Разрешить этот спор правовым способом возможно лишь путем восстановления СССР и избрания Владимира Путина его президентом. Это понятно и лицам без всякого юридического образования. Из чего следует вполне плоская истина: господин Вильдхабер, поднимая вопрос о господине Илашку, вовсе не рассчитывал на правовое решение вопроса.

Сложнее доказать другой факт, сколь бы очевиден он ни был, – что уходящий глава ЕСПЧ и вопросом об Илашку, и версией о собственном отравлении банально мстит российскому руководству за упущенную материальную выгоду, связанную с неподписанием протокола №14. Мы не вправе этого утверждать. Мы вправе лишь строить предположения – это в мировой практике не подпадает под обвинение в клевете. Как не подпадает под такое обвинение и допущение Вильдхабером возможности целенаправленного нанесения ущерба его драгоценному здоровью в России.

 

ПРИНЦИП БЕРБЕРОВОЙ

Как полагает господин Вильдхабер, подмешать ему в пищу некий яд могло санкционировать то же самое руководство России, которое его и пригласило в Москву. Суждение о подобном коварстве легко продается западному медиа-сообществу в контексте известного дела Литвиненко – тем более что глава ЕСПЧ был коварно приглашен в Россию за три дня до кончины беглого разведчика в Лондоне. Таким образом, допущение предполагает не простую, а особо изощренную аморальность Москвы.

В свою очередь, Москва вправе уличить экс-главу ЕСПЧ в аморализме ничуть не меньшего масштаба. Европейский чиновник бросает упрек тому государству, которое его принимало в гостях, и несмотря на его откровенно малоприятные суждения, дополнило его пребывание еще и культурной программой – а именно поездкой в город Владимир, центр русской православной культуры, где и произошло то ли «пищевое отравление», как полагает глава российского КС, то ли какая-то иная реакция несовместимости.

И то и другое допущение следует безукоризненной формальной логике. Различие можно усмотреть лишь в сугубо коммерческом аспекте: первую версию можно продать на мировом рынке (он же потенциальный рынок будущих мемуаров), вторую – исключительно на российском.

По совпадению, отечественные сторонники подписания Россией 14-го протокола также следуют первому из двух – коммерчески более многообещающему – ходу доказательств. Согласно формальной логике, именно Россия должна быть в первую голову заинтересована в предусмотренной протоколом модернизации правозащитного судопроизводства. Действительно, наибольшее количество исков ЕСПЧ получает из России. И чтобы ее граждане могли с наименьшими проволочками реализовать свои права, судей должно быть больше, а процесс принятия решений – менее забюрократизирован.

Однако в Государственной Думе руководствовались иными логическими соображениями. У российских правоведов возникли сомнения в том, что страсбургский суд будет более объективно рассматривать российские дела, если в прецедентных случаях решение будет выноситься одним-единственным судьей.

Фактически эта деталь модернизации мировой правозащиты должна была взволновать и другие государства. В самом деле, единоличное принятие решений совершенно не согласуется с международным правом. И даже на самом пике безоговорочно осуждаемого благочестивой Европой сталинского правления в СССР решение принималось «тройкой» – пусть и не обязательно составленной из дипломированных юристов.

Впрочем, Москву беспокоили не только количественные, но и качественные тенденции в практике ЕСПЧ. Действительно, в этот орган обращались многие граждане бывшего СССР и Восточной Европы, а вердикты в схожих случаях оказывались существенно разными. Так, многим подателям исков из Чечни, пострадавшим от действий российских военных, суд пошел навстречу. Иски прочих граждан из российских регионов ждут рассмотрения годами.

Мало того, оказалось, что в практике высшего органа европейской правозащиты даже существует разделение на «первоочередников» и «второочередников», как в советской системе распределения жилплощади. Но если в государстве, всемирно попрекаемом за тоталитаристское правоприменение, привилегии доставались ветеранам и тяжелобольным, то в практике ЕСПЧ привилегии «первоочередников» достались защитникам Михаила Ходорковского и родственникам Анны Политковской. Прочие предприниматели и журналисты, пораженные в правах в России, могут подождать. Этот принцип Люциус Вильдхабер обосновал как раз на конференции «Единое правовое пространство Европы и практика конституционного правосудия», приуроченном к юбилею российского КС.

В мемуарах эмигрантки Нины Берберовой содержалось замечательное наблюдение о различии между тоталитарной практикой и авторитарной. Если в авторитарном государстве, писала она, определенные вещи строго запрещены, а прочее разрешено, то в тоталитарном, напротив, разрешен лишь узко избранный способ поведения. Принцип отбора, предпринятый и теоретически обоснованный Вильдхабером, соответствует именно тоталитарному варианту. Чтобы удостоиться милости страсбургского суда, податель иска должен вдохновенно ненавидеть и изобличать российское государство, полемическими или экономическими способами подрывать его изнутри, совершенно независимо от мотивации. Так, милости ЕСПЧ имеют шансы удостоиться и национал-большевики, несмотря на свое устрашающее европейского обывателя партийное знамя. Впрочем, НБП удостоилась вильдхаберовской благосклонности не сразу, а лишь после того как примкнула к защитникам особо привилегированного узника Ходорковского – то есть избрала «единственно верный» способ поведения.

 

«КАРЛУША СЕЛЯНИНОВИЧ»

«Асимметричным», но безупречным – с точки зрения все той же формальной логики – ответом Москвы на попреки экс-главы ЕСПЧ стали инициативы по улучшению имиджа России за рубежом. Содержательная сторона дела предполагает – и эта истина не требует доказательств – внушительный барыш для многочисленных, в том числе зарубежных пиар-агентств. Которые при этом получают неочевидный и недоказуемый, но предполагаемый с высокой вероятностью стимул. Он состоит в том, что чем больше некие злонамеренные лица подгаживают российскому имиджу, тем больше возможностей для вполне материального укрепления собственных потенций. Формальная логика всегда создает условия для бега по кругу, на котором выигрывают лишь поднаторевшие в судейской практике рефери.

Между тем российская сторона, вынужденная отмываться от очередной порции грязи, вовсе не лишена более достойных способов защиты собственного достоинства в явно неправовой ситуации. Если глава высшей правозащитной инстанции может высказывать любые допущения, подкрепленные авторитетом столь влиятельного мирового издания, как NZZ, то и россияне вправе публично предъявить ряд столь же юридически недоказуемых, но логически напрашивающихся допущений.

Излагая свою версию об отравлении, Люциус Вильдхабер сослался не только на собственное плохое самочувствие в период визита в Россию, но и на похожий недуг, сразивший другого участника культурной программы в городе Владимире. По его словам, сопровождавший его швейцарский адвокат Карл Экштайн по прибытии в тот же самый город Базель «спал по 18-20 часов в сутки», а стало быть, мог быть отравлен тем же загадочным ядом.

В базельской клинике, где лечился Вильдхабер, его недуг сочли последствием стафилококковой инфекции – то есть, скорее всего, занесением инфекции в травмированную кожу. Может быть, Вильдхабер с Экштайном и вправду мыли руки из-под одного крана, а затем хором растирали нагноившиеся угри. Интересно другое – сама связь между двумя базельцами. Равно как и причины, по которым господин Экштайн ни на что в России не жаловался и как ни странно, и на Западе свою общую с Вильдхабером воспалительную проблему никак не комментировал.

Швейцарская общественность между тем могла бы предъявить господину Экштейну серьезные претензии. Уж кому-кому, а этому базельцу лучше любого другого швейцарца должны быть знакомы коварные реалии российской провинции. За те двадцать пять лет, которые господин Экштайн провел в России, разъезжая по ее бескрайним весям без всякого страха, он приобрел поистине уникальный опыт. Более того, он даже успел его изложить в бестселлере «Как вести бизнес в России», и настолько расположить к себе российских коллег по юриспруденции, что удостоился в отечественной прессе эпитета «первопроходец» и даже «Микула Селянинович». Уж кто-кто, а этот дока в российских делах мог бы проинструктировать старшего коллегу о желудочных и кожно-нарывных опасностях российской провинции.

В свою очередь – пусть это, казалось бы, совсем не имеет отношения к «владимирскому делу», – пристальный автор какого-нибудь отечественного издания – ну, хотя бы «Российской газеты», где Экштейна окрестили «первопроходцем», мог бы поинтересоваться хотя бы первой главой российской части биографии этого господина. Как гласит его официальный послужной список, он прибыл в Советский Союз в 1982 году качестве представителя «торгово-промышленного концерна André Lausanne», а заодно представлял ряд других крупных швейцарских корпораций, оперировавших на отечественном рынке задолго до распада Советского Союза.

Разумеется, мы вправе лишь предположить, что André & Cie SA, один из крупнейших в мире зерновых концернов, занимался подготовкой экономических основ советской перестройки, привязывая могучей стране к ногам стопудовую гирю продовольственной зависимости. Это всего лишь допущение. Впрочем, в связи с концерном André & Cie можно вспомнить и вполне «плоскую», сиречь неопровержимую истину: а именно участие этой структуры в создании швейцарской фирмы Andava, вторая часть названия которой происходила от названия Автомобильного всероссийского альянса Николая Глушкова и Бориса Березовского. И пусть в 1997 году швейцарская компания продала этим двум лицам свой пакет акций, ее роль в выведении средств «Аэрофлота» за рубеж совершенно неоспорима, как и та «плоская истина», что означенное собрание акционеров проходило в Лозанне.

Глядя на доступный в разных уголках Интернета портрет Карла Экштейна, трудно не вспомнить Эрика Берна: такую уверенность в себе и такой лучистый взгляд первопроходца может позволить себе лишь человек, фамилия которого означает «краеугольный камень». За время пребывания в Союзе и далее в СНГ базельский юрист успел поработать в качестве экономического советника правительства Таджикистана, консультанта Верховного Совета РФ по реформе школьного образования, поучаствовать в проектах TACIS в лице главы собственного фонда «Конституция» – от Москвы до Хабаровска, поруководить Швейцарским клубом в России, и возглавить консалтинговую компанию «Intergest-Россия», обучающую своих клиентов «везде чувствовать себя, как рыба в воде».

Это не единственная русская поговорка, выученная господином Экштайном в России. По его собственному признанию, его любимое русское выражение – «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Что не мешало ему, впрочем, обучать недозрелых в правовых вопросах российских бизнесменов искусству диалога с российскими же чиновниками. На эту тему им также была написана книга в соавторстве с россиянином. Впрочем, он и сам наполовину россиянин. Правда, солидное отечественное издание, с восторгом обожания сообщившее о его «смене гражданства» в 2002 году, соврало: у него не один, а два паспорта. Точно так же в Москве его знают как владельца частной юридической фирмы «Экштайн и партнеры», а в Швейцарии – как партнера MüllerMueller & Eckstein.

Господину Экштайну есть что терять в Москве: он получает оклады в МГИМО и Институте дружбы народов, партнерствует с Высшей школой экономики, а также получает гонорары за свои русскоязычные монографии. При таком масштабе деятельности и при его юридических знаниях ему должна быть небезразлична и его репутация – тот трудно оцениваемый актив, который может создаваться десятилетиями и бесследно раствориться в минуту.

Репутация большого друга России, заработанная в том числе и публичными высказываниями в защиту Павла Бородина, не очень соответствует той функции, которую приписал своему спутнику по владимирской культурной программе Люциус Вильдхабер. По его словам, Карл Экштайн занимается в России расследованием экономических преступлений. Чему-то подобному, помнится, официально посвящают себя и швейцарские партнеры Марио Скарамеллы – самого загадочного свидетеля первых конвульсий Александра Литвиненко. Что ни говори, а это партнерство – да простят меня за венерологические параллели – любопытный вид диплококка.

 

О ПРЕВРАТНОСТЯХ ЭТИМОЛОГИИ

Россия имеет право на вполне невинные и вполне внесудебные вопросы не только к господину Вильдхаберу, но и к его ближайшему соотечественнику и спутнику. Равно как и к множеству лиц, занимавшихся восторженным пиаром разных аспектов деятельности господина Экштайна. На первый взгляд правозащитное сообщество кажется неуязвимым – к примеру, один из недавно задержанных адвокатов Михаила Ходорковского имел в Петербурге репутацию несгибаемого демократа и бесстрашного обличителя КГБ. Однако коммерческая ангажированность помножила этот имидж на большой ноль. Ровно таким же образом консалтинговая фирма, которую даже предположительно подозревают в обслуживании интересов зарубежных спецслужб, из цветущего пика конъюнктуры может внезапно перейти в полный вакуум. Если этого до сих пор не произошло с фирмой господина Экштайна, то скорее не в силу избытка, а в силу недостатка западных традиций в российском обществе, где не составляет труда найти падкого на неофициальный гонорар автора, который восславит базельского гостя как нового Илью Муромца на русской земле.

В конечном счете многое в нашей жизни зависит от этимологии – то есть от того, какое определение мы применяем к общеизвестному и всем очевидному явлению. Одно и то же лицо можно назвать и правозащитником, и паразитом на бедах собственной страны; одну и ту же социальную группу – учителями бизнеса или агентами корпоративного влияния, при ближайшем рассмотрении самым интимным образом сопряженного с влиянием политическим.

Чужие версии о нашей недобропорядочности должны не смущать нас, а стимулировать к новым формам неправового ответа на неправовое стремление влезть во все дырки нашего монастыря. А если чужая фраза наносит нам ущерб не только моральный, но и материальный, у нас достаточно возможностей ответить тем же. Хотя принцип «око за око» далек от нашей всепрощенческой традиции, в особо вызывающих случаях он вполне применим. По крайней мере в качестве прецедента.

Количество показов: 2827

(Нет голосов)