RUS ENG
 

ГЛАВНАЯ
ГОСУДАРСТВО
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
ЭКОНОМИКА
ОБОРОНА
ИННОВАЦИИ
СОЦИУМ
КУЛЬТУРА
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
ПРОЕКТ «ПОБЕЖДАЙ»
ИЗ АРХИВОВ РП

Русский обозреватель


Новые хроники

11.11.2009

Константин Черемных

ОЧИСТКА СЛОВА ОТ ШЕЛУХИ. Часть 1

Заметки на полях независимого доклада «Модернизация России как построение нового государства»

ФРАГМЕНТАРНОСТЬ ПАРАЛЛЕЛЕЙ

В экспертном сообществе продолжает навязчиво звучать параллель сегодняшнего времени с начальным периодом горбачевской перестройки. Что общего между тогдашним Советским Союзом и нынешней Россией? Экономика позднего СССР являла собой сочетание мощного и высокопроизводительного индустриального и военного потенциала с неэффективным оборотом продукции, где возрастал удельный вес бартера и прогрессировал дефицит в системе государственного распределения. Сегодня сохранившиеся индустриальные, в том числе военно-промышленные гиганты дышат на ладан, производительность в 6 раз отстает и от ЕС, и от Китая, зато мелкое частное производство благополучно обеспечивает тривиальный потребительский спрос. То есть разница не просто качественная, а зеркальная.

Сходство, таким образом, усматривается в политической сфере. Описывается оно, впрочем, лишь в самом общем виде: тогда «оттепель» и сейчас «оттепель». Фактически ее главная ипостась – международная: сходная семантика с характерным образом нажатия кнопки, открытие территории для чужих полетов – ежедневный вооруженный Матиас Руст, переговоры о взаимоуничтожении баллистических ракет. Во внутренней политике параллель видится в неэффективности аппарата нынешней условно-правящей партии с поздней КПСС, хотя отождествление было бы явной натяжкой: по словам заместителя главы президентской администрации Владислава Суркова, сегодняшняя партийность чиновника – всего лишь дополнительная мотивация, а отнюдь не прямая ответственность за выполнение плановых показателей и тем более за личный моральный облик.

Есть, впрочем, еще один параметр сопоставления, который, вопреки кардинальным различиям политического устройства, излагается экспертами не прямо, а скорее эзоповым языком: раздвоение высшего субъекта власти, навевающая воспоминания о личном противоборстве Горбачева и Ельцина. При этом, однако, вожделения особой, привилегированной роли гуманитарной интеллигенции связываются с тем из двух лиц, которое сегодня ассоциируется с Горбачевым.

Как и последний генсек КПСС, Дмитрий Медведев, в противоположность предшественникам, открыт публике и активно ищет обратной связи. Как и на финальной стадии советского социализма, эта связь организуется одновременно с условно правыми и левыми, радетелями за порядок и силу и адвокатами безбрежной политической конкуренции. И условно правые, и условно левые за редкими маргинальными исключениями, рассчитывают, что «президент-блоггер» выберет их сторону из двух взаимно противостоящих.


ВРЕМЯ СИНТЕЗА

Качественное отличие от ранней перестройки состоит в том, что нарастание социально-экономических проблем не сопровождается столь же обвальным нарастанием энтропии в политическом мышлении. Не формируется, к удивлению для внешнего наблюдателя, радикальных протестных движений с популярными потребительскими лозунгами; левые не становятся левее, а правые – правее. Напротив, две стороны спора о ближайшем будущем страны прислушиваются друг к другу, говорят на общем языке и находят общие позиции при самой категорической противоположности базовых идейных конструкций. Более того, как ни поразительно для отчаявшихся интеллектуальных сообществ ближнего зарубежья, некоторые патентованные скептики становятся заинтересованными советчиками власти – вместо того, чтобы самозабвенно выворачивать их подноготную, тайные пружины и личные переговоры на всеобщее обозрение.

Еще одно отличие – в способности экспертного сообщества не только слышать, но и принимать аргументы, ранее изложенные оппонентами или конкурентами. Так, если сопоставить теоретические статьи Института национальной стратегии весны-лета этого года с последним докладом Ильи Пономарева, Михаила Ремизова и соавторов, то можно обнаружить пополнение арсенала идей на поднятую Медведевым тему модернизации недавно высказанными соображениями других неравнодушных аналитиков.

Так, по определению авторов доклада, модернизация, особенно на первых этапах, предполагает «безусловный приоритет инвестирования/накопления над потреблением, “цивилизации труда” над “цивилизацией досуга”. В совсем недавней публикации Станислава Белковского и Михаила Ремизова «Специальная теория модернизации» приоритету потребления в конкретной цивилизации противополагался приоритет накопления; не артикулировался и индустриальный аспект модерна, речь больше шла об институциональном и культурном аспектах. Уместно предположить, что новые формулировки сложились не без влияния Вячеслава Иноземцева, поставившего индустриальное развитие выше инноваций в трактовке содержания модернизации.

Впечатление подкрепляется последующими тезисами: «“Постиндустриализм” без “индустриализма” будет, в самом лучшем случае, крайне узким, анклавным (страна не может сформировать полноценную экономику знаний, если не использует эти знания в собственном производственно-практическом опыте) и не сможет обеспечить поступательное и связное развитие всего общества... Неоиндустриализация – один из важнейших аспектов модернизации». В дальнейших рассуждениях авторы уже не повторяют, а логически продолжают аргументацию Иноземцева, ставя вопрос об ориентации на внешний или внутренний рынок, импорт технологий или их собственное развитие и в обоих случаях выбирая второй вариант.

Такое развитие тезиса Вячеслава Иноземцева об индустриальной эпохе как о необходимом мостике от деиндустриализации к экономике знаний – полемика уже не только с самим Иноземцевым, в представлении которого «задача России – создать к 2020 году единое экономическое и социальное пространство с Европейским Союзом» («Ведомости», 02.11.2009), но и с Вячеславом Сурковым. Напомним, заместитель главы Администрации президента в 2005 году в интервью Spiegel утверждал: «Технические, интеллектуальные решения нужно искать на Западе. Представление, что мы сами на ровном месте что-то изобретем – оно нелепо», а в недавнем интервью «Итогам» повторил этот тезис: «Никакой суверенной модернизации не может быть. Тут я поставил бы обратную задачу. Чем более открытыми и дружелюбными мы будем и чем больше мы благодаря этому сможем получить от передовых стран денег, знаний, технологий, тем сувереннее и сильнее станет наша демократия».

В свою очередь, в перечне требуемых черт модернизационной элиты третьим пунктом называется «ориентация на производительные и общественно необходимые виды деятельности (например, предприниматели и руководители ведомств должны конкурировать в развитии подшефных технологий, а не спортивных клубов, гордиться атомными проектами и новой вертолетной площадкой в Усть-Урюпинске, а не успехами подопечных в британской футбольной премьер-лиге)». Авторы «Русской доктрины» не могут не услышать в этом тезисе, особенно в термине «общественно необходимые виды деятельности», отзвук собственных заветных мыслей, не пропавших втуне. Столь же созвучны «Русской доктрине» идея формирования параллельных структур, обеспечивающих переход к новому качеству; идея инвентаризации «осколков» советского модернизационного наследства; наконец, упоминание калашниковских «городов будущего».

То обстоятельство, что в экспертном сообществе происходит не распад, а синтез, исторически закономерно. Национальный опыт последней четверти века слишком жесток и поучителен, чтобы не усваиваться; период усвоения достаточно велик, чтобы большое виделось на расстоянии, и достаточно мал, чтобы его не ценить; наконец, более серьезная, чем еще год-два назад, угроза нового распада национального субъекта прямо или косвенно сигнализирует интеллигенции, что если все и дальше продолжит плыть по течению, то завтра она, интеллигенция, уже не сможет претендовать на роль властителя дум своей культуры: не будет нации – не будет культуры – не над чем будет и властвовать. Этих трех поводов достаточно, чтобы перестать паясничать и самолюбоваться, и применить свой интеллект для содействия распутыванию самых трудоемких узлов, тянущих нацию на дно.


ИНВЕСТОРЫ, КОТОРЫЕ НИЧЕГО НЕ ИНВЕСТИРУЮТ

В докладе Пономарева–Ремизова повторено уже прозвучавшее в «Специальной теории» предупреждение о том, что термин «модернизация» может быть заболтан, затаскан и затоптан ногами до такой же неузнаваемости, как это уже случилось с термином «демократия». Повод есть: в течение октября термин, ставший «символом эпохи», стал предметом, с одной стороны, бодрых рапортов региональной бюрократии не только по количественным (число инновационных малых предприятий), но и по псевдокачественным (повышение энергоэффективности) параметрам; с другой стороны – удобной политической мимикрии будто бы невинно пострадавших лиц, патентованных интриганов, давно и настырно лезущих во властители умов.

Как иронически отмечают авторы, «крупные отряды бюрократии понимают модернизацию как локальную (точечную) замену аппаратных кадров, то есть замену «не совсем правильных» чиновников на «совсем правильных», принадлежащих к определенным (сиречь самым лояльным) группам или кланам. Иными словами, «символ эпохи» грозит превратиться в образ агонизирующего академика Сахарова, которого перед выборами 1989 года алчущие власти либерал-карьеристы переставляли, как предмет, чтобы поудобнее сфотографироваться на его фоне.

Подобное стремление авторы наблюдают и у изрядной части экспертного сообщества. Здесь не даст соврать Марина Литвинович, услышавшая в предложении Евгения Гонтмахера создать «новую экспертную структуру, строящуюся от Путина с Медведевым», желание поучаствовать в новой вертикали власти, которая теперь будет «как будто “своя”, “нормальная”, “правильная”». При этом сама г-жа Литвинович, высмеивая подобострастие собрата по разуму, тут же, в той же записи на личном сайте под скромным названием «Сила-воли.я.ру», выражает сожаление о том, что призыв президента «вперед и вместе» не воспринимается всерьез, поскольку его «предложение, открывающее шлюзы для общественной инициативы всё же значительно лучше любой авторитарной демократизации a la Путин».

Еще в меньшей степени страдает скромностью «гражданин Российской Федерации из СИЗО №99/1», предложивший термин «поколение М.» – то ли от слова «модернизация», то ли от собственного имени. В отличие от Гонтмахера и даже Литвинович, бывший олигарх нефтяной отрасли делит месседж президента на две части: одно я не признаю, другое меня вполне устраивает. «Например, недвусмысленное признание, что никакая модернизация не может оправдывать огромные человеческие жертвы, приносимые на ее алтарь (примеры: Петр I, Сталин); достаточно верная констатация современного состояния российской экономики; прямое заявление, что коррумпированные чиновники и коррумпировавшие их бизнесмены будут против модернизации, так как паразитическая “экономика трубы” их полностью устраивает». Тем самым Михаил Ходорковский удивительным образом отделяет себя от категории «коррумпировавших бизнесменов», а корпорацию «ЮКОС» – от «экономики трубы».

Самоощущение политического узника вдохновляет олигарха на классовый подход к модернизации. Одна из системообразующих составных частей описанного им класса – эмигрировавшие специалисты. Обитатель СИЗО №99/1 здесь ничего своего не изобретает, а интегрирует в свою теорию тезисы профессора Магаршака, воспроизведенные с «НГ» на личном сайте Анатолия Чубайса. Этот «антисинтез» весьма показателен хотя бы по той причине, что господин Чубайс как раз являет собой по формальному статусу государственного чиновника, управляющего средствами по продвижению в жизнь «символа эпохи» – в самом деле, что может быть «модернизационнее», чем нанотехнологии?

Более того, для господина Чубайса занятость своими прямыми, то есть нанотехнологическими обязанностями оказывается оправданием неявки на заседание комиссии по Саяно-Шушенской ГЭС. Поскольку именно в этот день 29 октября у него назначена важная командировка – а именно в США, в штаб-квартиру алюминиевой корпорации Alcoa.

Сам факт этой командировки, конечно, еще не повод для того, чтобы считать руководителя «Роснано» лоббистом мирового алюминиевого гиганта, сегодня «заткнувшего за пояс» российского конкурента – UC Rusal. А если главе конкурирующей компании приходится для визита в те же США заключать сделку с ФБР, то это его личные проблемы. И что бы ни рассказывал про подноготную металлургической отрасли ущемленный конкурент Михаил Живило, на сегодняшний день Олег Дерипаска и Анатолий Чубайс пребывают в весьма различном статусе на мировой арене. И что одному не простят, в том числе материально, на одном и том же гидроэнергетическом объекте, то другому – как с гуся вода.

Точно так же недоказуемо, что безупречная вселенская защищенность главы «Роснано» (его госкорпорации, в отличие от Фонда ЖКХ и «Росавтодора», не требуется предоставлять финансовую отчетность Совету Федерации), обусловлена его подходом к инновациями: корпорация, по его словам, поддерживает лишь те нанотехнологические проекты, которые хорошо торгуются. Разумеется, на международных рынках. А которые плохо торгуются, ему безразличны, будь они тысячу раз полезны для отечественной экономики. И надо заметить, что такой подход применяется не только в «Роснано», но и во всех так называемых «инкубаторах» новых технических идей, созданных при технических вузах для скорейшей и беспрепятственной реализации.

На днях либерал Сергей Алексашенко обиделся на патриота Владислава Суркова за тезис о том, что в России за пореформенный период не выросло «ни Фордов, ни Эдисонов, ни Биллов Гейтсов». По утверждению бывшего зампреда ЦБ, ныне преподающего в Высшей школе экономики, отечественным авторам новых идей мешало государство, поскольку ставило больше препятствий частному бизнесу в машиностроении, нежели в сырьевых отраслях. Оттого-то, дескать, машиностроение и лежит сегодня на боку, что на пути приватизации нефтяных скважин «государство ставило гораздо меньше барьеров, чем на пути модернизации “Пермских моторов” или “Силовых машин”».

Следует, однако, заметить, что в упомянутые г-ном Алексашенко машиностроительные фирмы иностранный бизнес пришел раньше и вошел глубже, чем в нефтянку. Причем, как утверждают некоторые специалисты отрасли, у «Пермских моторов» партнерство в технологической области с американской Pratt & Whitney началось куда раньше самой приватизации. Что касается предприятий «Силовых машин», то еще в начале 90-х их совладельцами стал их дореволюционный владелец Siemens, а потом – задолго до кризиса – от их акций отказался. Кто же помешал цивилизованному западному партнеру внедрить на наших производствах столь же продвинутые технологии, как в Германии, и производить с выгодой для себя, используя дешевизну рабочей силы?

Этому выгодному делу западные компании предпочли импорт квалифицированных технических кадров, что на первый взгляд дело более затратное и хлопотное. Теперь гг. Магаршак и Ходорковский хлопочут об их возвращении, чтобы они искали здесь новые молодые умы. А для «инкубаторов», где это обучение будет происходить, г-н Магаршак предлагает установить «нулевые» налоги.

Каков будет эффект от этого начинания? Все апологеты инноваций ратуют за создание «островков» для их выращивания. Я побывал в таком функционирующем «островке» в Санкт-Петербурге. Выглядит это так: к новому зданию Университета коммуникаций прилепился одноэтажный сборный домик, вроде тех, в которых пекут шаурму, только с надписью «Технопарк “Ингрия”». В домике две комнатки с рабочими местами для компьютеров и одна – для деловых встреч. К школьной доске магнитом небрежно прилеплены листочки бумаги с перечнем мероприятий. Под рубрикой Urgent бумажечка – «организовать фуршет». Организаторы, мечтая, когда на соседнем пустыре вырастут мощные корпуса технопарка, с гордостью сообщают, что каждую неделю сюда приходят со своими технологическими разработками студенты университета, и инвесторы – которые, как предполагается, и оплатят строительство настоящего технопарка – выбирают из этих идей самые продвинутые с точки зрения маркетинга. Вопрос: что более реально – воплощение в жизнь технопаркового прожекта или же эмиграция самых продвинутых юных умов?


ДЛЯ ТЕХ, КТО ЕЩЕ НЕ ПОНЯЛ

Но вот беда: сколько Владислав Сурков ни тверди, что никакой суверенной модернизации не бывает, а главным рецептом обновления является дружелюбие к инвесторам, которые ничего не инвестируют (прошу прощения за парафраз), либералы из Высшей школы экономики все равно ему не верят, ибо он, по их оценке, рассматривает модернизацию как федеральную целевую программу, в то время как ею, то есть модернизацией, должен заниматься бизнес без всякого участия государства. Одну минуточку: а почему же тогда от государства требуется целенаправленное предоставление налоговых привилегий для вышеописанных «наноинкубаторов»?

Хотя речь идет вроде бы об экономике, получается точь-в-точь как в политике: сколько возможностей Михаил Горбачев в последние годы своего правления ни создавал для политического плюрализма, все равно нашлась Новодворская, отвергшая все его дары, ибо они происходят от «системы». И даже если число «наноинкубаторов» превысит число студентов, гарантам этого дружелюбия все равно не достанется ни малейшей благодарности. Зато государственное управление экономикой в западных странах, в период кризиса захватившее «священную» сферу финансов, преподавателей ВШЭ почему-то совершенно не тревожит.

Можно называть подобный подход как угодно – хоть предвзятостью, хоть придурью, хоть двойной моралью, но налицо, что называется, hard facts: даже пребывая в полубанкротстве, на печальном фоне градостроительного и экономического запустения, корпорация General Motors гордо отказалась от продажи своего германского актива российскому Сбербанку. Оттого, то господин Греф мало гнул спину, сопровождая Олега Дерипаску в Вашингтон, или оттого, что Дерипаска предоставил мало «чувствительной информации» ФБР? Да нет: просто оттого, что оба русские. Это просто и неизменно, как пожизненный приговор.

Запад не обязан нас любить, сказал в своем интервью Spiegel четырехлетней давности Владислав Сурков. Он и не любит. В том числе и во времена, когда мы расслабляемся и демонстрируем ему максимальное дружелюбие. Разница только в том, что в такие периоды Запад с большей выгодой для себя нами пользуется – нашими ресурсами, нашими умами, нашим пространством.

Другое дело, что Запад по тем или иным соображениям – кстати, независимо от нашего поведения – говорит нам лестные слова. К примеру, в последние годы нас причисляли к rising economies – растущим экономикам. А мы были не rising economy, а bubble economy.

Будь Запад честен к нам, нас бы не захваливали, а предупреждали о рисках. Будь европейские партнеры с нами искренни, в самом деле желая, как почему-то думает Вячеслав Иноземцев, создания с нами единого экономического и социального пространства, украинская ГТС еще в 2004 году была бы модернизирована Россией и Германией на двоих, и не пришлось бы влезать в дорогостоящие обходные проекты-ловушки на условиях так называемого «переплетения». И те же Германия и Франция не стали бы поддерживать заведомо дегенеративные «оранжевые революции» – более того, предупредили бы нас о подобных заокеанских планах. И расправу над Южной Осетией оправдывать бы не стали.

Самое ценное в докладе Пономарева и Ремизова, намеренно адресованном либеральной аудитории, намеренно написанного на языке, ей понятном и с привлечением авторитетов, для нее приемлемых – в доказательстве факта, мягко говоря, бесполезности Запада для российской модернизации – ни в качестве примера, ни в качестве донора. Эта истина, давно понятная промышленникам, разъясняется интеллектуалам-гуманитариям обстоятельно и последовательно, с расчетом на ее элементарные исторические познания и обоснованный страх за судьбу потомства. Можно, конечно, спросить: а стоит ли метать бисер? Стоит – хотя бы по той причине, что часть этой интеллигенции не только вхожа в круги, принимающие высшие политические решения, но и пользуется там идеологическим влиянием.

Элементарные истины о том, что модернизация, если приступать к ней всерьез, больше обоснована эндогенными, внутренними причинами; что ее экспортная ориентация заведомо предполагает бедность собственных сограждан – а значит, отставание не только от Запада, но и от сегодняшнего Востока; что без собственного, незаемного и беспрецедентного варианта модернизации не обойтись ввиду совпадения кризиса мира с кризисом нации, которое само по себе беспрецедентно; что этот вариант может потребовать и чрезвычайных мер, и неконституционных органов (кстати, можно было бы упомянуть, что в США новых антикризисных структур с особыми полномочиями уже создано целое множество) – увы, приходится растолковывать не только столичному среднему классу, но и чиновникам, и депутатам, и изрядной части поколения 1990-х годов рождения, хорошо ориентированного в виртуальной реальности, но весьма слабо представляющего себе, откуда берутся тепло и хлеб, когда и почему случилась Вторая мировая война, и почему их родная страна два раза на протяжении века поменяла название. А из этого поколения, кстати, вскоре будет рекрутироваться новая смена не только бизнеса, но и исполнительной власти.

(Окончание следует)


Количество показов: 8704
Рейтинг:  3.11
(Голосов: 1, Рейтинг: 3.11)
 © GLOBOSCOPE.RU 2006 - 2024
 E-MAIL: GLOBOSCOPE@GMAIL.COM
Русская доктрина   Институт динамического консерватизма   Русский Обозреватель   Rambler's Top100