28.02.2007

Мария Мамыко

ФАБРИКА ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ

Можно ли продлевать одну человеческую жизнь за счет другой?

ПРОЛОНГАЦИЯ И ЭКЗЕКУЦИЯ

Прошедший в Португалии 12 февраля 2007 года референдум по вопросу уголовного наказания за аборты показал, что граждане, индифферентные к этому вопросу, составляют 60% нации. Именно такое количество не участвовало в голосовании. 23–24 февраля в Ватикане состоялся конгресс по медицинской этике, одним из главных вопросов которого была обозначена та же проблема искусственного прерывания беременности.

Интерес Католической Церкви к вопросам медицинской этики вызван обеспокоенностью религиозных деятелей эрозией традиционных представлений о нравственных границах научных исследований и с вытеснением религиозного постулата о бессмертии души квазинаучным – о потенциальном бессмертии тела. Современный человек все более терпимо относится к пролонгации собственной жизни за счет жизни другого. Именно к этому сводится на деле целый ряд технологий, приближающих реализацию «проекта физического бессмертия».

В 2003 году на Украине учеными Центра эмбриональных тканей EmCell была подана заявка на патент так называемого «эффекта Кухарчука–Радченко–Сирмана», суть которого заключается в полном обновлении иммунной системы человека вследствие введения в организм мегадозы эмбриональных стволовых человеческих клеток. По сей день ученые не сумели доказать на молекулярном уровне действенность (и безопасность) данной терапии, что, впрочем, не мешает ее практиковать. Побочным результатом обновления иммунной системы посредством терапии ЭСК может являться отдаленный эффект геномного конфликта, который, по словам ученых EmCell, «пока не выявлен».

Пока споры продолжаются, во всем мире создаются крупные банки хранения эмбриональных стволовых клеток (ЭСК). На сегодняшний день терапия с их помощью в большинстве стран запрещена, но само наличие таковых банков и их планомерное пополнение подразумевает открытие в будущем радикально новой терапевтической системы, ведущей к перезагрузке не только человеческой иммунной системы, но и всего сознания.

Чтобы рассматривать эту проблему объективно, следует сразу учесть два фактора – как этический, так и научный, последний в данном случае выдвигает на первый план «благо малой смерти» во имя жизни. Под «малой смертью» подразумевается жизнь эмбриона, приносимая в жертву ради спасения уже рожденного человека. Все вопросы этики, разворачивающиеся вокруг абортов и связанных с ними исследований, пролегают именно через тему спасения человеческой жизни. Искусственный аборт вне научных изысканий сегодня представляет собой «личный грех», где основная ответственность ложится на заказчика процедуры. В противовес ему, аборт, совершающийся по желанию женщины, но кладущий основу научному исследованию или поставляющий биомассу для неких терапевтических целей, включает в сферу ответственности за препятствие жизни как беременную, так и ученых.

В свете этого важно понимать, что эмбрион, чьи ткани предназначены для дальнейших научных целей, абортируется не совсем обычным способом. В данном случае, перед изъятием из жизненной для него среды плод подвергается процедуре D&X («растяжение и экстракция»), без которой большая часть его тканей теряет смысл для науки, поскольку последние быстро разрушаются и становятся непригодными как для эксперимента, так и для прочих медицинских целей.

Для извлечения материала, призванного послужить науке и/или спасению болящих, во время аборта используется специальный набор инструментов. В первую очередь, с помощью ультразвукового импульса определяется положение эмбриона в матке. Если его конечности находятся в достаточной близи от шейки матки, медик вводит в ее полость специальный инструмент, которым захватывает конечность эмбриона. Частично извлекая его наружу, медики, таким образом, сохраняют жизнеспособность плода, что позволяет им прежде извлечь пригодные для последующих целей вещество мозга и внутренние органы. Если же аппарат УЗИ указывает на неподходящее для частичного извлечения положение эмбриона и конституциональные особенности женщины оцениваются отрицательно в отношении успешного исхода процедуры, в полость матки вводятся инструменты, с помощью которых в черепе ребенка перфорируется отверстие, и через него отсасывается мозговое вещество, затем производятся процедуры извлечения внутренних органов. Далее в обоих случаях эмбрион полностью абортируется и помещается в лед до последующей обработки [1].

Данная операция способна нанести существенный урон здоровью женщины, т.к. при маточном введении инструментов может быть повреждена как шейка матки, так и сама матка (структурные изменения миометрия часто приводят к бесплодию). О сути процедуры, техническом ее аспекте и возможных осложнениях, доктор, курирующий операцию, обязан проинформировать женщину заранее.

Разумеется, дебаты вокруг подобного абортирования связаны далеко не с тем, что «жертвующие» плод женщины достаточно редко информируются в полной мере, а с его этической стороной. Насколько гуманно не просто умерщвлять человеческое существо, но подвергать его весьма изощренной экзекуции?

 

КОНВЕЙЕР «МАЛЫХ СМЕРТЕЙ»

И религия, и наука дают здесь различные ответы. Религия апеллирует к наличию у эмбриона, точнее, даже еще у плодного яйца, души; наука силится доказать, что гестационный возраст абортируемого существа «не предполагает наличия у него болевых реакций», что и служит первым аргументом в защиту нравственности проводимой процедуры. Вторым увесистым аргументом науки является то, что еще не сформировавшаяся жизнь, возможно, спасет несколько жизней уже живущих людей. Впрочем, как первое, так второе и третье с научной же точки зрения является гипотезой. «Серьезной проблемой является отсутствие доказательств эффективности и безопасности применения эмбриональных стволовых клеток, – указывает член-корр. РАМН профессор Ю.Б. Белоусов. – До настоящего времени, несмотря на большое количество работ в данной области, не доказано, что клетки, образованные из стволовых клеток, можно безопасно трансплантировать взрослому организму для восстановления функции поврежденной ткани или органа. Следует помнить, что имеются большие различия между опытами in vitro и in vivo, а также между экспериментальными животными и человеком» [2]. К тому же, как будет показано ниже, материала взятого у одного фетуса (плода) недостаточно даже для спасения одной жизни.

Так насколько «экономично» для человечества уничтожать «биоматериал», которому не суждено пройти путь от зачатия и рождения до естественной смерти. Если аборту нельзя воспрепятствовать, то почему не извлечь из него хоть какую-то пользу? Противники абортов говорят о том, что подобные действия лишь послужат оправданием все большему количеству искусственного прерывания беременности. Ученые возражают, что количество абортов однозначно останется константным, в то время как их «неизбежность» способна парадоксальным образом дать продолжение иным жизням.

Все это так, однако простые математические расчеты говорят нам о том, что в случае успешности проводимых трансплантаций эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) в будущем потребуется все большее их количество, в результате чего поставка ЭСК образует операционный конвейер, и никто не поручится, что он не даст, в свою очередь, ход масштабнейшему бизнесу. Разумеется, и сейчас все исследования, разворачивающиеся вокруг ЭСК, требуют немалых затрат, а та или иная терапия с их помощью также подразумевает наличие солидной финансовой базы (одна инъекция фетальных стволовых клеток в EmCell стоит около $25000).

В 2000 году Конгресс США официально разрешил использование ЭСК в лечебных целях исключительно за счет частного финансирования, однако Джорджем Бушем было наложено вето на выращивание человеческих эмбрионов для исследований. Принятый в итоге закон оказался довольно гибким и гласит, что запрещено «получение или использование тканей человеческих зародышей, если известно, что беременность была осуществлена специально для получения этих тканей». Затруднительной представляется сама процедура доказательства инкубационного характера той или иной беременности.

Однако в случае возникновения упомянутого конвейера, в коммерческий проект могут быть включены все потенциальные матери и обслуживающие их доктора. Нетрудно представить условия, в которых женщина может быть превращена в поставщицу бесценных ЭСК, чьи злые намерения – в согласии с американским законом – могут быть подтверждены лишь добровольным признанием.

Насколько же целесообразно бесследно избавляться от абортированной «биомассы»?

Известно, что во многих ресторанах сетей фаст-фуд работает строгий закон: по окончании рабочего дня (или в другое установленное время) все непроданные блюда отправляются в мусорную корзину. Работникам под страхом увольнения запрещено съедать или забирать пищу. Считается, что потребление персоналом непроданного товара, порождает нездоровую конкуренцию в коллективе, а бесплатный хлеб в дальнейшем располагает к хищениям.

Эта некорректная аналогия уместна лишь тем, что использование абортивных отходов в каких бы то ни было целях заведомо оправдывает дальнейшее абортирование, делая сам факт аборта привычным и естественным для медицинской системы. Опубликованные в журнале University of Toronto в 1995 году результаты соответствующего опроса среди женщин выявили, что 17% опрошенных в случае беременности согласились бы ее искусственно прервать, если абортированная ткань «послужила бы науке».

 

«ТЕРАПИЯ» С СОМНИТЕЛЬНЫХ ЭФФЕКТОМ

Покойный академик Кулаков, директор НЦАГиП РАМН, в свое время, назвав эмбриональные клетки «благодатным объектом для науки», выдал долгосрочный прогноз: «Их надо хорошо изучить, а потом думать о применении: эмбриональными клетками занимаются очень серьезно, но использовать их можно будет, может быть, через 30–40 лет, когда научатся ими управлять, а эта проблема настолько же глобальна, как и проблема роста раковых клеток» [3]. Подобная глобальность никоим образом не включает в себя сам вопрос о целесообразности проведения абортов, но является оправданием их, причем в тем большей степени, чем большее количество их совершится. В данном случае мы не выставляем оценок тем или иным действиям, но, обратившись к логике, констатируем ее простые выводы.

Вытекающим отсюда вопросом становится вопрос об использовании клеток избыточных эмбрионов, полученных in vitro (с целью искусственного оплодотворения), а также «более молодого» абортивного материала (бластоцистного) in vivo, когда беременность составляет считанные дни, что в свете выше описанной процедуры изъятия плода может показаться более гуманным. Однако подобные методы сегодня показывают низкую перспективность. Стволовые клетки, не прошедшие этап «обучения», роста в среде живого организма, показывают низкую, практически нулевую терапевтическую эффективность. Бластоцистные СК, в свою очередь, потенциально канцерогенны, а механизм их дифференциации остается нераскрытым. Так, исследование 2003 года показало образование злокачественных опухолей у экспериментальных животных в ответ на введение им ЭСК [4]. Таким образом, оптимальными в сфере исследования и применения оказываются эмбриональные клетки человеческого плода, чей возраст составляет 17–24 недели.

Что касается клонирования ЭСК, то этот вопрос остается открытым, поскольку подразумевает умерщвление «искусственно» выращенного, но, все же, человеческого существа, право на лишение жизни которого уже не принадлежит конкретной женщине. Тем не менее, британское правительство в 2000 году первым в мире разрешило клонирование эмбриональных стволовых клеток для тканево-инженерных и последующих лечебных целей и санкционировало их бюджетное финансирование (общий объем около $30 млн), а в Евросоюзе в целом использование эмбриональных СК человека в исследовательских целях было разрешено в июле 2006 года.

Конвейерный забор ЭСК у клонированных эмбрионов, таким образом, является лишь вопросом времени, которое понадобится для юридического распределения прав на жизнь клона. Что, впрочем, может никак не повлиять на преимущество классического абортивного материала, каковой по затратам и качественным показателям оказывается более приемлемым. Еще в 2004 году английскими учеными были проведены анализы экспрессии генов, которые выявили нарушения регуляции многих генов у клонированных мышат, ввиду чего со временем у клонов развились тяжелые патологические расстройства и масштабное нарушение обмена веществ, не обнаруженные в раннем возрасте [5].

Эмбриональные клетки также более универсальны для трансплантационных целей, чем СК взрослого человека, поскольку имеют слабо выраженный комплекс гистосовместимости и, считается, имеют мало шансов быть отторгнутыми организмом человека.

Гипотетически еще более перспективными могут оказаться амниотические стволовые клетки (АСК) [6], выделенные из околоплодной жидкости беременной женщины: они не являются опухолеобразующими и не требуют разрушения эмбриона. На их исследование понадобятся годы, но результат, возможно, будет весьма позитивен.

Однако на деле одна проблема замещается другой, т.к. амниоцентез (забор амниотической жидкости) – потенциально опасная процедура, в ряде случаев ведущая к самопроизвольному аборту, и может быть показана очень ограниченному числу женщин. Назначение амниоцентеза большому количеству беременных женщин в случае положительных выводов исследования АСК – вполне реальная перспектива, также ставящая под угрозу выживаемость человеческих эмбрионов, еще более опасная тем, что амниоцентезу подвергаются женщины, намеренные рожать. Трудность состоит и в том, что данной процедуре подвергаются те беременные, в анамнезе которых есть предпосылки возможных аномалий плода, его инфицирования и т.п. Таким образом, АСК, взятые у женщин с потенциально нездоровым плодом, могут быть заведомо негодными для терапевтических целей. А это означает, что забор амниотической жидкости должен осуществляться исключительно у здоровых женщин с хорошей наследственностью, каковые вряд ли пожелают добровольно ставить под угрозу жизнь своего ребенка.

В связи с этим общество, очевидно, должен волновать этот вопрос и в контексте демографической проблемы. Сузятся или расширятся рамки демографического кризиса в случае успешного лечения ряда тяжелых заболеваний эмбриональными (фетальными) стволовыми клетками? И если да, то какая жизнь перспективнее – воплощенная в зародыше или уже существующая как личность и гражданин? Ответом на этот вопрос могут послужить данные о том, что для излечения одного пациента требуется материал, взятый от нескольких эмбрионов (лишь одна инъекция ЭСК равняется жизням, как минимум, четырех «фетусов»). Немаловажно и то, что значительная часть болезней, на которые направлена терапия эмбриональными стволовыми клетками, являются старческими.

Но главное – эффективность и безопасность подобной терапии под большим вопросом. В 1999 году опубликованное в Nature Neuroscience (№12) исследование показало, что введение эмбриональных стволовых клеток пациентам с заболеванием Паркинсона дало положительный сдвиг в одном из семнадцати случаев, однако и здесь не исключается эффект плацебо.

 

ВАКЦИНЫ И РЕЛИГИОЗНАЯ ЭТИКА

С этим вопросом тесно смыкается и этическая проблема вакцинации, в большей степени интересующая религиозных людей (всех остальных должен волновать возможный канцерогенный потенциал данных препаратов). Речь идет о вакцинах, в той или иной мере содержащих абортивный материал. Один из известных аргументов в защиту подобных вакцин гласит, что единичное число абортов послужило выращиванию специфических клеточных линий, что является частичной правдой. Прежде чем разработана подходящая для производства вакцины клеточная линия, происходит череда экспериментов, большая часть из которых не ведет к чаемым результатам. Так, создание вакцины против краснухи насчитывает 62 документально зарегистрированных аборта, вовлеченных в исследование [7]. Впрочем, как и в случае с успешностью терапии при помощи ЭСК, так и в случае даже теоретически положительного эффекта вакцинации, любое количество абортов, лежащих в истоках создания того или иного препарата, является их заведомым оправданием, придающим даже мученический и жертвенный ореол тем, кем были пожертвованы ткани.

Парадокс заключается в том, что отступление от правила безотходного использования человеческой биомассы не влечет за собой ущерба для успешного производства вакцин. Возможно, вакцинология как наука от этого только потеряет, но вакцинации как орудию «иммунизационного охвата» важен не материал, на котором произведены ее препараты, а эффективность последних. Как известно, сегодня существуют и равноценные, по заключению самих вакцинологов, аналоги вакцин, созданных на основе человеческого абортивного материала, какового эти аналоги не содержат.

Ответ на вопрос о том, насколько этично верующим людям использовать препараты, содержащие клетки абортированных человеческих плодов вытекает из запретов и порицаний искусственного прерывания беременности, находящихся в священных текстах и законах тех или иных религий. Для христиан таковым может служить правило Пято-Шестого Вселенского Собора 691 года: «Жен, дающих врачевства, производящие недоношение плода в чреве, и приемлющих отравы, плод умерщвляющие, подвергаем епитимии человекоубийцы».

В XX веке пришлось разбирать данный вопрос еще раз, чтобы уточнить детали и сформулировать их на современном языке. И Церковь снова подтвердила, что выступает категорически против использования эмбриональных (фетальных) стволовых клеток, а также тканей и органов абортированных человеческих зародышей. Настоящее положение закреплено в параграфе XII.6 Социальной концепции Русской Православной Церкви и закономерно распространяется как на методы терапии ЭСК, так и на препараты (включая вакцины), содержащие абортивный материал.

 

СТАНЕТ ЛИ ЖИЗНЬ ТОВАРОМ?

Совершенно очевидно, что сегодня общество еще «не готово» к тотальному принятию использования абортивного материала в лечебных целях. Очевидно, понадобятся годы (30 или 40 лет, названные проф. Кулаковым) для осуществления столь глобального проекта. За эти годы вместе со сменой поколений возможно и обновление восприятия человечеством пролонгации жизни за счет прерывания другой жизни, когда подобная процедура будет иметь статус «смерти во благо». Ощутимым препятствием на этом пути становятся религиозные институты, сохраняющие непримиримые позиции в отношении абортов, создания клонов и их умерщвления. Однако уже сегодня упомянутый в начале статьи референдум, проведенный в одной из самых патриархальных стран Европы, показывает уменьшение электората из числа верующих, а, следовательно, и паствы, сохраняющей незыблемость нравственного фундамента.

Наступление цивилизации на страны «третьего мира» и секуляризация государств, исповедующих традиционные религии, является также предуготовлением почвы для засева ее радикально новыми идеологическими и мировоззренческими установками, дающими абортам не только моральное оправдание, но и возводящими жертвовательниц эмбриональных (фетальных) тканей в ранг едва ли не «новых святых». Разумеется, в данной ситуации будет исключена всякая возможность психологической коррекции эмоционального состояния готовящейся к аборту женщины: принятое ею решение об изъятии плода станет оберегаться так же бдительно, как некогда сам плод.

 

[1] The Hand Of God - A Journey from Death to Life by the Abortion Doctor Who Changed His Mind. The Autobiography of Dr. Bernard N. Nathanson, M.D. Published by Regnery Publishing, Inc.. Published by Regnery Publishing, Inc.

[2] Ю.Б. Белоусов, член-корр. РАМН, проф. Этическая экспертиза биомедицинских исследований. Первое издание. – Россия, Москва, апрель 2005 г.

[3] «9 Месяцев», 2004, № 9

[4] Hochedlinger, K. & Jaenisch, R. Nuclear transplantation, embryonic stem cells, and the potential for cell therapy. N. Engl. J. Med. 349, 275–286(2003).349, 275–286(2003).

[5] Human cloning – the science and ethics of nuclear transplantation. Jaenisch R N Engl J Med 351: 2787–2791 (2004).

[6] Isolation of amniotic stem cell lines with potential for therapy, Nature Biotechnology– 25, 100–106 (2007)

[7] Behavior of rubella virus in human diploid cell strains. II, Studies of Infected Cells.1967; 21 (3): 296–308.

Количество показов: 3889

(Нет голосов)